Последняя встреча братьев была тягостной. Исаак проклинал переезд в Израиль, плача, говорил, как хочет увидеть перед смертью родное Подмосковье, как хочет быть похороненным в России, чтобы над могилой росла береза. Ругал свою жену, не позволившую ему уехать умирать на Родину. Майя Абрамовна, жена Исаака, хмурилась, не скрывая свое раздражение. Тоски мужа по России она не разделяла, истово ненавидя страну, где родилась и выросла. Страстные, отчаянные мольбы мужа отвезти его перед смертью на Родину жестко отвергала, считая их блажью, глупой и вредной. И как он посмел поведать об этом глупом желании своему братцу, ограниченному и упертому в своей преданности этой грязной, нищей стране. Хорошо еще, что Матвей с дочерью в гостинице остановились, иначе трепались бы с утра до полуночи. Но в разговор братьев не смела вмешиваться, были на то причины.

Через три дня после похорон Майя позвонила Матвею, предложила встретиться сегодня же в кафе.

— Надо решить одно дело, равно важное для всех нас. А потому пусть и Ева придет, — сказала она, подчеркивая интонациями важность предложенной встречи.

Матвей вздохнул. Большой симпатии к жене брата он никогда не испытывал. Ее же поведение в последние дни, часы жизни Исаака напрочь отвратили Матвея от этой женщины. Но идти придется. Вместе с Майей, к досаде Матвея, пришла его младшая дочь Римма. С Риммой он, конечно, не раз встречался в эти дни в доме Исаака, на похоронах. Встречался, но почти не общался, ограничиваясь холодными приветствиями. Римма тоже не проявляла желания поговорить с отцом, со старшей сестрой.

— Матвей, насколько знаю, ты и твоя супружница уже на пенсии. — Майя сразу же взяла инициативу в свои руки. — Это так?

Матвей поморщился. То, что родственники не жаловали его жену, презирая выбранную ею жизненную стезю, не было для него откровением. Женитьба Матвея всегда была предметом для кухонного перетряхивания чужого грязного белья. Впрочем, также относилась к Марине и ее собственная родня. Но сейчас эта неприязнь прозвучала нарочито, чересчур нарочито. Майя явно подчеркивала вину Матвея перед семьей.

— Так, — кратко ответил он.

— Ева, а ты, как я слышала, хорошо устроена, успешно делаешь карьеру. Если не секрет, сколько ты сейчас зарабатываешь?

Ева, усмехнувшись, назвала сумму в долларах. Римма одарила сестру завистливым взглядом. О таких заработках ни она, ни Борис не смели и мечтать.

— Великолепно, — заулыбалась Майя. — Так вот, Матвей, мы, здешние родные твои, обсудили все и решили, что ты должен продать свою московскую квартиру. Я консультировалась со знающими людьми: сейчас твоя квартира стоит не менее сто пятидесяти тысяч долларов. Очень достойная сумма по израильским меркам. Так вот, десяти, пусть даже двадцати тысяч тебе хватит, чтобы купить себе хорошую квартиру в каком-нибудь поселке в соседней с Московской области и переехать. Ева, при своих заработках, вполне может снять квартиру в Москве. А сто тридцать тысяч ты должен отдать Римме. Я подчеркиваю: должен. Ты провинился перед своей младшей дочерью и ее семьей. Пришел срок искупления.

Майя замолчала и строго посмотрела на Матвея. Тот подозвал официантку, попросил счет на заказанное им и Евой, расплатившись, встал.

— Поменявшие Родину на чужеземную похлебку могут рассчитывать только на эту похлебку. И не вправе сетовать, что эта похлебка оказалась чересчур жидкой и постной, — сказал он глухо. — Пошли, Ева.

После возвращения из Израиля Матвей Соломонович слег: нелегко далась ему эта поездка. Марина Леонидовна сильно сдала после смерти сестры, а потому Ева вновь разрывалась между работой и домом. От Арнольда она узнала, с кем пошел Олег в поход, и встревожилась. Нашла в интернете информацию о погоде в том районе и замерла от ужаса: штормовое предупреждение. Как же они там? Не выдержала, позвонила Ростиславу, узнала номер мобильника Кузьмы. У Кузьмы спутниковый телефон, а потому с ним можно всегда связаться. Одно вызывало сомнения: точно ли, что группа Кузьмы где-то неподалеку от маршрута Олега. Нет, не ошиблась, Кузьма со своими женщинами расположил базовый лагерь в десяти километрах от той станции, где вышли Олег, Соня и Катя.

— Как у нас? — переспросил Кузьма. — Круто. Трех моих женщин начало ненастья застало при возвращении со станции. За продуктами ходили. Все три получили травмы. К счастью, переломов нет, но у одной серьезно повреждена нога. Так, говоришь, Олег наверняка изменил маршрут?

— Да. Ведь, кроме него, в группе две женщины без опыта горных походов.

— Плохо. Я хотел пойти ему на выручку. Но раз неясно, где его искать, то… В общем, сама понимаешь.

Ева вздохнула. Кузьма прав: идти в таких условиях незнамо куда бессмысленно: и Олегу не поможешь, и девчат из своей группы погубишь.

— Как Вы оцениваете шансы Олега, — спросила она.

— Увы, как почти нулевые. Извини, но всегда предпочитаю правду лжи.

Отключившись, Ева долго сидела, уставившись в одну точку. Кузьма прав: шансов на возвращение у Олега нет. И с ним погибнут те две женщины. Вот их еще жальче, чем Олега. На майском сборище у Северовых Ева разговорилась с обеими. У каждой по дочери. Девочки останутся сиротами. Может, удочерить их, раз уж с замужеством ничего не выходит? Почему бы и нет.

Тяжкие три недели, легшие между разговором с Кузьмой и звонком Арнольда. И ликующее известие: Олег жив. Живы и обе женщины. Какой же молодец Олег, устоял сам и вывел обеих женщин. На сбор группы Ева не шла, летела. Искренне обрадовалась, что и Олег, и обе женщины не только вернулись целыми и невредимыми, но и обрели счастье. И эту радость не затмили ни горечь распада Команды, ни гадливое чувство от поступка Пети и Насти. И тени зависти не было. Может, потому, что никогда не представляла себя женой Олега, а, может, сыграла решимость более не влюбляться.

На Рождество собрались у Северовых. Вернувшийся из Японии Коля Привалов привел в группу Сольвейг, свою невесту. Арнольд чуть заметно поморщился: эта девушка всегда была ему несимпатична. А еще с Колей пришли Никита и Лена Обуховы. Оказывается, Коля и Никита сослуживцы, работают в одной и той же фирме. Воистину, тесен мир. Ева, подивившись такому стечению обстоятельств, появлению Лены в группе обрадовалась, даже отдала им свою палатку, понимая желание и в походе жить семьей. Но первый же поход перечеркнул эту радость. Лена и Никита держались обособленно, стремились уединиться. В начавшей восстанавливаться дружбе возникла чуть заметная трещинка.

Несмотря на стремление к обособлению, Обуховы в группу вписались, приняла их группа. В августовском походе — Арнольд вернулся к старой схеме двух двухнедельных походов в сезон — у Евы возникло намерение уйти от Арнольда, попроситься к Валере Горину, а может, и к вяземским. Первая неделя по возвращении в Москву была мучительной, наполненной сомнениями, колебаниями. Эх, если бы можно было поехать к Тане. Но Таня, вместе с мужем и старшей дочерью, была в походе. В последнее время Валера все чаще намечал походы на сентябрь: и билеты дешевле, и купить их проще. В субботу, ошалев от сомнений и колебаний, Ева отправилась побродить по городу, надеясь развеять терзавшую ее тоску. Даже не заметила, как пришла на вокзал, села в электричку. И лишь выйдя в Электроуглях, сообразила, что идет к Олегу, к его семье. Замерла в нерешительности, а потом, махнув рукой, решительно зашагала в нужном направлении. У Олега Ева несколько раз бывала: отдавала деньги за билеты, забирала или возвращала свою долю таборного имущества. Раз ноги сами привели ее сюда, то так тому и быть. Но чем ближе подходила к дому Командора, тем тише становились ее шаги. Зачем она идет в эту семью? Погреться у чужого огня? Будет ли ее приход уместен? Не нарушит ли их планы? Ева остановилась, повернула назад и чуть ли не столкнулась с Соней. Та явно обрадовалась Еве.

— Мы же только вчера о тебе говорили, — весело затараторила Соня после первых изумленных восклицаний. — Олег и Катя собирались тебе звонить, договариваться о встрече в Москве. А ты взяла и сама приехала. Пошли к нам, все тебе будут рады.

И не слушая робкие Евины возражения чуть ли не силком потащила молодую женщину к подъезду. Еве, и впрямь, обрадовались. Быстренько собрали на стол, почти тут же пришел еще один гость, сосед Олега Архип. Мужчины, как показалось Еве, многозначительно переглянулись. А, может, только показалось? Выпили за встречу, за знакомство, за тех, кто сейчас на маршруте, за горы. Разговорились. Улучив момент, Олег увлек Еву на балкон, предупредил, чтобы не расспрашивала Архипа, женат ли он.

— Нет у него жены, умерла через два года после рождения сына от болезни, обострившейся после родов до катастрофического течения. Архип один растит сына.

— Просьба у меня к тебе, Ева, — помолчав, сказал Олег. — Обещал я Павлику: как исполнится одиннадцать, возьму в горы. Обещать-то обещал, да исполнить обещание не могу. Нам сейчас надо семьей ходить, даже самые близкие друзья не впишутся. И на тусовку, на слет нам не прийти. Хватит Кузьмы с его женщинами. Да и Катя, Соня себя не в своей тарелке чувствовать будут. Выручи, приведи их на слет, с Ростиславом, Арнольдом познакомь.

— Выручу, — улыбнулась Ева.

Архип ей понравился: спокойный, рассудительный, обстоятельный. Даже в груди защемило. Но Ева тут же осадила себя: для полного комплекта не хватает еще влюбиться с первого взгляда. Да и на себя не мешает трезво посмотреть. Синий чулок тридцати четырех лет, одержимая работой.

За разговорами не заметили, как время пролетело. Ева засобиралась, чтобы успеть хотя бы на последнюю электричку, но Архип предложил переночевать у него.

— Я уйду спать к Павлику, а ты мою комнату займешь, — с улыбкой сказал он, приметив смущение женщины.

Ева согласилась. Тащиться одной в ночь, потом ехать в пустой электричке, вздрагивая от звуков открываемой двери ей не хотелось. Хотелось и Павлика увидеть в родной мальчику обстановке: примет ли он ее.

Утром, за завтраком, Ева познакомилась с мальчуганом. Узнав, что тетя Ева ходит в горные походы, Павлик принялся расспрашивать ее. Ева охотно рассказывала и о том, как впервые попала в горы, ничего не зная и почти ничего не умея, и о других походах, припоминая и курьезные происшествия, и сложные ситуации. Павлик, затаив дыхание, слушал ее. Архип чуть заметно улыбался. Ева была первой его гостьей, вызвавшей у сына не только неподдельный интерес, но и явную симпатию. Мелькнуло вдруг затаенное: а вдруг благодаря горам сладится? Он тут же осадил себя, заставив посмотреть на себя и гостью трезво. С одной стороны, яркая, молодая женщина, интересная рассказчица. А с другой, закостенелый вдовец с рязанской круглой физиономией, неуклюжий молчун…