По булыжной мостовой зацокали копыта и застучали колеса приближающегося экипажа. Дверь открылась, и Маттиас с Имоджин на руках поднялся в карету. Он опустился на мягкое сиденье, продолжая прижимать Имоджин к груди. Карета тронулась.

— Успокойся. Все в порядке, дорогая. Все позади. Ты в безопасности.

— А вот ты — нет. — В отсутствие любопытных глаз она оторвала лицо от его груди, схватила Маттиаса за плечи и встряхнула его. — Что ты наделал, Маттиас?

Маттиас не изменил положения. Похоже, он даже не заметил, что ее пальцы мнут тонкое сукно его пальто. В полутьме сверкнули его глаза.

— Я хотел задать тебе тот же самый вопрос.

Она проигнорировала его слова, ее внимание было целиком сосредоточено на той кошмарной ситуации, в которой он оказался.

— Ты вызвал Ваннека на дуэль. Господи, Маттиас, как ты мог это сделать!

— При сложившихся обстоятельствах это был единственно возможный выход.

— Но он мне ничего не сделал!

Маттиас приподнял рукой ее подбородок:

— За что я должен благодарить Господа Бога и твою храбрость. Ты изумительна, моя дорогая! Допускаю, что ты была близка к тому, чтобы вышибить из него дух.

— И тогда тебе не нужно было бы вызывать его на дуэль, — в отчаянии проговорила она. Маттиас дотронулся пальцем до ее губ.

— То, что тебе удалось самой защитить себя, вовсе не означает, что я позволю Ваннеку остаться ненаказанным. Согласись, у меня не было выбора.

— Это не так. — На глаза Имоджин набежали слезы. Она смахнула их тыльной стороной ладони. — Он не стоит того, Маттиас! Я не могу позволить тебе рисковать жизнью. Я не могу тебе это позволить!

Маттиас снова приподнял ее подбородок и с явным удивлением посмотрел ей в глаза.

— Я по-настоящему верю, что эти слезы вызваны опасением за мою жизнь.

— А чем же еще? — сердито спросила она.

— Ну, было бы вполне понятно, если бы ты плакала из-за происшествия в картинной галерее… Это веское основание даже для леди с такими крепкими нервами, как у тебя.

— Чушь! Меня больше беспокоят возможные последствия этой идиотской дуэли. — Она обхватила ладонями его лицо. — Маттиас, ты не должен этого делать, слышишь? Я не могу этого допустить!

Он тихонько сжал пальцами ее запястья:

— Все в порядке, Имоджин. Все будет хорошо.

— Он может убить тебя! Маттиас чуть заметно улыбнулся:

— Похоже, тебя гнетет эта мысль.

— Черт побери, Маттиас, эта мысль сводит меня с ума!

— Почему?

— Потому что я люблю тебя!

Наступило молчание. Словно какой-то волшебник махнул палочкой — и все звуки замерли. Имоджин слышала приглушенные голоса, поскрипывание колес и цокот копыт. Подмигивали фонари встречных экипажей. За пределами кареты жизнь продолжалась. Внутри все остановилось.

— Ты любишь меня? — еле слышно переспросил Маттиас.

— Да.

— В таком случае завтра же выходи за меня замуж без церковного оглашения.

— Как ты можешь говорить о браке в эту минуту, когда на кон поставлена твоя жизнь? — возмутилась Имоджин.

— Брак — это единственная вещь, о которой стоит говорить в настоящий момент, — сказал Маттиас, поглаживая ладонью плечи и спину Имоджин.

— Но, Маттиас…

— Скажи, что ты выйдешь за меня замуж до того, как я узнаю приговор судьбы. — Он поцеловал ее во влажные глаза, затем в волосы. — Это все, о чем я прошу тебя, милая девочка.

— Я готова пообещать тебе что угодно, если ты отменишь свою дуэль.

— Я не могу это сделать, Имоджин. Я лишь могу заверить тебя, что намерен остаться живым и после дуэли позавтракать вместе с тобой.

Имоджин уловила решительные нотки в его голосе и поняла, что дальнейшие уговоры бесполезны. Она толкнула маленьким кулачком ему в плечо:

— Маттиас, я прошу тебя…

— Выходи за меня замуж. Завтра.

Она прижалась к нему, снова уткнулась носом в пальто, чтобы предотвратить новый поток слез.

— Если только это твое искреннее желание…

— Это мое единственное желание. Это все, о чем я прошу.

Она ни в чем не могла отказать ему в этот момент.

— Хорошо. — Голос ее звучал приглушенно, потому что она говорила, уткнувшись в пальто. — Я выйду за тебя замуж завтра.

— Ты не должна говорить это таким тоном, словно тебя собираются отправить на галеры.

— Ах, Маттиас,

— Я понимаю. — Он погладил ее рассыпавшиеся волосы. — Я все понимаю.

Снова воцарилось молчание. Имоджин недолго предавалась отчаянию. Под лаской сильных и деликатных рук она успокоилась и направила свои мысли по конструктивному руслу. Нужно выработать план и предотвратить эту дуэль!

Но она еще не успела ничего придумать, когда ее буквально обожгла пришедшая в голову мысль.

— Боже мой, я чуть не забыла! — Она так резко выпрямилась, что ударилась головой о подбородок Маттиаса. — Ой!

— У Ваннека не было никакого шанса, правда ведь? — Маттиас прищурился, потирая место ушиба. — Если бы под рукой не оказалось картины, я уверен, ты нашла бы иной способ вырваться из его рук.

— Сэр, простите. Я не хотела сделать вам больно.

— Я знаю. — Он доброжелательно улыбнулся. — Так о чем ты вдруг вспомнила?

— О Патриции. Где она?

— Патриция цела и невредима. Я видел их с Горацией, когда шел за тобой. Я отправлю за ними карету, когда отвезу тебя домой.

— Твоя сестра с моей тетей?

— Да.

Внезапно Имоджин осенила ужасная догадка.

— Сэр, откуда вы узнали, что меня нужно искать в картинной галерее?

— Патриция сказала мне, что видела, как ты поднималась туда по лестнице.

— Понятно, — прошептала Имоджин. И снова замолчала, обдумывая услышанное. Вряд ли был смысл в этот момент делиться своими подозрениями с Маттиасом. У него сейчас и без того нервы напряжены. И ему не прибавит спокойствия сообщение о том, что его сестра, по всей видимости, находится в сговоре с Ваннеком и по его указанию заманила ее в картинную галерею.

Имоджин прижалась к Маттиасу и стала смотреть в окно. После некоторого размышления она решила предпринять еще одну попытку отговорить Маттиаса от дуэли:

— Сэр, обещайте мне, что вы пересмотрите свое неразумное намерение стреляться с Ваннеком. Я понимаю, что для некоторых джентльменов — это единственный способ защитить свою честь, но я считаю его верхом идиотизма. А вы — ив этом нет никакого сомнения — не идиот. Следовательно…

— Достаточно, Имоджин, — очень спокойно сказал Маттиас. — Дело сделано. Более того, ты не должна никому об этом говорить, ты это понимаешь?

— Но ведь…

— Это мужское дело. Джентльмены, которые посвящены в него, обязаны держать все в строжайшем секрете. Ты не должна превращать дуэль в этакое пикантное блюдо, вроде десерта для светского общества.

— Я и не думала сплетничать по поводу… подобной мужской глупости и безмозглости.

— Отлично. — Он погладил ее по пышным волосам. — Я знал, что на тебя можно положиться и что ты будешь держать рот на замке, моя дорогая.


— Имоджин, ну что ты ходишь туда-сюда? — Горация налила чаю в две чашки. — Честное слово, у меня уже голова от этого кружится.

— А что еще мне остается делать? — Она остановилась перед окном и некоторое время смотрела на омытые дождем деревья сада. — Я ощущаю себя связкой шутих, которые собираются зажечь и запустить над головами… Ужасное ощущение!

— Нервы, моя дорогая. Кажется, они впервые у тебя так разыгрались.

— Чушь! Ты прекрасно знаешь, что я не предрасположена к неврастении.

— Раньше перед тобой не было перспективы замужества… Не понимаю, почему его сиятельство так спешит с этим, но полагаю, что в этой ситуации он считает это наилучшим решением.

— В этой ситуации? — переспросила Имоджин, задавая себе вопрос, уж не знает ли Горация о дуэли. — Что ты имеешь в виду? .

— Не обижайся, дорогая, но при таких обстоятельствах люди не устраивают пышных свадеб. Его сиятельство не очень любит всю эту светскую суету.

Имоджин облегченно вздохнула:

— Да, верно, он это не любит…

Она продолжала смотреть в сад. Было такое впечатление, что за ночь весь мир внезапно стал серым. На рассвете улицы окутал густой туман. Имоджин спала плохо; ее преследовали тревожные сновидения. Ей снилось, что она пыталась спасти Маттиаса от какой-то неизвестной беды, но не успела. Она обнаружила его в каменном саркофаге. Повсюду были следы крови…

Ее вдруг охватила паника. У нее оставалось менее суток, чтобы остановить это сумасшествие.

— Имоджин!

— Прошу прощения? — Имоджин посмотрела через плечо на тетю. — Ты что-то сказала?

— Я спросила тебя: ты поручила горничной укладывать вещи?

— Кажется, да. Определенно, да. — Имоджин нахмурилась. — Но, честно говоря, я думала совсем о другом. А вот сейчас, когда ты спросила, я вспомнила, что говорила ей о своем переезде сегодня вечером в дом Колчестера.

Горация ободряюще улыбнулась и поднялась:

— Пожалуй, тебе надо выпить сейчас чаю, дорогая. А я поднимусь наверх и дам указания горничной.

— Спасибо. — Имоджин подошла к столику, на котором ее ожидал чай. Она взяла чашку и сделала большой глоток.

Дверь за Горацией закрылась, и Имоджин осталась кабинете одна. В тиши комнаты слышалось громкое тиканье часов. Чтобы не слышать эти звуки, она стала вновь ходить по комнате.

За последние годы время от времени до нее доходили слухи о дуэлях. Они не особенно ее интересовали, поскольку не имели к ней никакого отношения. Она знала, го в таких поединках принимают участие помимо двух дуэлянтов еще несколько человек — секунданты и иногда доктор. Но должны быть и еще люди, размышляла она. Те, кто управляет лошадьми. То есть один, а возможно, и два грума.

Раздался стук в дверь, и на пороге появилась миссис Вайн.

— Вас хочет видеть леди, мисс Уотерстоун. Имоджин повернулась так резко, что расплескала чай.

— Какая леди?

— Леди Патриция Маршалл — так она себя назвала, мадам.