Маттиасу стало не по себе, когда он заглянул в освеженную пламенем камина комнату. Библиотека была его святых, его убежище, его берлога. Никто не мог находиться здесь без его персонального приглашения.

Многие находили эту комнату странной и перегруженной замарскими украшениями и экзотическим декором. Другие считали ее очаровательной, хотя некоторые признавались, что чувствовали себя в ней неуютно. Мнения посетителей Маттиаса не интересовали. Библиотека была призвана напоминать ему о древнем Замаре.

Всякий раз, входя в библиотеку, он попадал в другой мир, в далекое прошлое, которое выключало его из настоящего и будущего. Здесь, среди духов древнего народа, он мог хотя бы на время забыть о духах своего недавнего прошлого. Он проводил здесь долгие часы, разгадывая загадки, оставленные теми, кто некогда населял таинственный Замар.

Несколькими годами раньше Маттиас обнаружил, что, сосредоточившись на решении загадок древнего Замара, он мог забыть о потребностях, которые, не находя утоления, тлели в глубине под ледяным панцирем.

Комната была точной копией его удивительного открытия — огромной библиотеки, которую он обнаружил в лабиринте под руинами затерянного города.

С потолка спускались богато орнаментированные зелено-золотистые светильники. Пол был застлан гармонирующим по цвету ковром. Украшенные резьбой и позолотой полуколонны выступали из стен, создавая впечатление античной колоннады.

Книжные шкафы были забиты томами разной толщины и размеров. Они содержали тексты на греческом, латинском и других, куда более непонятных языках. Глиняные таблички с надписями и документы, написанные на свитках из материала, напоминающего папирус, но более прочного, пережившего столетия, занимали несколько полок. Маттиас доставил эти таблички и свитки из древней библиотеки с такими предосторожностями, словно они были из чистого золота и бриллиантов. Да ведь и в самом деле их подлинная ценность для него была значительно выше, чем ценность сокровищ, о которых мечтал Ратледж.

Пейзажи руин Замара украшали простенки между полуколоннами. По углам стояли скульптурные изображения Замариса и Анизамары. Мебель была украшена орнаментом с изображением дельфинов и раковин — эти образы постоянно повторялись в замарском искусстве.

Маттиас медленно вошел в освещенную каминным огнем библиотеку.

Две женщины — одна совсем молодая, вторая средних лет — сидели на диване перед камином, прижавшись друг к другу, по-видимому, напуганные окружающей обстановкой.

Женщины были одеты в запыленные дорожные платья. Чувствовалось, что они очень устали и полны дурных предчувствий. Обе испуганно вздрогнули, когда Маттиас вошел в библиотеку. Та, что помоложе, повернула в его сторону лицо, на котором читалась тревога.

Он встретился со взглядом серебристо-серых глаз, которые были весьма похожи на его собственные. Девушка выглядела бы очень милой, если бы не казалась столь удрученной, бесстрастно отметил Маттиас. Классический нос, элегантный подбородок; волосы были посветлее, чем у него, — очевидно, этот темно-каштановый оттенок она унаследовала от матери. И еще она была гибкой и грациозной. Он с удивлением отметил, что платье у нее было поношенным и местами рваным.

Это была Патриция, единокровная сестра, которую он никогда не видел и не хотел видеть. Это был второй отпрыск отца — любимая дочка, желанная, обожаемая, защищенная и благополучная; ребенок, матери которого не нужно было принуждать своего соблазнителя к женитьбе.

Это была дочь женщины, которая разыграла карту гораздо более тонко, чем его мать, думал Маттиас. Дочь образца добродетели.

Он остановился в центре библиотеки.

— Добрый вечер. Я Колчестер. Сейчас довольно поздно. Могу я поинтересоваться, что привело вас сюда? — Маттиас произнес это ровным, едва ли не монотонным голосом. Это был старый трюк, которому он научился, когда ему было лишь двадцать лет, и с тех пор это вошло у него в привычку. Ровный, бесцветный голос помогал ему скрывать эмоции.

Очевидно, столь холодный прием лишил Патрицию дара речи. Она смотрела на него огромными, испуганными глазами и, похоже, была близка к тому, чтобы разрыдаться.

И тогда женщина постарше, лицо которой несло на себе следы печали и смирения, решила взять на себя инициативу. Глядя Маттиасу в глаза, она проговорила:

— Милорд, я мисс Грайс. Я сопровождала вашу сестру во время ее поездки в Лондон. Она сказала мне, что вы возместите мои расходы и заплатите за услуги, которые я оказывала ей как компаньонка.

— Она так сказала? — Маттиас подошел к столику, на котором стоял графин с бренди. Он снял крышку и неторопливо налил себе в стакан изрядную дозу его содержимого. — А почему она не платит вам сама? Мой адвокат сообщил мне, что она получила хорошее наследство согласно воле моего отца.

— Я не могу заплатить ей, потому что у меня нет денег, — наконец заговорила Патриция. — Когда раз в три месяца приходят деньги на мое содержание, дядя их забирает и тратит на собак, лошадей и их дрессировку. Я вынуждена была заложить ожерелье матери, чтобы купить билет на дилижанс.

Рука Маттиаса застыла со стаканом на полпути ко рту.

— Ваш дядя? — Он вспомнил имя, которое называл ему адвокат. Некто с материнской стороны, — Это, кажется, Пул?

— Да. Он опекун моего наследства и он разворовывает его. В прошлом году мама и папа впервые вывели меня в свет. Мама говорила, что нынешний год будет моим вторым сезоном, но дядя отказывается платить за это. Я полагаю, что он не хочет, чтобы я вышла замуж и ушла из его дома. А пока я буду жить у него, он будет распоряжаться моими деньгами. После смерти родителей я оказалась пленницей в Девоне.

— Пленницей? Ну, это некоторое преувеличение, — пробормотал Маттиас.

— Но это так! — Патриция достала носовой платочек из ридикюля и разрыдалась, уткнувшись носом в льняную тряпицу. — Когда я начинаю протестовать, дядя лишь смеется. Он говорит, что заслужил эти деньги, потому что он единственный, кто согласился предоставить мне кров после смерти мамы и папы. Он постоянно напоминает мне, что вы не желаете иметь со мной дела, милорд. Я знаю, что это правда, но сейчас я вынуждена воззвать к вашему милосердию.

При виде слез Патриции мрачные воспоминания обожгли душу Маттиаса. Он ненавидел женские слезы. Они всегда напоминали ему безутешно рыдающую мать, когда он чувствовал и свою беспомощность, и одновременно ярость, ибо отец уходил прочь, предоставляя ему самому искать выход из положения.

— Я попрошу своего адвоката разобраться в ваших финансовых делах. — Маттиас отхлебнул солидный глоток бренди и подождал, пока напиток согреет ему нутро. — Что-то, наверное, можно будет сделать.

— Это не поможет. Милорд, умоляю вас, не отсылайте меня обратно к дяде! — Патриция сжала в кулаки лежащие на коленях руки. — Вы не можете себе представить, что это такое — находиться там! Я не могу вернуться туда! Я боюсь, милорд!

— Чего, скажите, ради Бога? — Маттиас прищурил глаза, пораженный пришедшей ему в голову неприятной мыслью. — Вашего дяди?

Патриция энергично затрясла головой.

— Нет-нет, милорд! Он вообще игнорирует меня. Его интересует только мое наследство… Но два месяца назад у нас остановился мой кузен Невил, после того как его выгнали из Оксфорда. — Она опустила глаза. — Он… подглядывает за мной.

Маттиас поднял брови:

— Подглядывает? О чем вы, черт возьми, толкуете? Мисс Грайс прокашлялась и устремила на него суровый взгляд.

— Я полагаю, вы способны догадаться, милорд. Ведь вы мирской человек. Подумайте сами. Молодой человек с сомнительной репутацией расхаживает по дому… Молодая леди не чувствует себя защищенной от его неожиданных вторжений. Я полагаю, нет необходимости вдаваться в детали. Я сама оказывалась в аналогичной ситуации, когда была помоложе… Поверьте, это очень нелегко.

— Понимаю. — Маттиас оперся рукой о каминную доску из черного мрамора и попытался собраться с мыслями. — Но у вас должны же быть другие родственники, Патриция? Кто-нибудь по линии матери?

— Никого, кто мог бы меня принять, сэр. Маттиас постучал пальцами по прохладному мрамору.

— Что-то надо придумать. — Он посмотрел на мисс Грайс, ища поддержки.

— Леди Патриция говорит, что вы ее брат, милорд, — сказала мисс Грайс, как бы подводя итог разговору. — И вы, конечно же, не откажете ей в крыше над головой. — Она с некоторым сомнением бросила взгляд вокруг себя.

Маттиас так же легко прочитал мысли женщины, как если бы она произнесла их вслух. Мисс Грайс отнюдь не была уверена в том, что то место, где они находятся, можно считать подходящим жильем.

Патриция не обращала ни малейшего внимания на фантастическое окружение. Она смотрела на Маттиаса с надеждой, с которой может смотреть лишь молодая и наивная девушка.

— Прошу вас, милорд. Взываю к вашему милосердию. Я надеюсь, что вы не вышвырнете меня на улицу. Папа говорил мне, что вы обещали ему принять меня, когда в этом возникнет потребность.

— Черт побери, — пробормотал Маттиас.


— Вас хочет видеть джентльмен, мисс Уотерстоун. Имоджин оторвалась от журнала «Замариан ревю»,

Который читала. В дверях гостиной стояла миссис Вайн, экономка и одновременно домовладелица квартиры. Джентльмен, о приходе которого она сообщила, наверняка должен быть Ваннек. Слухи наверняка уже докатились до него, как она того и ожидала. Но в этот ответственный момент ей вдруг стало страшно. Ей захотелось, чтобы рядом был Маттиас. Чепуха, сказала она себе уже в следующую секунду. Это был ее план. Она проводила его в жизнь и отвечала за то, чтобы он должным образом сработал. Маттиас предупреждал ее, что не считает себя человеком действия.

Она медленно положила журнал на стол.

— Просите, миссис Вайн. И сообщите моей тете, что у нас гости.

— Хорошо, мадам. — Миссис Вайн была высокой, суровой женщиной неопределенных лет; Она со вздохом кивнула, словно проводить гостя в гостиную было бог весть какой трудной обязанностью.