Макаров?

До этого я держалась, но сейчас мне стало дурно.

Макаров! Как я сама не догадалась!

Разумеется, он не мог влюбиться в меня, да что я о себе возомнила?

А он просто пытался подобраться ко мне…

И преуспел.

«Ох уж эти химики», – сказал он и посмотрел на меня со значением.

Это был намек.

– Ты так побледнела. Видимо, ты все правильно поняла.

– О да, – сказала я, сглотнув ком в горле. – Я все правильно поняла. И что нам теперь делать?

– Это ты сама должна решить, девочка моя. Ты выросла. Ты можешь отвечать за свои поступки. У тебя есть два варианта. Или ты возвращаешься домой, к твоему отцу, под его крылышко, под стеклянный колпак, под надежную охрану. Похитители не смогут причинить тебе зла, пока ты рядом с Вороновым. Но за жизнь твоей сестры уже никто не сможет поручиться. Или ты решаешь спасти Анастасию…

– Да, – поспешно сказала я. – Я выбираю второй вариант. Я хочу ее спасти…

– Отдав формулу? – шепотом спросила Ирина. – Выпустив в этот мир большое, могущественное зло?

– Черт с ним, с миром, – сказала я. – У мира есть выбор. У каждого есть выбор – принимать наркотики или отказаться от них. А у моей сестры такого выбора нет. И тут я на ее стороне. Но как? Как я могу ее спасти?

– Я помогу, – пообещала Ирина. – У меня есть кое-какие догадки…

Тетрадь, в которой была записана формула, обычная общая тетрадь в черной ледериновой обложке, пропала. Ирина была совершенно уверена – она хранится где-то у Воронова.

– Он обмолвился мне: рано или поздно дочь все узнает и простит меня. Должна простить. У нее, сказал он, уже сейчас есть ключ. Она взяла его с собой. И она может узнать всю правду. Всю. Правду. Понимаешь, о чем это он?

– Ключ… Но какой ключ? От дома, что ли?

– Да не от дома, – вздохнула Ирина. – Я и сама не представляю, от чего именно этот ключ, как он должен выглядеть… Знаю одно: ты взяла его с собой. Значит, его надо искать в твоих вещах. Поняла? Если ты поела и ничего больше не хочешь, мы можем приступить к поискам немедленно.

Легко сказать – немедленно!

Признаться, я мало занималась уборкой в эти сумасшедшие дни.

А Стаська так и вовсе не была фанатиком домашнего порядка.

Поэтому в квартире царил, мягко говоря, беспорядок.

А откровенно – это был настоящий хаос из одежды, обуви, косметики, украшений, тарелок и чашек.

Мои и Стасины вещи все перемешались, и разделить их было бы так же трудно, как Золушке перебрать три мешка фасоли: красную в один горшочек, белую в другой.

Золушке помогли то ли голуби, то ли мыши.

А у меня была Ирина Давыдовна.

Она в уборке – ас.

Завалы шмотья таяли у меня на глазах.

С невероятной скоростью она отделяла Стасины вещи от моих, складывала их в аккуратные стопочки, не забывая проверять карманы, прощупывать швы. Она расстегивала замки сумочек, заглядывала в туфли. Она проверяла пальцами баночки с кремом и вытирала испачканные пальцы о салфетки.

Ирина Давыдовна вылила в ванну флакон с шампунем, флакон с бальзамом и высыпала банку душистой лавандовой соли, но поиски ее так и не увенчались успехом.

– Ты ведь отдала какие-то свои вещи сестре, так, девочка моя? Платья? Обувь? Украшения? Что, если ключ у нее? Может такое быть?

– Может… Наверное…

– Александрина, что у тебя в руках?

Это была брошка-камея, подаренная отцом.

Я никогда не надевала ее и даже никогда не рассматривала как следует.

Иначе обратила бы внимание на буквы, выгравированные на исподе.

«Паллада. 303»

А дальше – дата моего рождения.

Число, месяц, год.

– Паллада – это Афина Паллада, это ясно. Видимо, именно она изображена на камее. Богиня Афина. Дата моего рождения – тоже, в общем, понятно. Но что такое – триста три?

– Паллада – это не только Афина Паллада, – сказала Ирина Давыдовна, глядя на меня расширившимися глазами. – Есть гостиница «Паллада» на Воробьевых горах. Вероятно, именно там Воронов ночевал, когда не приезжал домой. И триста три – это номер комнаты в гостинице. А дата твоего рождения – это код. Может быть, там, в номере, есть сейф… Едем!

И мы бросились вон из дома, в ночь.

Глава 11

У стойки портье я немного растерялась. Я не взяла с собой паспорта. А если бы он даже и был – это ведь паспорт на имя Стаси, а не на мое! И выгляжу я, не как я.

Но проблем не возникло. Я произнесла имя Воронова, и женщина за стойкой подняла голову и вгляделась в мое лицо, а потом улыбнулась заученной улыбкой.

– Кажется, вы должны показать мне кое-что. Одну вещь, – произнесла она с нажимом.

– Да. Конечно, – я всю дорогу не выпускала из рук брошку и так и протянула ее портье. На моей ладони остался отпечаток профиля Паллады, так крепко я сжимала брошь. Гемма, запечатленная в коже.

– Все в порядке, – согласилась женщина. – Возьмите ключ.

Мы с Ириной прошли к лифту. Я не переставала удивляться. Такой обычный отель, можно сказать, средней руки, и вдруг такие шпионские страсти. Несомненно, Ирина думала о том же самом, потому что вдруг произнесла:

– А у твоего отца есть стиль.

И дверь в триста третий номер оказалась совсем обыкновенная…

А вот сейфа нигде не было видно.

Мы все обшарили не по одному разу.

Сейф обнаружился за зеркалом в ванной комнате.

Да, у Аптекаря есть стиль.

Дата моего рождения открыла сейф. Внутри лежала общая тетрадь в черной обложке. Было видно, что листы ее пожелтели от времени.

– Это она, – произнесла Ирина сдавленным голосом.

– И что же теперь? – спросила я. – Как мы передадим эту тетрадь похитителям? Как это сделать?

– Это я беру на себя, – сказала Ирина.

Она подошла ко мне и потянула тетрадь из моих рук.

Что-то тут было не так, что-то не вязалось одно с другим…

И вдруг у меня зазвонил телефон.

Я отдала Ирине тетрадь и вынула телефон из сумки.

Звонил Макаров.

Ирина стала делать мне какие-то знаки. Я как-то не совсем поняла, что она имеет в виду. Наверное – что мне надо ответить на звонок. И я ответила.

Голос у Макарова был смущенный. Как будто Жан являлся не безжалостным похитителем, а провинившимся любовником. Какой он все же хороший актер! И какой подлец!

– Настенька, – сказал он.

– Я не Настенька, – отрезала я.

– А кто? – удивился Макаров.

Возникла заминка. Я хотела, чтобы он понял, что я все знаю. А он упорно отказывался понимать.

– Настя, не шути со мной. Я узнал твой голос. Мне рассказали… Акулина рассказала мне о неприятностях в магазине. И еще она слышала… Настя, ты должна понять. Эта девочка, она ничего для меня не значила. Я ошибся. Такое бывает. Ты – совсем другое.

– Стася? – переспросила я.

– Настя, я тебя не понимаю.

– Девочку, которая для тебя ничего не значит – зовут Стася?

– Маргарита, – сказал Макаров удивленно. – Ее зовут Маргарита. А насчет Нины – это неправда. Ничего у меня с ней не было. Я на нее даже и не смотрел никогда. Они тебя обманули. Слушай, мне кажется, ты плохо себя чувствуешь. Ты дома сейчас? Тебе нужна помощь?

– Я в гостинице «Паллада», – сказала я.

И телефон выпал из моих рук.

Пока я говорила, Ирина успела положить тетрадь в свою сумку. Теперь она направлялась к выходу. Она шла быстро, но двигалась как заржавевший робот, словно у нее колени плохо гнулись. Хромала она сильней обычного. Голова ее была опущена, сумку она плотно прижимала локтем к боку. Я бросилась за ней.

Кажется, я что-то начала понимать.

– Отдай мне тетрадь, – сказала я, взяв ее за локоть.

Ирина отстранилась и посмотрела мне в лицо. Я содрогнулась.

Вдруг она показалась мне очень страшной, словно я впервые ее увидела. И даже не в шраме было дело. А в этих остановившихся темных глазах.

– Не стой на моем пути, девочка моя, – сказала Ирина Остерман, которую я знала всю жизнь…

Которую я не знала вообще.

– Эта тетрадь – она принадлежит не тебе. И не твоему отцу. Она – моя. Моя по праву. Мой отец и моя мать заплатили жизнью за нее, за содержащуюся в ней формулу. А у меня вся жизнь пошла прахом.

– Но…

– Неужели ты думала, что я могу все простить твоему отцу? Твоему самодовольному, наглому, вечно уверенному в своей правоте Аптекарю? Ты думала, что я люблю его, не так ли? Да как я могла его любить, если даже ты, его дочка, его ненавидела?

– Неправда, – сказала я.

– Ох, не надо, не лги мне. Он держал меня при себе как домашнюю собачку! На унизительной должности домработницы! Его чувство вины было недостаточно велико, чтобы жениться на мне. Он женился на хорошенькой, на свеженькой, на родившей ему чудесных дочерей. Но он был предназначен мне, и у них не заладилось! А я, дурочка, все ждала, все надеялась… Столько лет ждала!

– Это ты? Ты все подстроила? Как же ты устроила все это?

– О-о, это было легко! Трудно было очнуться наконец! Сначала я ждала, что твой отец осознает, насколько он виноват передо мной, и женится на мне наконец! Я была молода, во мне кипели желания… Он обрек меня на заточение, на плиту и поварешку, и смел думать, что совершает для меня бог знает какое благодеяние! Время шло… А он и не думал искупать свою вину. И тогда я стала копить деньги… Остальное – дело техники: найти двух глупых и жадных мальчишек… Научить их всему… Свести их с вами – глупыми и жадными девчонками… У меня было время научиться обманывать, лицемерить, интриговать – ведь я столько лет провела бок о бок с твоим отцом! На эту тетрадочку найдутся покупатели, и я начну жить той жизнью, которой заслуживаю!

– Мафия домработниц! – сказала я и засмеялась.

– Не смей, – Ирина задохнулась от гнева. – Не смей смеяться надо мной, ты, богатая избалованная сучка! Я воспитывала тебя! Я тебя растила! Ты смотрела на жизнь моими глазами! Я настраивала тебя, как скрипочку, я сделала так, чтобы ты ненавидела своего папашу! А теперь ты смеешься надо мной – его отвратительным смехом?