Это было обидно, очень. Будто он ударил наотмашь, хотя в душе девушка понимала. Что в его словах есть резон. Она бы и должность су-шефа не получила, если бы Павел Александрович не подсуетился. Причем об этом его, скорей всего, попросила Настя. И хотя она вроде неплохо справлялась, но реальных проблем у нее еще не было – отлаженная система в ресторане, опытные сотрудники, хороший персонал. Именно это помогало ей, а не безмерный талант и невероятные навыки. Все это Алиса знала, понимала и принимала. Но разве обязательно повторять сие из раза в раз? Тем более, она всего лишь просила с ней делиться!

- Я поняла, - вздохнула расстроенно, отводя взор. Проще промолчать, ничего не говоря. Бесполезно с ним спорить, он ее совершенно не послушает, в чем Алиса успела убедиться.

- Алис, - вздохнул рядом Лиса, а она почувствовала аромат его одеколона и отодвинулась немного, ощущая горячие слезы, набежавшие в уголки глаз, - Не обижайся.

- Я не обижаюсь, - выдохнула. Стараясь не выдавать свое состояние, сжавшись его больше. Особенно, когда ощутила его ладонь на плече.

- Обижаешься, - пророкотал рядом его голос. Елисей прекрасно все чувствовал, понимал и знал, как нужно воздействовать. А она слабая перед ним, даже свое мнение не способна выгрызть. Такая глупая наивная дура.

Против воли девушка всхлипнула, прикрывая глаз, почувствовав, как он уткнулся носом ей в волосы, пощекотав теплым дыханием кожу.

- Ежи-и-ик, - позвал ласково, обнимая.

- Отстань Лиса, - пробурчала девушка, отворачиваясь, вытирая незаметно ладонью бегущие по щекам слезы. – Я плохая, ужасная и ничего не умею. Без тебя поняла.

Он тихо вздохнул, чуть тряхнув ее.

- Я такого не сказал.

- Но думаешь, верно? – задала вопрос, повернувшись и посмотрев ему в глаза. В них проскользнула нотка сожаления, потому ответа не требовалось. Алиса толкнула Елисея в грудь раз, другой, тихо ответив:

- Я знаю, что ты обо мне думаешь. И как воспринимаешь. В твоем идеальном мире только ты безгрешен и не совершаешь ошибок. Всегда таким был – идеальным золотым мальчиком.

- Алис… - начал было, но она не дала ему закончить, выпутавшись из объятий и устало, отодвигаясь вновь ближе к двери, глядя на него с сожалением.

- Знаешь, как я люблю тебя? Насколько сильно? Впрочем, ты в курсе, ибо в тебя невозможно не влюбиться. Ты всегда на высоте, самый лучший в школе, университете, по жизни. Хоть раз думал о том, какого нам – людям у подножья Олимпа, пока мы смотрим на твое величие раболепно?

- Что ты хочешь этим сказать? – задержал Елисей дыхание, слыша шум в ушах и не понимая его происхождения. А еще ее слов, которые почему-то странно на него влияли. Алиса же в ответ только слабо и печально улыбнулась, покачав головой.

- Я просто устала Елисей. Быть на вторых ролях. Я очень тебя люблю, многое прощу и даже соглашусь на эти отношения, которые, возможно, в конце концов меня разрушат. Потому что вечно гоняться за идеалом невозможно. Ты всегда будешь впереди и никогда не обернешься назад.

Продолжить им не дала окончившаяся поездка. Да Лиса сам не знал, что тут можно еще сказать в ответ. От слов девушки вдруг стало неприятно, холодно, будто кто-то вместо крови пустил по венам ледяную воду. Возникало ощущение, что с каждой секундой они становились друг от друга все дальше – гораздо сильнее, чем были до этого. И никакой секс, подарки, нежные слова и попытки отношений им не помогут сблизиться. И он не понимал почему, ведь это Алиса препятствовала. Сам ведь Канарейкин этим отношениям дал толчок, шагнул в них в итоге. Какого черта снова не так?

«Гребанные женщины и их тяга к философии» - подумал про себя, выбиваясь из салона, следом за Алисой, едва они прибыли на парковку. Он так задумался над этим, что не заметил тени у двери пожарного выхода со стороны зоны для курения. Едва Алиса скользнула к ней, как ей наперерез ринулся кто-то тощий и явно нервный, вскрикнув радостно:

- Алисочка!

Ежова дернулась и ошарашенно замерла, уставившись на всполошенного Игоря, кинувшегося прямо ей наперерез. Его вечно прилизанные волосы были растрёпаны, очки покосились, а дыхание было таким, будто он бежал кросс. Кутаясь в серый пуховик на два размера больше, который явно был выбран мамой, парень топтался возле нее и преданно смотрел печальными глазами. Еще руки для драматизма заламывал, периодически вздыхая.


И что она в нем нашла вообще? Точно, тогда он казался ей безопасным вариантом, который не разобьет сердце как Лиса. Такой маменькин сынок, тихий и скромный, не способный возразить. Никаких амбиций, никакой мотивации. Он плесневел и Алиса с ним на пару. За себя стало сразу стыдно, да так, что Ежова забыла напрочь о Елисее позади.

- Лисонька, - пробормотал Игорь, дрожа будто осиновый лист. – Дорогая, прости. Я был таким дураком…

Он замолчал, резко принявшись копаться по карманам, затем оглядываться вокруг, пока не заметил лежащую на асфальте бумажку, сложенную в четыре раза. Подняв с земли, Меньшиков сдул с нее грязь, заботливо раскрывая и принявшись зачитывать с нее слова. По мере того, как у Ежовой глаза становились все больше.

- Милая моя Алиса! Я понимаю, что был очень виноват перед тобой и признаю свою полную несостоятельность, как мужчины, готового пожертвовать всем ради тебя одной. Хочу, чтобы ты знала – я всегда любил тебя и буду продолжать любить. И прошу о втором шансе… - эпатажная речь с листочка была прервана стремительным появлением третьего лица этой пьесы. Елисей не выдержал, оказавшись подле застывшего в ужасе парня и дернул его за ворот курточки, отчего та жалобно затрещала.

- Здорова, цветик-семицветик, - потянул вкрадчиво разъярённый, заведенный еще с момента в машине, и ощутивший настоящий прилив чистого, незамутненного гнева. Который требовал выхода. Меньшиков только успел открыть рот, как ему туда попала скомканная бумажка, отчего парень едва не задохнулся. Очки упали на асфальт, а Алиса вскрикнула в ужасе, когда Лиса встряхнул беднягу Игоря с такой силой, что он от страха проглотил бумажный ком.

- Лиса! – возмутилась она, пытаясь призвать парня к спокойствию. – Отпусти его, ты же его убьешь.

Еще бы он ее послушал, потому что в следующее мгновение потащил прямо к клумбе с люминесцентными цветами. Охранный дрон, мигая датчиками, отлетел подальше и завертелся рядом, явно готовый в любой момент разразиться призывной сиреной и подать сигнал службе безопасности. Радовало одно: на парковке было пусто, и никто пока не видел происходящего.

- Что ж, ошибка мужской природы, давай-ка повторим твою великую речь в честь моей девушки, дабы я мог с чувством тебя похоронить на этой клумбе! Что ты головой мотаешь, убогенький? Нет? Забыл слова? – Игорь в отчаянии замотал головой, выражая полное согласие, имитируя слабоумие, глухоту и немоту, будто от рождения. Елисей вновь тряхнул его и наклонил к клумбе, рыкнув заинтересованному дрону, подлетевшему ближе.

- Мы всего лишь тут цветочки нюхаем! Да?! – рявкнул так, что Алиса вздрогнула, не решаясь подойти ближе.

- Да-да-да, - забормотал Игорь, взвизгнув. Когда его склонили еще ниже.

- Так кого ты там любишь?!

- Никого, честно-честно! Мамой клянусь, бабушкой, квартирой, и тремя котами тети Люси, - взвыл Меньшиков, дрожа от ужаса и едва не обмирая.

Он бросил отчаянный взор на Алису, которая поджав губы, подошла ближе и дернула Лису за рукав. Тот не обратил внимания, продолжая с садистским наслаждением вспахивать носом бедного парня искусственный дренаж на клумбе. Гнев уходил, а адреналин наполнял кровь. Сорвавшись на Игоре, Лиса прямо чувствовал прилив сил ровно до того момента, пока пальцы Алисы не обхватили его запястье и… все эмоции мгновенно сдуло ветром.

Он успокоился, задышал ровнее и отпустил несчастного, бросившего прочь, с воплями:

- Я все расскажу! Все! Вас всех посадят! – Игорь взвизгнул, когда дрон помчался за ним, будто ведомый каким-то желанием догнать и врубить охранный сигнал ему в ухо. Зато Канарейкин прикрыл глаза, выдохнув.

- Успокоился? – спросила Алиса, обнимая его за талию, глядя ему в лицо и остановившись взглядом на закрытых веках. Спустя мгновение она уже смотрела в зеленые глаза, внутри которых еще горели остатки пламени.

- Че он вообще приперся? – заворчал Лиса, недовольно хмурясь, а Ежова в ответ усмехнулась.

- Знаешь, тебе надо на курсы по управлению гневом.

- Не надо!

- Надо, - убежденно заявила она, отпуская его и шагая прямо к двери. – Пошли, работать надо, самец лисицы!

Возражать было некогда и Лиса недовольный поспешил за ней, забыв напрочь, что собственные разногласия они не решили. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что стоит сделать это в обед, но, когда появились на первом этаже, тут же попали в настоящую суматоху.

- Что происходит? – удивилась Алиса, оглядываясь вокруг и непонимающе моргая. Мимо нее пронеслась Саша со стопкой бумаг и папок, спеша к стоящему посреди вестибюля Павлу Канарейкину, крича:

- Павел Александрович, это тоже срочно!

- Это все Кире, - отмахнулся он, ставя размашистую подпись на очередном договоре, прямо на ходу сунутого менеджером.

- Павел Александрович. А вы надолго?

- На полторы недели, - отозвался Паша, оглянувшись на Валеру и других работников, а затем заметил сына. – Что встали? Работы нет? Елисей иди сюда, - рыкнул он, подзывая удивленного сына, переглянувшегося с Алисой.

- Пап, что происходит? – озадачился Лиса, наклоняя голову на бок.

- Я уезжаю в командировку, - ответил Канарейкин-старший, попытавшись поставить печать на заботливо сунутым Сашей черновике, но в ней видимо закончился картридж с краской.


Выругавшись, мужчина зыркнул на испуганную помощницу, метнувшуюся опять в сторону лестницы. Оттуда уже спускалась Кира в сопровождении суетящейся рядом Миланы, чьи светлые волосы были заколоты в аккуратный конский хвост, а вся одежда на ней представляла собой пресловутый офисный стиль – юбка, блузка и пиджак цвета неба. Кира же, остановившись посреди лестницы, сунула руки в карманы широких белых брюк и недовольно покосилась вслед отшатнувшейся от нее Саши, поджав губы.