— Какая шикарная кровать! Пожалуй, даже слишком шикарная для такой женщины, как вы!

И, поднявшись на ноги, принялся осматривать покои с таким видом, словно изучал музейные экспонаты, а затем, взглянув на маркизу, которая оцепенела от изумления, добавил:

— Впрочем, как и все в этой комнате!

И с этими словами он исчез так же, как появился несколько минут назад...

За эту бессовестную выходку принц получил строгий выговор от короля и должен был несколько месяцев безвыездно находиться в собственном замке, что, к сожалению, совершенно не умерило его пыл. Он продолжал злобствовать, но теперь уже в личной переписке, где пытался настроить военного министра д'Аржансона против своего врага. Тот, однако, в этом совершенно не нуждался, так как и без этого не любил маршала. И они вместе задались целью снять с Морица корону победителя, опорочить его. Они там и сям говорили, что он испорченный развратный тип, что успех вскружил ему голову и он потерял всякий стыд, что в бою он не думает ни о чем, кроме собственной шкуры, что он подцепил постыдное заболевание и даже что он впал в старческий маразм!

Но Мориц оставался безразличным к этим глупым сплетням. В конце марта он решил наведаться в свой замок Шамбор, где еще ни разу не был.

Он отправился туда 1 апреля. Компанию ему составили его друг Левендаль, адъютант маркиз де Вальфон и Ле Норман де Турнем, генеральный интендант Резиденций короля, который, по слухам, был не столько приемным отцом маркизы де Помпадур, сколько самым что ни на есть настоящим. Путешествие прошло замечательно: было прохладно, но солнечно, и в такую погоду Туреньские земли, покрытые цветущими фруктовыми деревьями, представали перед путешественниками во всем своем великолепии — не зря же эту область называли «садами Франции».

Кто-то сказал Морицу, что Шамбор был самым красивым замком Франции после Версаля, и он улыбнулся, в глубине души считая, что это лишь способ отдать должное королевскому подарку. Но потом, в конце широкой дороги, проложенной прямо посреди густого леса, словно мираж, появились сначала голубые плитки кровельного сланца на башенках, а затем и сам белоснежный замок — чудо из чудес, сверкающее в лучах весеннего солнца под пение птиц. Мориц был так восхищен и поражен увиденным, что даже приказал остановить карету и вышел из нее, чтобы получше разглядеть замок. Даже в самых смелых своих мечтах он не мог вообразить настолько великолепного подарка за свои заслуги.

Ле Норман де Турнем, который тоже покинул карету, кашлянул, привлекая внимания маршала:

— Должен вас предупредить, господин маршал, что Шамбор совершенно пуст. Станислав Лещинский, которому Его Величество одалживал замок до вас, по большей части стоял здесь лагерем, но не жил и...

— Ну, о чем вы вообще говорите? Замок пуст? Тем лучше! Там будет только то, что я сам захочу видеть!

— Там четыре сотни комнат и залов, не забудьте об этом.

— Скажите на милость! Я думал, больше. Хотя четырехсот комнат мне, пожалуй, хватит...

— С такого расстояния, наверное, сложно разглядеть, но и в самом замке, и в зданиях на его территории нужно сделать ремонт.

— Сделаем все, что нужно! Разве вы, господин де Турнем, здесь не для того, чтобы обговорить все, что нужно сделать, чтобы привести в порядок и соответствие внешний и внутренний вид замка? По правде говоря, я никогда не смогу полностью отблагодарить короля за такой невероятный подарок. Даже король Польши, мой брат, не владеет ничем подобным! Ну а сейчас, господин де Турнем, давайте подъедем поближе и получше рассмотрим мой прекрасный замок!

И все шесть дней, что маршал провел в Шамборе, де Турнем ходил за ним по пятам, с бумагой и карандашом в руке и неутомимо записывал, однако с каждым днем его вид становился все более обеспокоенным. Шамбор, мечта Франциска I, воплощенная в камне, всегда дорого обходился французской короне, как только та брала на себя заботы о его восстановлении. Но этот чертов тип явно собрался разорить ее полностью! Помимо работ по восстановлению внутреннего убранства и закупки мебели, новый хозяин замка потребовал, во-первых, «срочные строительные работы» на территории Шамбора: нужно было очистить рвы с водой, привести в порядок каналы, из которых в них поступала вода, чтобы застраховаться от разлива в зимнее время; проложить более двадцати троп во владении (которое, кстати, и без того было крупнейшим охотничьим угодьем в Европе) и не забывать содержать в должном состоянии уже существующие; привести в порядок охотничьи домики, но, прежде всего, обустроить места общественного пользования и конюшни. Маршал планировал попросить у короля разрешения разместить в своем только что приобретенном владении полк саксонских волонтеров. Еще следовало не оставлять без внимания и близлежащую деревню, которой зимой пришлось слишком туго, и так далее и тому подобное.

К исходу шестого дня де Турнем исписал весь свой журнал, успел начать новый и все чаще обращался мысленно ко всем святым, моля их дать ему сил не только выйти живым из этой истории, но и сохранить разум в сомнительной авантюре, которая на деле оказалась куда более разорительной, чем он мог себе представить.

Покидая замок, Мориц задержался у оконного стекла, на котором, согласно легенде, Франциск I вырезал своим кольцом надпись: «Женщина часто изменчива, и очень глуп тот, кто ей верит...» В этой фразе Мориц увидел доброе предзнаменование для будущих отношений с женщиной, которая сейчас занимала его мысли — с прекрасной мадемуазель Шантийи. Но когда он задумал сделать ей комплимент, с кокетливой улыбкой напомнила, что она замужем за господином Фаваром и собирается хранить ему верность.

По приезде в Париж маршал с некоторым удовольствием отметил, что времени, чтобы там задержаться, у него практически не осталось. Зимний сезон для армий, находящихся во Фландрии и на Рейне, и так уже подходил к концу, к тому же из-за одного непредвиденного обстоятельства надежда маршала на то, что после падения Брюсселя австрийская армия не будет предпринимать никаких ответных шагов, быстро угасала. Карл-Эдуард Стюарт, чьи победы в Шотландии и привели к отзыву герцога Камберлендского из Фландрии несколькими месяцами ранее, совершил непоправимую глупость: вместо того чтобы лучше защищать уже завоеванные территории, он ушел из горной местности и дал бой «красному герцогу» на открытой местности. Армии встретились в сражении при Каллодене, где Стюарт оказался совершенно беззащитным перед лицом врага, и эта битва положила конец всем его надеждам отвоевать трон. Единственный положительный момент ситуации заключался в том, что Стюарту все-таки удалось избежать бойни и спастись с несколькими товарищами — они вполне успешно ретировались в Бретань. И вот, 16 апреля, подписав смертный приговор Шотландии, Уильям-Август Камберлендский получил разрешение вернуться во Фландрию и прийти на помощь императрице Марии-Терезии.

Мориц Саксонский направился в Брюссель, куда в скором времени должен был прибыть и король. Сейчас он возглавлял 180-тысячное войско, которое могло легко справиться с любой вражеской армией и окончательно завоевать Австрийские Нидерланды.

И все было бы прекрасно, если бы одновременно с началом военных действий не стало известно об интригах, которые плелись всю зиму в Версале двумя основными «авторами» — графом де Клермоном и, конечно же, принцем де Конти. Эти два принца крови приобщили к своему замыслу и министра д'Аржансона.

Луи де Бурбон-Конде, граф де Клермон и брат мадемуазель де Шароле, недолюбливал Морица Саксонского за то, что тот вытеснил его из сердца и постели Луизы-Елизаветы, его кузины. Поэтому он без устали распространял грязные слухи о любовных приключениях маршала в Брюсселе. И так как эти сплетни дошли до ушей Морица, он, не имея никаких рычагов давления на графа, кроме одного-единственного, лишил его большей части полномочий и понизил до звания командира бригады. Это оскорбление не осталось без ответа. Клермон во всеуслышание заявил, что подает в отставку, потому что для него, принца крови, слишком унизительно подчиняться какому-то бастарду, да еще и иностранцу. И если бы не маркиз де Вальфон, новый адъютант Морица, не избежать бы им дуэли. Вальфон раньше служил Луи де Бурбону и до сих пор поддерживал с ним дружеские отношения, поэтому, поговорив с графом по душам, сумел убедить его, что тот допустил ошибку, и предложил написать маршалу послание с предложением личной встречи. Он сам принес письмо Морицу и составил план мирного решения проблемы: маршал, проводя смотр войск, должен был, как будто случайно, остановиться в части де Клермона именно тогда, когда он соберется ужинать. И замысел де Вальфона удался на славу! Мориц прикинулся расстроенным из-за того, что явился в такой неподходящий момент, сославшись на то, что он и не подозревал, что уже так поздно.

— Довольно, — мягко ответил граф де Клермон. — Вы ведь сегодня уже не успеете вернуться к себе до ужина, не так ли? Так окажите же мне честь, господин маршал, отужинайте со мной!

И все получилось как нельзя лучше — за едой оба они старательно избегали острых тем и расстались вполне по-дружески. На следующий день к де Клермону полностью вернулся весь его личный состав, а сверх того он получил в свою часть двадцать пушек. Проблема была решена.

Но с принцем де Конти такой удачный расклад не повторился.

Представляя военному министру план летней кампании в Брюсселе, Мориц предложил сократить численность Рейнской армии, которой командовал де Конти, присоединив ее часть к его собственным войскам, расположенным на востоке Фландрии, что было логичной и последовательной мерой при нынешней расстановке сил. Де Конти, которого это предложение только разозлило, просто-напросто сбежал как раз в тот момент, когда армия маршала осуществляла штурм Намюра, несмотря на то, что Мориц дал ему распоряжение захватить Монс и Шарлеруа, тем самым поставив армию в довольно сложное положение. Отговорка была следующей: мол, ему срочно пришлось отбыть в Версаль, где он должен был заявить свои права на польскую корону, которая, в связи со слабым здоровьем Августа III, единокровного брата Морица, могла в скором времени остаться без хозяина. Повод был явно надуманным, а уклонение от обязанностей очевидным: и теперь принц де Конти заслуживал военного трибунала. Но маршал лишь пожал плечами.