Вдруг у себя в ложе с шумом появилась герцогиня Буйонская, окруженная друзьями. И появилась она в самый неподходящий момент — как для публики, так и для себя самой. Расин преподал ей урок, который она заслуживала: Федра подошла к краю сцены, протянула руку в сторону своей соперницы и крикнула:


Мое предательство. Нет, я не так бесчестна,

Как те искусницы, что, ловко скрыв свой грех,

Глядят с невинностью бестрепетной на всех.


Скандал был невероятный, но зрители аплодировали, как безумные. Герцогиня же замерла. Ее лицо стало бледным, что было заметно даже сквозь обильные румяна, а представление закончилось с триумфом. Но через несколько дней герцогиня подослала своих слуг освистать Адриенну в «Андронике», а герцог потребовал извинений от управляющего театром. Это была самая настоящая война, которую Адриенна не в силах была продолжать более. В самом деле, ее здоровье, пошатнувшееся в течение последнего времени, ухудшалось день ото дня... Она страдала от какой-то болезни, против которой врачи оказались бессильны, а это, в свою очередь, породило темные слухи. Люди тайно заговорили об отравленном букете цветов... Сильно обеспокоенный, Мориц старался не оставлять Адриенну одну, оказывая ей всяческую помощь, на какую он только был способен. Верный д'Аржанталь тоже был рядом, но он не решался бросить в лицо Морица обвинение в ответственности за состояние Адриенны. Только совместная формальная защита молодой женщины предотвращала их дуэль.

15 марта 1730 года, несмотря на слабость, актриса захотела выйти на сцену и сыграть Иокасту в «Эдипе» Вольтера. Но она чувствовала себя так плохо, что ей пришлось раз двадцать уходить со сцены, чтобы прийти в себя. Однако усилием воли Адриенна до конца доиграла эту трудную роль, и сделала это, как всегда, блестяще, но после представления ей едва удалось добраться до своей постели... и больше Адриенна с нее не поднялась.

Четыре дня спустя, когда актрисе, казалось, стало немного лучше, она вдруг умерла прямо на руках у Морица. Рядом находились хирург Фаже, Вольтер и д'Аржанталь, и все были потрясены случившимся. Ее подруга Аиссе через несколько дней написала маркизе де Ламбер:

«...Бедняга умерла, когда все уже было подумали, что она поправилась. У нее были судороги, чего никогда не наблюдается при дизентерии. У нее обнаружили гангренозное воспаление кишечника. Предполагается, что она была отравлена...»

Вольтер убедил Фаже сделать вскрытие, о результатах которого мы знаем. Это было совершено против воли Морица, который не мог вынести и мысли, что будет совершено подобное святотатство с этим очаровательным телом, которому он был обязан столькими прекрасными мгновениями. Он бежал, чтобы, по крайней мере, не присутствовать при этом кошмаре.

Но он вскоре продолжился, но уже в другой форме. Несмотря на то, что Адриенна всю жизнь была примерной христианкой, священник церкви Сен-Сюльпис заявил, что ее не будут отпевать в церкви, потому что перед смертью актриса не исповедовалась и не отреклась от своей считавшейся бесчестной профессии. Нужно было смириться с гражданской панихидой, если бы не вмешалось правительство. А потом канцлер Морепа заявил, что свяжется с приходским священником из Сен-Сюльпис.

Но на следующее утро друзья Адриенны, собравшиеся перед ее домом, чтобы присутствовать на похоронах, с удивлением и возмущением узнали, что ночью тело, гроб для которого еще не был доставлен, было завернуто в ткань и увезено в неизвестном направлении, вероятно, на некий пустырь, чтобы быть там закопанным в негашеной извести. Ночной дозор под предводительством некоего Лобиньера выполнил всю эту грязную работу...

Разъяренный Вольтер написал тогда оду, которую быстро запретили, но она успела стать знаменитой:


Лишь только умерла — безбожницей вдруг стала?

Весь мир был у ее ног — растоптана теперь...


Его попросили вести себя потише. Эпоха Просвещения еще только начиналась! Однако аббат Муре был схвачен и доставлен в Бастилию. Он год провел в тюрьме. И его отпустили лишь после того как было получено признание в том, что он придумал всю эту историю с пилюлями, чтобы познакомиться с актрисой, в которую был влюблен. Уму непостижимо!

Объект же всеобщего внимания, герцогиня Буйонская, удалилась в имение своего старого мужа, который вскоре после этого оставил ее вдовой. Но она не смогла воспользоваться своей свободой: через семь лет она последовала вслед за Адриенной. Исповедуясь, она много в чем призналась, но полностью отрицала свою причастность к отравлению великой актрисы... Вполне возможно, что ее семья захотела уничтожить любое воспоминание об этом ужасном деле...

Мориц Саксонский закрылся у себя дома, полный горечи и сожаления о потерянном. Только граф д'Аржанталь хранил память об Адриенне. В течение многих лет с упорством ищейки он искал место захоронения той, кого он так любил. Заплатив немало денег, он в конечном счете узнал, что Адриенна Лекуврёр была похоронена под строящимся особняком Соммери, расположенном на углу улиц де Бургонь и Гренель. Конечно, и речи не могло идти о том, чтобы снести этот дом, но ему удалось установить на нем мраморную плиту со следующей надписью:


Дань уважения здесь отдают актрисе,

Духом безупречной и сердцем прекрасной.

Талант ее возвышенный и чистый

К бессмертию ее привел, и не напрасно.

Но даже дружбе искренней и вечной

Непросто обратить сей уголок земли

В достойную дань склонности сердечной,

Возвысить это место, что знать мы не могли...


Мориц не знал об итогах поисков графа. Страдая (чему он, кстати, был очень удивлен), он с головой окунулся в работу и написал после долгих размышлений великолепный трактат под названием «Мои мечтания», в котором были собраны все его знания о войне, столь важные для истории стратегии и даже заложившие основы ведения современных войн. Даже сам Наполеон накануне Аустерлица с большим вниманием читал этот трактат... Шевалье де Фолар, единственный, кто разделял тогда уединение своего молодого друга, не мог скрыть своего восхищения — особенно тем, какое внимание граф Саксонский уделял повседневному быту солдат и как он заботился о спасении их жизней. «Лучше отложить на несколько дней сражение, чем напрасно потерять гренадера, на подготовку которого нужно двадцать лет...»

Устав писать, он отбросил перо, открыл шкатулку, в которой хранились письма Адриенны, и перечитал некоторые из них. Он это сделал поздно ночью, когда все вокруг спали, и ничто не могло помешать воскрешению призрака любимой женщины. Он не мог смириться с мыслью, что кто-то увидит его плачущим...

Эмоциональная пустота, ставшая итогом этой любви, дважды приводила его в Дрезден. В первый раз — чтобы выяснить, есть ли еще надежда вернуть себе корону Курляндии, ведь Анна Иоанновна теперь стала царицей. Он полюбил этот народ и думал, что сможет найти там немного счастья. Но Морица ждало разочарование, однако, по крайней мере, он получил возможность, не без помощи Фризена, помириться с отцом. Во второй раз он был вызван Августом, который прочитал его «Мечтания» и захотел поручить ему реорганизацию своей армии. Но они так и не увиделись. Когда Мориц приехал в Дрезден, король вынужден был отбыть в Варшаву, чтобы присутствовать там на открытии польского Сейма — и это несмотря на плохое состояние его здоровья. Он очень плохо чувствовал себя во время поездки, но вместо того чтобы остановиться, как того требовал врач, приказал гнать лошадей. К сожалению, когда он прибыл в Варшаву и захотел выйти из кареты, то запутался в полах своего плаща и упал, сломав себе правую ногу о железную ступень. Травма оказалась более чем серьезной, и он потерял много крови. Началась гангрена, и в течение нескольких дней все было кончено. 2 февраля 1733 года, в пять часов утра, он умер в возрасте шестидесяти трех лет. Мориц мог лишь присутствовать на похоронах...

Единокровный брат Морица, Фридрих Август II, автоматически стал курфюрстом Саксонии, но что касается Польши, это была уже совсем другая история, ибо короля должен был избрать Сейм. Тем не менее неожиданная вакансия на этом выборном престоле вызвала европейский кризис, которого, возможно, и не случилось бы, если бы Станислав Лещинский, бывший избранник на польский престол, не был отцом королевы Франции. Проснулись его амбиции, и он отправился в Краков, переодевшись простым торговцем. Сейм приветствовал его, и он был провозглашен королем, в то время как Россия, полная решимости сохранить видимость опекунства, что имело место в случае с Августом II, перенесла эту роль и на его сына. Заключив союз с Австрией, она послала войска для того, чтобы вновь отправить бедного Станислава к себе домой. Так началась война за Польское наследство.

Зажатый между двух огней — братом, которого он совершенно не любил, и Францией, к которой он был привязан, — Мориц Саксонский выбрал, и на этот раз окончательно, Версаль.

Прибыв туда для получения указаний, он узнал еще об одной смерти, и это стало для него чувствительным ударом. Умерла очаровательная Аиссе, прекрасная черкешенка, спасенная из гарема турецкого султана графом де Ферриолем, чему в свое время аплодировал весь Париж, и отвергнувшая любовь самого регента ради любви к шевалье д'Эди[90]. Она была подругой Адриенны, и рядом с ней Мориц находил порой сладкие моменты утешения. Они были одного возраста, и Мориц любил ее...

По сути, эта война оказалась очень даже своевременной, ведь ему так необходимо было собраться с мыслями. Применяя к солдатам предписания своего трактата о военном деле «Мои мечтания», делая все, чтобы они жили лучше и чтобы их пореже убивали, быть может, он смог бы забыть, как много слез было пролито из-за любви...