— Ты, наверное, думаешь, что я еще тот шутник, — слова просто выскочили из моего рта, и я почти рассмеялся от их абсурдности. Без сомнения, она думала, что я шутил.

— Наверное, поэтому ты поверила, — я покачал головой. — Я не виню тебя. Я гребаный неудачник, — я прижался головой к стене душа, позволяя прохладной плитке охладить мою раненную голову.

— Я оказался прав, знаешь, когда сказал тебе, что я уничтожаю женщин.

Схожесть с моим дурацким псевдонимом не ускользнула от меня. Раньше он считался подходящим, учитывая то, что я хотел сделать с Джулией, уничтожить ее и оставить ни с чем, чем я не смог обладать.

— До нашей встречи я этого не понимал, что я уничтожаю женщин, разрываю их на части, пока от них не остается ничего кроме их прежней оболочки.

— Моя мать отличный тому пример, — я позволил лицу, напичканному ботоксом и выжженным по максимуму белокурым волосам моей матери всплыть в моей голове. — Она была единственной женщиной, кто должен был безоговорочно любить меня. Единственный человек, который должен был заботиться обо мне. Но это было не так.

Я позволил воспоминаниям о прошлом охватить меня. Воспоминания о голоде. Как я держал мою маленькую сестру, которая из-за голода все время плакала, а в доме ничего не было, чтобы ее накормить, так как моя мать отсутствовала в течение нескольких дней. Это было чудом, что каждый из нас смог прожить так долго.

— И теперь она сделала это.

Было много вещей, которые я ожидал от нее. Я ожидал ее ненависти. Это казалось сумасшествием, что женщине, которая почти уморила меня голодом, хватило наглости, чтобы ненавидеть меня, единственного сына, который у нее остался. И в этом была главная причина. Я избавился от всего остального. Это была моя вина, что уже не было их обоих. Сэнди и Гаррета. Она никогда не простит меня за это. Все деньги в мире не могли купить ее любовь. Ее прощение. И сейчас она пыталась задеть меня любым известным ей способом.

Я уставился на макушку Джулии. Все улики указывали на ее бывшего, но что-то не связывалось. Слова на стене, они заставили меня подумать о ней. Моей матери.

Ты сделал это. Коул следующий. Держись от него подальше.

Эти слова запечатлелись в моей голове.

— Ты сделал это! Ты! — ее руки дрожали, когда она посмотрела на меня. Ужас на ее лице запечатлелся у меня в памяти навсегда. Она посмотрела на меня — кровь, покрывающую одежду, и ужасную сцену насилия.

— Как ты мог? Как ты мог? — ее слова гудели вокруг меня, словно растворяясь в дорогих каменных стен дома, который я построил для нее. Ее глаза были бешеными и выпученными. — Где Гаррет, Коул?

Почему она дома? Ее не должно было быть до завтра, и у меня был шанс все убрать и посадить Сэнди на самолет в направлении, где ей стало бы лучше в эмоциональном плане.

— Где он, Коул? — я не собирался отвечать, потому что она знала ответ. Я был уверен. Но почему она спросила, я не понимал этого. Я не знаю, почему ей все еще не надоело притворяться в этом доме, полном ужаса, пока мы оба находились здесь.

— Тебя не должно здесь быть. Почему ты здесь?

Она всегда любила его больше. Даже когда она оставила нас голодать. Именно его она обнимала, когда приходила домой. Только у него она просила прощение за свое отсутствие. Он всегда был на первом месте. Для нее и Сэнди. Что было такого в Гаррете, что она любила его больше, чем меня, я так и не разобрал. Даже после того, как я заработал много денег и дал им лучшую жизнь, я все еще оставался уродом в нашей семье.

Но кровь на моих руках изменила это. Ее было много разбрызгано по полу. Некоторая часть была моей собственной. Но большая часть принадлежала другому человеку.

— Где Сэнди?

Я покачал головой и оттолкнул воспоминания, не желая пережить это снова, особенно первые моменты после этого. Те моменты, которые сломали меня. Что заставило меня пережить это снова после сегодняшних событий. Это мужчина, который уничтожал женщин, которых он любил, пока от них не оставались лишь безжизненные оболочки или смерть.

Я прижал Джулию к груди. Она бы никогда не поступила как моя мама, Элейн, или как Сэнди.

Она была сильнее их. Но слишком быстро становилось очевидным, что не имело значения, насколько сильной женщиной была, я находил очередной способ уничтожать их, заставляя их каким-то образом ненавидеть меня.

Слова моей матери в ту ночь были словно эхом слов, написанных кровью на пятнистой стене: «Ты сделал это».

Может быть, и так.

Может быть, я заслужил все это. Может быть, я заслужил наказание за то, что сделал, и что нет. Блядь, как же мне жаль. Даже после того, как я последовал вверх по лестнице за моей матерью и нашел еще больший ужас, я не сожалел о том, что сделал. Я даже не хотел что-либо вернуть. Даже тогда, когда я сделал большое отверстие в голове этого куска дерьма. Мне не было жаль. Хотя какая-то извращенная часть меня хотела сделать это снова. Даже после того, как я нажал на спусковой крючок, я хотел сделать это снова. Наполнить его мозг свинцом и обезобразить его, сделать его несуществующим. Стрелять до тех пор, пока он не превратился бы не более чем в размазню на треснувшем полу. Я бы сделал это, если бы мне не нужно было помогать ей. Если бы она во мне не нуждалась, я сделал бы это и, возможно, даже большее.

И может быть это стало всему причиной. Там было слишком много грехов, злых мыслей, надежд, планов. Все это и даже больше. Я хотел снова кого-то ударить. Внезапная необходимость врезать кому-то наполнила мою сущность. Я бы почувствовал себя лучше, сделав это. В одной из комнат «Восхищения» была боксерская груша. Я мог просто прийти туда и выпустить гнев, тем самым вернуть себе здравый смысл, вместо этой жалкой кучи, которой я являлся прямо сейчас. Но я не мог заставить себя оставить ее, или даже подняться.

На нас все еще лилась теплая вода.

Я взглянул на Джулию и заметил, что ее глаза были закрыты, а дыхание стало глубже. Чувство спокойствия накрыло меня.

С нами все будет в порядке.

Хотя это не могло стать правдой, но я принял эти слова, словно пророчество моей удачи.

Я зарылся пальцами в волосы Джулии.

— Я не трахал ее, — сказал я спокойно. Лицо Элейн всплыло в моей голове. — Я пытался, — пустой смех вырвался из моих губ. — На самом деле. Я хотела забыть о тебе, — я сделал глубокий вдох. — Это произошло в ночь, когда я позволил тебе уйти. Когда я прижал тебя к стене клуба. Я вернулся домой со стояком, готовый вонзить свой член в кого-нибудь.

Я мог вспомнить это чувство, это ужасное ощущение потери. Горький гнев взял надо мной верх. После всего этого времени я должен был отпустить ее, и у меня было чувство, которое я не мог описать. Такое горькое и мерзкое.

— Элейн уже ждала меня дома. С тех пор, как мы сошлись, мы не занимались сексом. Она как раз вернулась, спустя несколько месяцев, после нашей последней встречи, с большим камнем на пальце, который я приказал ей купить, — слова застряли в горле. Зачем я говорю ей это? Она в шоке и спит. Она даже не слышит меня. Но я не остановился.

— Она лежала на кровати, голой. Она хотела этого, — вспоминая это, я прикусил изнутри щеку. — Она умолял меня, — я покачал головой. — Блядь, умоляла меня. Но я не мог этого сделать. И что-то внутри меня умерло. Что-то, что уже давно было сломано, и ныло, и я думал, что хуже уже не могло быть. Это было бессмысленно, верно? — я немного сдвинулся. — То, что я не мог трахнуть ее не должно было причинять мне боль. Но было наоборот. Мой член был твердый. И я притворился, что это было из-за нее. Я внушил себе, что это было из-за Элейн. Но это была ложь, Джулия. Это ты делала меня жестким. Ты. Все время. Но я хотел, чтобы это была она. Так сильно. Потому что ты была влажной, когда я прижал тебя к стене, для долбанного инструмента бармена. Не для меня, — я стиснул кулаки. — Но после всего, я не мог этого сделать. Она не возбуждала меня. Я не хотел ее. Я хотел тебя. И это было худшее чувство. Понимание того, что я отпущу тебя и проведу остаток своей жизни, желая тебя и никого другого.

Эмоции кружились внутри меня. Я не знал, откуда взялась эта исповедь, но я нуждался поделиться этим с Джулией, даже если она, вероятней всего, не слушала. Но она всегда вызывала у меня желание излить ей свое сердце. Я хотел ей рассказать все. Признаться. И это было странное чувство, которое я никогда и ни с кем не испытывал.

— Я люблю тебя, — прошептал я в наполненном паром душе. Слов, которых она не вспомнит. Но я хотел. Я помнил каждую секунду, каждую минуту, потому что она была моей Джулией. И я не позволю ей быть разбитой и уничтоженной, как остальным женщинам в моей жизни. Я не позволю своим грехам разрушить ее и превратить во что-то неузнаваемое. Я бы исправил это. Я хотел помочь ей исцелиться и остановить всех, кто бы это не делал.

Даже если это означало, что мне придётся их убить.

Глава 4

Джулия

Я тупо уставилась в потолок. Он был по-обычному белым, как и везде. Текстурный потолок с этими забавными маленькими шариками, которые вышли из моды много лет назад. По крайней мере, так говорило телевидение.

Когда я в последний раз смотрела телевизор?

Я напрягла свой мозг. Прошли недели, может и дольше. Я не знаю, как долго я таращилась в потолок. Я знала, что для остальных это казалось вечностью. Казалось, время остановилось, пока я смотрела на маленькие шарики на потолке. Некоторые были больше остальных, бесформенные и луковичноподобные. Мне стало интересно, чья это была идея, в первую очередь, сделать потолок, похожим на фильм. Время лечит.