- Предельно.

Взглянула на плечи, отмечая взглядом кипу кровоподтеков.

- Ладно, - вновь взглянула на нахмуренного папу. – Я обеща…

- Обещаешь? Воровка! – его губы сжались в прямую линию, а слово «воровка» четко подсказало, о чем пойдет речь. – Ничего не стоят твои обещания! Ты обещала не воровать у меня оружие. Нюх, как у собаки. Куда не запрячу…

- С детства каждую субботу меня таскали на охоту, - подалась вперед, повышая голос. – В холод, в дождливую погоду. Я даже слово «суббота» ненавидела. Но… - уселась удобнее и перевела дыхание. – В какой-то момент я поняла, что на самом деле меня всё устраивает. Это занятно. Разбирать и чистить оружие, целиться, жать на крючок. Палить по мишеням, пустым бутылкам. Единственное, что мне не нравилось… Когда убивали животных. Но ты сам привил мне любовь к оружию.

- Нет, - вернулся на край кровати. – Я хотел привить любовь к самозащите. Чтобы ты не боялась постоять за себя, не боялась выстрелить... В человека, который намерен причинить вред тебе. Но не для того, чтобы ты играла в мстителя…

- А таких было много, да? – прервала полушепотом. – Людей, что хотят навредить мне. 

- Хватит напоминать о моем статусе! Ты ведешь себя не как моя дочь, а как глупая…

- Врач не говорил, что мне нельзя нервничать и нужно отдыхать? – указала пальцем на дверь, безмолвно прося папу уйти.

Осекся, будто прочел в её глазах отчаянный приказ и желание отдохнуть от всего и всех.

- Как ты узнал? – легонько ощупывая лицо, задала вопрос.

- Когда мне донесли, что охранников убрал этот упырь, я мигом прыгнул в самолет и вернулся в страну, - звучала спокойная хрипотца. – Сразу приказал прислать к тебе людей, но мне сообщили, что Романов попал в лапы врагов. А вместе с ним попалась моя дочь. Когда я слушал своего помощника, который рассказывал в деталях, что ты натворила…


- То-то я смотрю, что ты поседел ещё больше, - опустила руки и натянула одеяло на себя. – Новости меняют цвет волос…

- А ещё говорят детей бить нельзя…

- Это бессмысленно, - хмыкнула в ответ. – Гены не выбить.

Он вяло махнул рукой и посмотрел ей в глаза. Теперь же что-то изменилось, потому что взгляд насытился отцовской любовью и заботой. Черты лица смягчились. Все его гневные крики объяснялись волнением за её жизнь, а не за свою репутацию. 

- Прости, - стыдливо бросила, уводя глаза. – Иногда я думала, что всё плохо закончится. Но каждый раз я была слишком далеко от отправной точки, чтобы остановиться. Я думала, что ты давно вышел из этой партии, и нет смысла просить тебя о помощи. А когда узнала, то просто боялась говорить тебе...

- Прекрасно, - саркастично прокомментировал папа.

- А кто меня переодел? – приподняла одеяло и взглянула на пижамную лиловую майку и шорты на тон темнее.

- Хахаль твой, - вновь недовольный голос. – А это вообще отдельная тема, - опять вскочил на ноги. – Ты нахрена с ним связалась?

Слабо улыбнулась и невинно пожала плечами.

- Подожди, - его голос забавно дрогнул. – А он же говорил, что женился… - папа бросил такой взгляд, будто на него сейчас упадет небо. 

- Это по Фрейду, как сказала бы твоя жена, - не сдержала смешок. – Может, он в активном поиске обручальных колец и сделает мне предложение.

Его глаза потемнели, явно выражая протест. Папа насытил легкие воздухом, вероятно, готовясь к бурному обсуждению романа с Романовым…

- Па, мне надо в ванную, - живо нашлась и откинула одеяло, что угодно лишь бы убежать от этой темы. – Потом всё обсудим, а?

Возможно, он понял, что это ложь и лишь предлог убежать от разговора, но кивнул и живо подбежал, чтобы помочь встать.

Ступни коснулись теплого паркета. Поднялась, придерживаясь за плечо папы, и отчетливое головокружение тут же напомнило о себе. Благодарно кивнула, ожидая пока черные мелкие точечки перед глазами улетучатся и прекратит доставать легкая тошнота.

Даже странно не ощущать боль, что ещё недавно нагло оккупировала каждую клетку тела.

- Дальше я сама, - уверенно отмахнулась от помощи, как только точки завершили танец.

Быстро, но аккуратно взял за руку, явно не одобряя её с-самостоятельность.

- Давай помогу дойт…

- Сама дойду, - освободила руку и мило улыбнулась. 

На удивление живенько прошмыгнула к двери и, не оборачиваясь, покинула спальню. Наверняка на лице папы было выражение: «Я воспитал упрямого монстра».       

Холл пуст. Не считая работ испанских художников, фантазия которых оживала на громоздких полотнах и пристально наблюдала за происходящим в помещении. Тишина. Словно в доме больше никого, кроме неё и папы.

Побежала в сторону ванной комнаты и коснулась холодной круглой ручки. Заперла за собой дверь и судорожно выдохнула, оставаясь наедине с накатывающей истерикой.

Прошла вглубь комнаты, крепко обнимая себя руками, и села на широкий бежевый бортик ванны.

Тело пробивала крупная дрожь, и вряд ли виной этому было то, что Алиса выбралась из-под теплого одеяла. Нутро яростно бунтовало против всего произошедшего, всей боли и пережитого опыта. Вязкое, неуютное чувство, будто история не получила развязки.

Лихорадочно дышала, пытаясь справиться с накатывающими волнами моральной боли и угнетенности. Сдержала крик, чтобы не привлечь внимания, но слезы всё равно затуманили взгляд.

Всё, что произошло за эти бесконечные месяцы, вихрем кружилось в памяти, превращаясь в тяжелый ком в горле, мешающий вздохнуть.

Шмыгнула носом и на дрожащих ногах подошла к широкому зеркалу, пристальным, прослезившимся взглядом осматривая потрепанное создание напротив.

Рана на виске, ссадины на лбу и скуле. Яркие губы с мелкими, свежими порезами.  Всё это не вернуло мужа. Отправила убийцу на тот свет, но вместе с ним похоронила и своё моральное здоровье, спокойствие и рассудок.

«Я то, что я с собой сделал, а не то, что со мной случилось». Кажется, эта фраза принадлежала Юнгу, но впервые услышала её от папы. И только в эту секунду послестрессового синдрома, как никогда в жизни поняла смысл этих путаных слов.

Вероятно, отражение в зеркале послужило триггером, и эмоции вспыхнули с новой силой. Слезы лились самовольно, смывая любые попытки собраться с силами и вернуться к отцу.

Поддаваясь меланхолии и не в состоянии контролировать себя, тихо всхлипывая, развернулась и открыла стеклянную дверцу душевой кабины. Забилась в угол, усаживаясь на холодный поддон, и на ощупь включила воду. Холодный поток хлынул сверху, на секунду сбавляя ход истерики и заставляя вздрогнуть от бьющих по телу ледяных капель. Но вода, стучащая по поддону, отлично изолировала звук её всхлипов.


Прижала колени к груди и опустила на них голову. Не сдерживалась и тем более не пыталась прибегнуть к глупым вариантам – например, собраться и перестать ныть – именно нытье сейчас было крайне необходимо.

Через вопли и рыдания выгнать из себя опустошение и поставить точку на проблемах. А позже наладить отношения с теми, кто остался жив.

Выудить важнейший урок из произошедшего. А дальше… Жить.

*****

Окончание сна, в котором она стремительно падала вниз, резким движением вытолкнуло в явь. Широко открыла глаза и уткнулась взглядом в пурпурный полумрак. Да, тот самый. Главарь заботливо зашторивал высокое окно, чтобы утреннее яркое солнце не прерывало её сон.

На автомате провела рукой по пустой половине кровати, заранее зная, что Романова рядом нет. Но за недели совместного проживания подобный жест превратился в непоколебимую привычку, с которой не хотелось расставаться.

Перевернулась на бок и закрыла глаза. Мечты сбывались. Она снова спала сколько душе угодно, и теперь сон был гораздо спокойнее. Медикаменты и постельный режим живо вернули тело – ну, можно сказать и дух – в норму.  Несчастный творческий мозг, что получил сотрясение, вновь горел желанием рисовать и приступить к работе на фирме, а слегка потрепанные почки больше не разгорались болью при каждом движении.      

Психиатры и даже психологи всё-таки не понадобились. Сумела переосмыслить и уложить в горький опыт все потрясения. Но больше не позволять им сводить с ума. «Есть либо победа, либо опыт». Денис всегда был прав, а в её случае это было и то, и другое. Для себя осталась победителем, что отомстил и чему-то научился. Например, выживать.

Не открывая глаз, заелозила рукой по прикроватному столику в поисках телефона. Безнадежные попытки, ибо под руку попадалось всё, кроме того, что нужно. Короткий звон, за которым последовал плеск, заставил открыть глаза и привстать.

- Блин, - поморщилась, глядя на опрокинутый высокий стакан и лужу на паркете.

Всё-таки хорошо, что главарь не жалует ковры возле кровати. Схватила телефон и нажала кнопку. Красные цифры на фиолетовом фоне показали шесть вечера.

- Ой бли-и-ин, - отшвырнула телефон и вскочила на кровати.

Потерев лицо и глаза пальцами, дабы отогнать остатки сонной пелены, встала и поправила подол короткой фиолетовой сорочки. Уложила волосы в пышный пучок и замоталась в одеяло, как в темную мантию. Лениво потопала босиком к двери.

Вот так раньше и терялись заказы. Просто из-за того, что художница нагло и безответственно просыпала назначенные встречи. Но подобное случалось, только когда была подстелена финансовая подушка, и заработок мужа позволял такие падения.

Миновала холл, забавно стуча по деревянному полу босыми ногами и таща за собой шлейф тонкого одеяла прямо на кухню.

Настали фрагменты прекрасного времени, когда можно было насытиться присутствием главаря и сложить оружие. Больше не врать и не притворяться, а целенаправленно возвращаться в жизнь.

Ударила по выключателю и часть кухни залил тусклый, как зимнее солнце, свет. Но и этому тусклому оттенку не удалось скрыть белый листок, что лежал на мраморной серой столешнице.