Розмари Роджерс - Связанные любовью

Она положила на колени салфетку и взяла вилку.

— Кажется, я об этом пожалею.

— Уверяю вас, вы ни о чем не пожалеете.

Софья покраснела, уловив в двусмысленном ответе интимную нотку, и опустила голову. Со своей стороны Стефан удовлетворился небольшой победой и не стал развивать наступление, но позволил себе понаблюдать за тем, как она ест.

Долгое и трудное путешествие домой и затянувшаяся бессонница сказались не лучшим образом, Софья сильно похудела, осунулась, и теперь им двигало свойственное мужчине желание защищать и оберегать.

Софья подняла голову, когда на тарелке ничего не осталось. К этому моменту к ней уже вернулось хладнокровие.

— Вы разговаривали с императором? Он отпил вина.

— Коротко.

— Полагаю, император поинтересовался, какие причины привели вас в Россию?

Стефан пожал плечами. По правде говоря, встреча с Александром Павловичем стала для него приятным сюрпризом. Разумеется, император выразил вполне естественное желание узнать, чем вызван столь неожиданный визит герцога, но, вопреки ожиданиям и опасениям, допытываться не стал, легко приняв маловразумительное объяснение.

Хотя, конечно, было в глазах царя что-то такое, какое-то задумчивое выражение, словно он знал больше того, что признавал английский гость.

— Да, поинтересовался.

— И?..

— Я объяснил, что путешествие через Европу в сопровождении всего лишь возницы и служанки предприятие весьма опасное, а потому я и решил сопроводить вас до Санкт-Петербурга, дабы обеспечить вашу безопасность.

Софья вскинула брови:

— И Александр Павлович вам поверил?

— Наверняка сказать трудно. Ваш отец — надо отдать ему должное — умеет держать мысли при себе. По крайней мере, в тюрьму меня не бросили.

— Этот просчет будет легко исправлен, как только император узнает, что вы привезли меня в загородный дом одну, без сопровождающей.

После этой реплики Стефан передвинул стул поближе к гостье.

— Вы сами не раз говорили, что есть вещи, о которых ему лучше не знать.

— Особенно когда это удобно вам, — упрекнула она.

— Удобно для нас обоих. — Он взял с тарелки землянику и поднес к ее губам. — Позвольте…

Софья раскрыла губы. Дыхание уже участилось, и она ничего не могла с этим поделать.

— Я сама в состоянии покормить себя.

— Нисколько не сомневаюсь, но так гораздо приятнее.

— А если я укушу вас за палец? Он замер, как зачарованный наблюдая за капелькой сока, ползущей по ее нижней губе.

— Можете кусать меня в любое место, какое только пожелаете.

— Не искушайте.

Стефан усмехнулся и, наклонившись, слизнул каплю с губы.

— Именно этим я и намерен заняться.

— Стефан…

— Вы пахнете земляникой. — Поцелуй. И еще один. — Люблю землянику.

Она уперлась ладонями ему в грудь, но отталкивать не стала.

— Вы не доели свое…

— Того, что мне нужно, на тарелке не нашлось. — Он провел языком по ее губам, спустился от краешка рта к подбородку, перебрался на шею… — Боже, как же я скучал по вас… По вашей коже… запаху волос… тихим стонам…

Она откинула голову, молча приглашая его продолжать.

— Нам нельзя быть здесь.

Но он уже прокладывал новый маршрут — вниз по шее… по плечу… ниже…

— Хотите, чтобы я отвез вас домой?

— Я…

— Софья? Пауза затянулась, и Стефан, хотя и продолжая ласки, не стал торопить ее с ответом. Слишком долго он ждал этой добровольной капитуляции, чтобы испортить все неосторожным словом. И, готовый ждать сколь угодно долго, едва не вскрикнул с облегчением, когда она тихонько вздохнула и обняла его за шею.

— Нет.

— Слава богу, — выдохнул он. Поднявшись со стула, Стефан подхватил Софью на руки, отнес к ближайшей софе и бережно опустил на подушки.

Раздеваясь, он ощущал ее взгляд, и этот взгляд торопил, подгонял, заставлял нервничать. Черт, кто бы мог подумать, что такое вообще бывает. Опустившись на колени перед софой, он был уже в полной готовности.

Ее губы призывно раскрылись, и Стефан приник к ним жадным поцелуем, свободной рукой разбираясь с ленточками платья.

Она пахла земляникой и желанием. Пьянящий аромат ударил в голову, и мир утонул в тумане, оставив только Софью и изнуряющую, требующую утоления страсть. Стащив без особенных церемоний платье, он вступил в сражение с корсетом и, наконец, с тонкой сорочкой.

Освободив ее от одежды, Стефан приник к губам, но задерживаться не стал и, пробежав вниз по шее, спустился к набухшим бутонам грудей. Она отозвалась стоном наслаждения и выгнула спину, но он только улыбнулся и продолжил путь через живот.

Какая же она нежная, хрупкая, изящная. Как цветок жасмина.

Погладив атласные изгибы бедер, Стефан потянул вниз шелковые чулки и, стащив, бросил их на пол.

Теперь она предстала перед ним во всей своей потрясающей красоте — нагая, соблазнительная, волнующая, с сияющими под косыми лучами солнца золотистыми локонами.

Да, она была прекрасна. Но это не объясняло, почему так сжалось от тревожного чувства сердце. Как будто до сего момента в его жизни недоставало чего-то важного, может быть главного.

Отогнав беспокойную мысль, Стефан опустился к пальчикам ног и покрыл их легкими, скользящими поцелуями. Пальчики свернулись, как улитки, а Софья хихикнула от щекотки. Не обращая внимания на неподобающие звуки, он двинулся вверх и, дойдя до бедер, бережно сдвинул одну ногу с софы. Открывшийся вид заставил его замереть в восхищении. Другое открытие было столь же приятным: лоно уже пустило сок, и идущий от него густой аромат моментально вызвал мощный прилив желания.

Он так долго ждал этого момента. Ждал бессонными ночами, изнывая от распирающей его страсти. И вот теперь желание требовало удовлетворения, грозя выплеснуться еще до того, как он успеет насладиться сладким вкусом схватки.

Он провел языком по влажному, горячему лону и получил в награду приглушенный вскрик. Да, он хотел ее именно такой: теплой, влажной, томящейся от нетерпения.

Стефан продолжил сладкую пытку, не внимая ни стонам, ни мольбам. С безжалостностью палача он терзал благоухающий бутон, словно перебирая восхитительные лепестки, и, только убедившись, что она подошла к краю, передвинулся выше и навис над ней.

Непонятное чувство восхищения, восторга и благоговения переполнило его.

Какое же она чудо.

Его женщина.

Только его.

— Софья… — простонал Стефан, сам не зная, о чем просит.

Но она не стала ждать, а обвила его руками, вцепилась в волосы и, притянув к себе, впилась в его губы обжигающим поцелуем.

— Пожалуйста…

Он не заставил просить дважды и, приподнявшись, вошел в нее одним могучим ударом.

Она выгнулась, застонала и задвигалась, ловя его нарастающий ритм, вжимаясь в него, открываясь все шире. Ее ноги сплелись у него за спиной, бедра сжимались и разжимались.

— Боже, как ты хороша… — выдохнул он. Сердце стучало, кровь била в виски, и внутри уже свернулся тугой узел. — Как хороша…

— Стефан… — вскрикнула Софья и забилась в порыве вырвавшейся страсти.

Ее дрожь отдалась в нем, подгоняя к краю. Узел развернулся, и он, вонзившись в нее последний раз, выплеснул в пленительное лоно фонтан горячего семени.

Господи.

В тот же день, но уже вечером, герцог Хантли стоял у окна в городском доме графини Анны. Солнце клонилось к западу.

Картина открывалась потрясающая. Косые лучи падали на золотые купола церквей, и резные ангелы, казалось, вот-вот взмахнут крыльями и взлетят.

Какой контраст с грязным, задымленным и скрытым под слоем сажи Лондоном.

Хотя, наверное, картина представлялась бы в несколько ином свете, не будь на душе так покойно и благостно, не переполняй его ощущение восторга и довольства.

Ощущение это нисколько не ослабло и не померкло за те два часа, что он провел в доме Анны, куда вернулся принять ванну и переодеться в голубой с серым отливом сюртук, серебристый жилет и серые панталоны.

Возясь рассеянно с брильянтовой булавкой для накрахмаленного шейного платка, Стефан снова и снова перебирал в памяти восхитительные картины недавнего свидания.

Он перешел уже к третьему эпизоду любовной схватки, когда дверь вдруг открылась, и в комнату вошел Борис. Закрыв за собой дверь и оглядевшись, русский как-то странно посмотрел на герцога.

— Вы, похоже, весьма довольны собой, — заметил он с ноткой недовольства. — Надо полагать, завтрак удался?

— Да, все было великолепно, — пробормотал Стефан и взглянул на слугу, который неожиданно рассмеялся. — Что тебя так развеселило?

— Всегда приятно наблюдать глуповатое выражение на лице мужчины. По крайней мере, оно доказывает, что я не одинок в своих страданиях.

— Глуповатое?

— Как у человека, которого огрели лопатой. — Борис с улыбкой потрепал герцога по плечу. — Рано или поздно такое случается с каждым.

Стефан нахмурился. Недавнее благодушие рассеялось, солнышко скрылось за тучей, дохнуло холодком. Он уже потратил немало времени и сил, убеждая себя, что его одержимость Софьей всего лишь мимолетное увлечение, которое скоро пройдет, как проходит голод после обеда.

И конечно, попытка Бориса разрушить эту чудесную фантазию пришлась ему не по вкусу.

— Ты ошибаешься, — резко ответил он. — Ничего особенного не случилось. Приятное свидание с прекрасной женщиной.

— Правду можно не замечать, но от этого она не исчезнет, — усмехнулся Борис. — А уж если начистоту, то слепота еще никому не помогала.

— Хватит. — Стефан решительно покачал головой. У него таких проблем никогда не возникало — для него правдой было то, чего он желал. — Тебе удалось проникнуть в дом сэра Чарльза?