А потому чем больше времени она проведет с ним сейчас, тем хуже будет потом.

— Сейчас не время для поцелуев.

Он еще раз припал к ее губам, потом со вздохом отстранился и состроил печальную гримасу:

— К сожалению, вы правы.

Легкость, с которой он согласился, отдалась уколом разочарования, но Софья напомнила себе, что ее ждут куда более важные дела.

— Где мои вещи?

— По-моему, Борис оставил их в конюшне, вместе с лошадью. Не глупите. — Она попыталась подняться, но он решительно заставил ее опуститься на подушку. — Оставайтесь в постели, а я схожу за ним.

Бросив строгий взгляд, обещавший самые суровые кары в случае неповиновения, Стефан подошел к печи, подбросил пару поленьев и, убедившись, что дрова занялись, вышел за дверь.

Оставшись одна, Софья попыталась подвести итог затянувшемуся и опасному путешествию, которое близилось-таки к концу.

Письма у нее.

Ее матери ничто не угрожает.

Так почему же хочется плакать?

* * *

Русская ночь, как и следовало ожидать, оказалась не по-летнему холодной. И слава богу.

Проведя с Софьей полчаса наедине, он с удовольствием окунулся бы сейчас в ледяное озеро, чтобы хоть немного остудить разгоряченное желанием тело.

И не только тело.

Эта женщина обладала потрясающим талантом доводить человека до белого каления.

Но если так, то почему же он, не слушая голоса здравого смысла и позабыв о правилах хорошего тона, вбил себе в голову, что должен вернуть ее в Мидоуленд?

Стефан тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли, и пересек полянку перед домом.

— Борис?

— Поесть вы, конечно, не принесли? — прозвучал голос сверху.

Стефан поднял голову и увидел спускающегося по дереву слугу.

— Нет, не принес. — Он пожал плечами. — Ужин еще не готов. Служанка тушит зайца и говорит, что нужно еще подождать.

— Ох уж эти женщины, — вздохнул Борис. — Хорошо, что я сам припас пару зайцев. Пожалуй, поджарю их на костре. Если хотите, можете присоединиться.

— Спасибо за приглашение, но сейчас меня больше интересует другое. Госпожа Софья желает забрать свои вещи.

— А… — Борис поморщился. — Совсем забыл.

Стефан нахмурился, уже чувствуя, что Борис приготовил ему неприятный сюрприз.

— Забыл? Что забыл?

— Когда ставил лошадей в конюшню, заметил, что баул госпожи Софьи где-то затерялся.

— Проклятье. — Предчувствие не подвело, и ему это не нравилось. — Что-нибудь еще пропало?

— Нет, больше ничего. Я поискал в лесу, думал, он просто свалился с вашего седла, но ничего не нашел.

Спрашивать, хорошо ли он искал, Стефан не стал. Если Борис сказал, что ничего не нашел, значит, дальнейшие поиски бессмысленны.

— Его забрали, — пробормотал герцог, перебирая в уме возможные последствия случившегося.

— Похоже на то, но кому могли понадобиться женские вещи?

Ответа не было, и Стефан, покачав головой, похлопал своего спутника по плечу:

— Ладно, Борис, посматривай здесь. Я так понимаю, что приключение еще не закончилось.

Он с удовольствием остался бы на свежем воздухе, остыл и успокоился, но пропажа вещей направила мысли в иное русло. В голову лезли всевозможные, самые невероятные объяснения случившегося, но ни одно не выглядело достаточно убедительным.

Возможно, именно поэтому, подойдя к кровати, Стефан отвел глаза, чтобы не встречаться с испытующим взглядом Софьи.

— Я ждала, что вы принесете мой баул, — непривычно сдержанным тоном спросила она.

— Ваш баул пропал.

Прежде чем он успел что-то добавить, Софья соскочила с кровати — в одной сорочке, с растрепанными волосами и горящими глазами.

— Что?

— Оставайтесь на месте, черт бы вас побрал, — процедил Стефан и, подхватив готовую броситься в бой Софью на руки, уложил на кровать, после чего опустился рядом.

— Что вы сделали с письмами? — прошипела она, гневно сверля его взглядом.

Он нахмурился. Боже, как же она хороша! Прелестное лицо раскраснелось, восхитительные волосы рассыпались по подушке. Вот бы заключить ее в объятия, подмять под себя…

Осторожнее, напомнил себе Стефан. Когда она в таком настроении, от нее чего угодно можно ждать.

— Я же сказал…

— Вы сказали мне, что нашли их, что письма у вас, а теперь приходите и сообщаете, что они вдруг пропали каким-то непонятным образом. — Она впилась в него глазами. — Вы приказали слуге спрятать их?

Стефан даже не сразу понял, что его обвиняют в краже писем. Оказывается, это он виноват! Когда же она, наконец, поверит ему? Что еще ему нужно сделать, чтобы удостоиться ее доверия?

— Вы совсем рехнулись? — негромко, но с угрожающей ноткой прохрипел он. — Если бы я хотел утаить эти проклятые письма от вас, оставить себе, я бы никогда не сказал вам, что они у меня. Вы это понимаете?

— Может, вы сначала и хотели вернуть их мне, а потом поняли, чего они стоят, и передумали.

— То есть вы хотите сказать, что я намерен воспользоваться этими письмами, дабы шантажировать вашу мать?

Софья отвела взгляд.

— Я… — неуверенно начала она.

— А зачем останавливаться на шантаже? — продолжил Стефан уже другим, обманчиво мягким тоном. — Может быть, я собираюсь свергнуть царя Александра и занять его место на троне? Какая-то капля романовской крови у меня вроде бы есть.

Очевидно, поняв всю абсурдность брошенных сгоряча обвинений, Софья смущенно покраснела и, не желая смотреть герцогу в глаза, опустила голову.

— Если их нет у вас, то где же они тогда?

— Судя по всему, их украли.

— Кто?

Ему и самому хотелось бы знать ответ на этот вопрос.

Предположений хватало, но все они не имели под собой никакой основы.

— Их мог украсть кто угодно. Местный, подумавший, что в бауле могут быть деньги. Или кто-то из людей сэра Чарльза. Или даже…

Глаза у Софьи вдруг вспыхнули, как будто ее осенило.

— Иосиф…

— Кто?

— Тот человек со шрамом, что увез сэра Чарльза в карете.

Стефан напряг память. Иосифа, если его действительно так звали, он запомнил плохо. Небольшого росточка, ничем не примечательный, если не считать пересекавшего пол-лица уродливого шрама. В тот момент его куда больше занимала рана на горле Софьи, чем какой-то слуга, пытавшийся спасти раненого господина.

— Когда мы вошли, здесь его не было, — медленно, восстанавливая последовательность событий, произнес Стефан. — Вполне возможно, что он заметил нас еще на подходе к дому и решил спрятаться в лесу, чтобы не попасть к нам в руки.

Софья задумчиво жевала нижнюю губу. Похоже, ее все еще терзала какая-то до сих пор не высказанная мысль.

— На постоялом дворе именно Иосиф обыскивал мою комнату. Он сказал сэру Чарльзу, что не нашел писем, но у меня уже тогда появились кое-какие подозрения. — Она подтянулась повыше. — Может быть, он нарочно оставил письма там, чтобы потом вернуться одному и потихоньку забрать без ведома сэра Чарльза.

Видя в ее глазах нарастающую тревогу, Стефан приготовился к очередной схватке. Сейчас она потребует, чтобы они срочно вернулись в Санкт-Петербург. И никакие доводы рассудка на нее, разумеется, не подействуют.

— Что ж, звучит вполне разумно, — согласился он. — Но если уж так получилось, что я самолично доставил письма ему в руки, то зачем ему рисковать всем, спасая сэра Чарльза?

Софья наморщила лоб, но плодов это напряжение умственных сил не принесло.

— Не знаю.

— Эти письма доставили всем немало хлопот и неприятностей, — бросил Стефан раздраженно. Сколько ж можно заботиться о матери? Ей бы давно уже пора подумать о себе. А то ведь и не заметит, как жизнь пролетит. — Почему вы их просто не сожгли? Всем стало бы только легче.

— Мать хочет сохранить их.

— Зачем?

— Она… она очень сентиментальная женщина. Ну вот, очередная ложь. И вовсе не надо залезать кому-то в голову, чтобы понять — письма нужны княгине для каких-то своих, скорее всего далеко не благородных целей.

Может быть, она рассчитывает с их помощью защитить себя и сохранить положение при дворе. Романовы славятся своей непредсказуемостью.

— А вот я думаю, что ваша мать — очень хитрая и расчетливая женщина. — Он выдержал ее взгляд и продолжал: — Письма нужны ей, чтобы остаться при дворе, и ради них она готова принести в жертву даже собственную дочь.

— Неправда.

— Почему вы всегда ее защищаете?

— Потому что она моя мать.

— Тогда и вести себя должна соответственно. А вам надо почаще думать головой, чтобы не попадать по ее вине в такие вот ситуации.

Софья встретила эти речи вполне предсказуемо. Конечно, ее упрямство, нежелание следовать логике раздражали, но ее неустрашимость, твердость духа не могли не вызывать восхищения.

— Только не говорите, что вы не поступили бы так же, если бы речь шла о вашем брате, лорде Саммервиле, — возразила она. — Или не пошли на риск ради себя самого.

Он только фыркнул, не найдя убедительных аргументов против ее логики. Всего лишь год назад Эдмонд притворился Стефаном, чтобы отвести от брата беду. Впрочем, это не означало, что он готов позволить Софье и дальше вести себя безрассудно и безответственно.

Ну да ладно, нужно лишь вернуть упрямицу в Мидоуленд, а там ей будет обеспечена самая лучшая защита.

— Да, я бы пришел на выручку брату, но потом все равно надавал бы тумаков за то, что заставил меня рисковать головой.

— Если я и решу надавать кому-то тумаков, то уж точно не матери, — предупредила Софья, твердо глядя ему в глаза.

Он поймал ее дерзкий взгляд, оценил воинственное выражение лица, и все его раздражение как-то вдруг схлынуло.