Ольга Михайлова - Святой в миру

Стэнтон задумался, не отрывая глаз от портала галереи, куда ушла Софи.

…Не только мисс Хэммонд, но и господа Морган и Кэмпбелл не обременяли себя вниманием к больному. Мисс Морган тоже боялась заходить к мистеру Стэнтону, услышав от брата, что Клэменту угрожает чахотка. Но тем больше внимания она уделяла подлинному объекту своих симпатий, мистеру Коркорану. Несчастный случай с мисс Софи она восприняла с ликованием, уж теперь-то мистер Коркоран и глядеть-то на Софи не захочет! Она удвоила внимание к мистеру Коркорану, причём до такой степени, что временами он переставал быть джентльменом.

Ему хватало забот и без навязчивой дурочки.

Отец Доран, замечая их вместе, невольно вспоминал злое откровение мистера Коркорана о желании обесчестить и обрюхатить сестру Моргана. Было заметно, что он всё же не собирается реализовывать высказанное намерение. Мистер Коркоран с тоской выслушивал новую порцию глупостей, на которые мисс Розали, и вправду, была неистощима, бросал что-то туманное и малопонятное для девицы и торопливо покидал её.

Но вот через день после того, как Коркоран беседовал с кузиной у одра Клэмента, отец Доран обнаружил в беседке в саду рыдающую мисс Морган. Девица стенала столь жалобно, что отец Патрик не мог не подойти и не спросить её, что случилось? Сквозь рёв бедняжка выдавила, что брат был прав, когда предупреждал её! Этот мистер Коркоран чудовище, просто чудовище! Доран похолодел. Неужели… Коркоран всё же… отомстил, позволил себе нечто непотребное?… Меж тем девица, не переставая рыдать и горестно повизгивать, сообщила, что мистер Коркоран… Он сам только что сказал ей, что женится на мисс Стэнтон! Что не собирается уезжать, но собирается жениться на кузине!

Девица рыдала взахлёб.

Доран отошёл на соседнюю скамью и тихо сел. Нет. Он не хотел верить. Этот человек, которого он подлинно полюбил и который так изменил его душу, наполнил такой силой… Нет. Он уже подозревал его в низости — и оказывался неправ. Сейчас он не хотел его подозревать. Коркоран кристально порядочен и ведь он знает… Коркоран раньше него самого понял, что он, Доран, полюбил Бэрил. Нет, этого не может быть. Но… почему низость? Коркоран неизменно тепло, с любовью говорил о кузине, он мог… тоже полюбить Бэрил. Любой, кому откроется её душа, не может не полюбить её. Доран вздохнул. С этим человеком ему не тягаться. Сердце его зашлось болью. Он не мог, не мог потерять Бэрил. Ему вспомнился молящий Коркорана коленопреклонённый Стэнтон. Он, Доран, тоже готов был сейчас…

…Но Коркоран благороден. Он не хотел видеть унижения Клэмента. И что ему его, Дорана, унижение? Господи, сжалься! Неужели он должен потерять Бэрил — сейчас, когда подлинно полюбил её и осознал себя? Или все-таки «хитрый пройдоха»? Если Коркоран женится на мисс Бэрил Стэнтон, он станет одним из богатейших людей королевства. Чертовщина… Просто чертовщина. Нет. Это Человек неба… Он не может быть подлецом. Он, Доран, любит его. Любит. Патрик поймал себя вдруг на странном чувстве — стоило ему дурно подумать о Кристиане, как он слабел, из него уходила сила. Стоило поверить в его истинность — становилось легче дышать. Но сомнения, как вязкое и липкое марево, наползали на душу. Изнемогший и обессиленный, он боролся. Он спросит Коркорана сам — обо всём. Доран поднялся, ощущая мучительную тяжесть на душе. Он боялся приближать развязку. Но и неведение было невыносимо. Он пошёл, и каждый шаг отзывался болью в онемевших ногах, повернул в аллею и — остановился. Навстречу шли мистер Коркоран и мисс Бэрил Стэнтон. Он покачнулся и неосознанно свернул в прогал аллеи.

Его догнал голос Коркорана, злобный и резкий.

— Не уходите, Доран. Где вас носит? Я искал вас.

Тот молча окинул их взглядом.

— Зачем? — Доран все же подошёл к ним и тут заметил, что мистер Коркоран выглядит… весьма странно. Глаза его метали искры, крылья носа раздувались, на лбу пульсировал нерв. Коркоран плюхнулся на скамью, не дожидаясь, пока присядет Бэрил. Это был не поступок джентльмена, но было заметно, что мистеру Коркорану сейчас плевать на хорошие манеры.

— Полчаса назад мистер Кэмпбелл, как я и опасался, сделал предложение моей кузине мисс Бэрил, — зло обронил Коркоран. Доран побледнел, — а час тому назад руку и сердце, к сожалению, не имея возможности приложить к ним промотанное состояние, предложил ей мистер Морган. Памятуя, что мистер Стэнтон болен, и едва ли может сейчас дать ей дельный совет, мисс Бэрил обратилась за советом, кого ей предпочесть, ко мне.

Мисс Бэрил смотрела на него жалобно, улыбаясь робко и болезненно. Она видела, что мистер Коркоран подлинно взбешён, обозлён до белого каления, была испугана, но не могла понять причин этого гнева. Доран на негнущихся ногах подошёл ближе. Коркоран же продолжал, с трудом сдерживая ярость.

— Моя кузина неопытна в житейских делах и совет брата ей будет как нельзя кстати. Если же мои слова не убедят вас, Бэрил, возможно, вам поможет совет отца Патрика. Сядьте, Доран, Бога ради, не нервируйте меня, что вы тут столбом стоите? — отрывисто бросил Коркоран, сам он при этом вскочил. Тяжело вздохнул и решительно заговорил, нервно расхаживая между двух скамеек, как тигр по клетке. — Я расскажу вам, дорогая сестра, о претендентах на вашу руку. Это поможет вам сделать правильный выбор. Здесь важно не ошибиться, — зло прошипел он. Резко выдохнув, Коркоран продолжил. — Мистер Морган и мистер Кэмпбелл были наследниками имущества моего друга графа Раймонда Чедвика, о чём вы уже, я полагаю, слышали. Я дал слово милорду Чедвику без весомых оснований не позорить его родню. Но сейчас на весах моя родня, и эти основания я считаю весомыми, к тому же у меня были и другие основания пересмотреть свои обязательства по этому вопросу.

Коркоран судорожно сглотнул.

— Мы познакомились с его сиятельством графом Раймондом Чедвиком в «Атенеуме» десять лет назад, — продолжил он, — между нами возникло своего рода приятельство, быстро ставшее с его стороны — покровительством и наставничеством, с моей — а я был совсем молод — уважением и привязанностью. Не имевший детей, одинокий и несколько эксцентричный, граф увлекался театром и сделал все, чтобы увлечь меня. Но это детали, и едва ли они будут вам интересны.

То, о чем я хочу рассказать вам, случилось пять лет назад, первого марта, я хорошо запомнил эту дату. До этого Чедвик предложил поставить у нас «Гамлета». Он дал мне и первые уроки театрального мастерства. В этот день у нас в клубе была генеральная репетиция. Я до этого странно робел, мне казалось, мои реплики никуда не годятся, я просто обречён осрамиться. Но выйдя на сцену на генеральной, я с изумлением понял, что меня вдруг что-то подхватило, и это что-то… не знаю, как объяснить. Это что-то… играло мной. Словно какой-то незримый демон подмостков вселился в меня. Я чувствовал в себе необычайную силу, лёгкость, слияние со сценой, потерю чувства времени и места. Я видел, что и все остальные заметили, что творится что-то странное. Чедвик был в восторге, все — Биллинхем, Тилни, Уэст, Уилкинс — смотрели на меня с изумлением.

Коркоран плюхнулся на скамью рядом с Бэрил.

— После репетиции Чедвик сказал, что премьеру надо назначить на следующее воскресение — и не желал слушать никаких моих возражений. Я же был в полном недоумении. Пережитое смутило и разозлило меня. Я не люблю… и в этом я, наверное, тоже Гамлет… Я не флейта, и не люблю, когда на мне пытаются играть, тем более, непонятно кто. Видя моё состояние, Чедвик, когда мы шли по Риджент-стрит, предложил мне заночевать у него, пообещал показать свои гербарии, что собирал в Индии, их привезли ему из его поместья в Суссексе. Я согласился: мне не хотелось оставаться одному, я хотел выбрать время, поговорить о пережитых ощущениях, надеялся, он объяснит мне, что произошло. В десяти шагах от парадного оказалось, что два фонаря у его дверей не горят. Когда же мы подошли к ступеням — из темноты выскочили какие-то голодранцы. Они не ожидали увидеть двоих, но ринулись на Чедвика. Я разбил одному лицо и свалил на землю, ударил тростью по голове другого. Третий убежал. На шум драки из дома выскочили лакей Чедвика и его экономка, я поднял графа. По счастью, он упал в сугроб и, хоть у него было повреждено запястье и болело плечо, серьёзно он не пострадал. Он распорядился, чтобы мы скрутили двоих негодяев, и велел, к моему удивлению, запереть их в погреб. Через час, успокоившись и придя в себя, граф велел Линси вытащить одного, зарядил, к моему ужасу, пистолет и приставил к виску незадачливого бандита. Он требовал сказать, кто нанял их. Я смотрел на него в немом изумлении, ибо был уверен, что это просто разгулявшаяся чернь, у которой не хватило нескольких пенсов на похмелье. Но Раймонд оказался прав. Бандит не знал имён — ему, разумеется, не удосужились представиться, но, согласитесь, Патрик, родинка над губой и рассечённая бровь — приметы нечастые. Я тогда, помнится, подумал, что мне нет дороги в криминал. Если уж родинку заприметили, то меня опознают с десяти шагов.

Мисс Бэрил встала и снова опустилась на скамью. Отец Доран окаменел, но губы его шевелились.

— Вы хотите сказать, Кэмпбелл и Морган наняли… головорезов… убить Чедвика?

Коркоран пожал плечами.

— Один до этого проигрался в пух, другой был давно разорён. Они просто решили поторопить судьбу. Негодяям было приказано не убить, но избить старика. Они рассчитывали, что после тот протянет недолго, при этом все сочтут нападение делом рук лондонских бродяг.

— Бог мой… — мисс Бэрил в ужасе смотрела в землю.

— Самое печальное, точнее, саркастично скорбное во всей этой истории, — проронил Коркоран, — так это то, что за месяц до этого старейший друг Чедвика, их полковой врач, сказал, что осталось ему недолго. Я не понимал, почему Чедвик так спешил с премьерой. Премьера состоялась седьмого марта, а восемнадцатого Чедвика не стало. За несколько дней до его смерти, — он уже не вставал с постели, — я пришёл навестить его. Раймонд смотрел в лицо смерти как солдат и спросил меня, что ему оставить мне? Я… не хотел… но глупо было и лгать, утешая. Я попросил оказать мне в завещании четыре его акварели и индийские гербарии — на память о нём.