На следующее утро мисс Бэрил по просьбе мистера Коркорана пыталась было поговорить с мисс Софи, попросить навестить Клэмента. Ведь брат едва не погиб, и то и дело повторял в забытьи её имя. Бэрил выслушали с откровенной неприязнью, и резко отказали. Мисс Софи возненавидела теперь мистера Коркорана, но ничуть не полюбила мистера Стэнтона. Мисс Бэрил ничего не сказала, лишь бросила мимолётный взгляд на сестру, чья щека была стянута чем-то, напоминающим издали кровавого паука или багровую сороконожку. Она подумала, что мисс Софи не хочет, чтобы брат видел её столь обезображенной, но Софи в добавление к отказу сказала, что её нисколько не интересует мистер Стэнтон и попросила оставить её в покое.

Мисс Бэрил в спальне Стэнтона передала её слова кузену. Клэмент, к этому времени проснувшийся, услышал, как его брат сквозь зубы пробормотал, что душа сестры Софи вовсе не так пуста, как ему казалось. Болото, ей-богу. А ведь как пылко учила она его любить людей! Доран, вошедший в комнату, услышав слова мисс Стэнтон и реплику Коркорана, вздохнул, поняв, что вчерашняя сентиментальность и покаянное настроение мистера Коркорана были, видимо, следствием простого размягчения винными парами, и ныне вместе с оными парами и испарились. Мисс Бэрил тоже не поддержала суждение кузена.

— Полно вам, кузен, она просто в отчаянии, ведь лицо так обезображено! Может, со временем, шрам побелеет, и не будет так ужасен…

— С её лицом, дорогая Бэрил, ничего страшного не произошло, — на нём просто проступила её душа, только и всего.

— Мистер Коркоран!

— Я не прав? — Кристиан поднял кверху брови.

— Вы не понимаете, что значит для женщины утрата красоты!

— Красота женщины, дорогая кузина, в душе, если у женщины душа ангела, какая разница, как она выглядит, а в душе нашей дорогой сестрицы Софи — пауки да сороконожки.

— Не говорите так… — Мисс Бэрил молила, — она ведь любит вас…

— Наша Софи никого и никогда истинно полюбить не сможет, потому что является просто куклой — из кожи, волос и пакли внутри. Истинная любовь — самопожертвование, но такие, как она, умеют только требовать жертв и желать, чтобы ими восхищались. Её никогда не интересовало, что нужно объекту её любви. Она знала только то, в чем нуждалась сама.

Мисс Бэрил вздохнула. У неё не было слов осудить жестокость мистера Коркорана, но сам он решил, что её молчание — знак согласия с ним.

— Вы же сами знаете, что я прав, Бэрил.

— Я бы сказала, что если у моей сестры что-то и неладно с душой, — устало проговорила мисс Стэнтон, глядя в окно, — то мои братья не считаются с приличиями и позволяют себе излишне резкие высказывания.

Доран составил принесённые микстуры на стол и, ухмыляясь, вышел, мистер Коркоран тоже весело прыснул.

— Какая отповедь! Да, резкостью суждений мы с вашим братцем схожи. — Кристиан перестал улыбаться и уже серьёзно продолжил, — надо все-таки уговорить её зайти к нему. Ведь он кинулся разыскивать её на болотах, был так обеспокоен, неужели у неё нет ни чувства родственного долга, ни благодарности за его заботу и беспокойство о ней?

— В таких вещах она, как мне показалось, ещё менее сентиментальна, чем вы, кузен.

Тот ничуть не обиделся.

— Вас послушать, милая Бэрил, так я просто чудовище.

Мисс Бэрил снова вздохнула, опять рассмешив мистера Коркорана. Клэмент слушал сестру и кузена с закрытыми глазами, молчал. Он не притворялся спящим, просто открыть глаза не было сил. Странно, но он понял, прекрасно понял, о чем они говорили. Они считали Софи ничтожной и пустой бездушной куклой, утверждали, что она не может любить. Что за вздор? Как такое может говорить Коркоран, в которого Софи влюбилась до безумия? Но почему Софи все ещё ни разу не зашла навестить его? Что они называют любовью? Клэмент понимал, что не любим Софи, но ведь он думал, что ненавидим Коркораном. Но откуда проступили в том и братская забота, и помощь, и любовь? В последние дни, в дни болезни, он сам не переставал удивляться потаённому, но столь ощущаемому попечению брата о себе… Тот заботился о нём не как лакеи, которые явно брезговали его слабостью, но брат и отец Доран делали все, чтобы по-настоящему облегчить ему и боль, и слабость, и бремя болезни. И Бэрил… сестра проводила у его постели дни и ночи… И это притом, сколько вытерпела она от него за последние годы… А ведь он никогда не любил сестру. Странно всё.

Между тем Коркоран сменил тему. Мистер Морган и мистер Кэмпбелл, как он заметил, оказывают ей весьма большое внимание, не так ли? Мисс Бэрил покраснела и опустила голову.

— Они… они не очень… милосердны, — тихо заметила она.

— Что? — брови мистера Коркорана взлетели вверх.

— Они выражали сожаление, что брат не погиб на болотах, тогда бы я унаследовала и его состояние.

— Выражали сожаление вслух?

Бэрил вздохнула.

— Когда Клэмента принесли, они сидели за картами в гостиной и, забыв, что я на балконе, высказали сожаление, что тот не погиб. Но если Стэнтон не выживет, мистер Кэмпбелл выразил готовность жениться на мне. Семьдесят тысяч дяди, тридцать моих и сорок Клэмента, ведь если он умрёт бездетным, все унаследую я, — тогда он готов повести меня к алтарю.

Мистер Коркоран неожиданно пошёл красными пятнами, но молчал, закусив губу. Мисс Бэрил же, глядя в пол, продолжала.

— Мистер же Морган проявил великодушие и сказал, что даже в случае, если Клэмент выживет, он готов жениться. Видимо, его устроят и сто тысяч фунтов.

Тут Коркоран в конце концов обрёл дар речи.

— И если они посватаются, вы примите предложение кого-либо из них? После того, что услышали… А впрочем…

Мисс Бэрил снова отвела глаза.

— Я… я не могу рассчитывать… — она едва не плакала, — что же мне, в аду мартышек нянчить? Без семьи… Я не нужна Клэменту, женись он — не буду нужна никому. Он сам хотел выдать меня за кого-то из них.

Коркоран резко перебил. Глаза его напугали мисс Бэрил.

— Я понял, сестра. Ваша скромность делает вам честь, но смирение не должно приводить в ад. — Коркоран замолчал, закрыв на мгновение глаза, потом посмотрел прямо на неё. — Так как Клэмент сейчас недееспособен, обещайте мне, как брату, что вы не примите предложение этих джентльменов без того, чтобы не посоветоваться со мной. Может статься… И мистер Гилфорд, и мистер Редклиф утверждают, я говорил с ними, что угрозы жизни Клэмента уже нет. Может, господа и передумают. — Он помедлил. — Но почему бы вам не принять предложение более достойного человека? Например, мистера Дорана? Он небогат, но и друзья вашего брата куда как не богачи…

Мисс Бэрил изумлённо воззрилась на него.

— Мистер Доран никогда…

— Никогда… что?

Мисс Бэрил опустила глаза и пожала плечами.

— Он никогда не говорил… Правда, Софи шутила… Но это…

Коркоран торопливо кивнул.

— Помните же о моей просьбе.


…Трудно было сказать, насколько обезобразил зарубцевавшийся шрам внешность мисс Софи. По мнению господ Кэмпбелла и Моргана, это был просто кошмар. Милорд Хэммонд считал, что мистер Гилфорд сделал все возможное, и когда цвет рубца изменится, он будет почти незаметен. Мистер Коркоран говорил, что не видит во внешности мисс Хэммонд никаких перемен, Дорану тоже теперь казалось, что все не так уж страшно. Мисс Стэнтон реагировала как женщина — памятуя былую красоту кузины, ей казалось, что шрам подлинно безобразит лицо мисс Софи.

Через двенадцать дней после того, как нашли мистера Стэнтона, он уже мог сидеть, и отец Доран в заказанном у медиков кресле вывез его на террасу. Клэмент попросил оставить его в галерее на полчаса — здесь было тихо и безветренно. Доран, укрыв его пледом, ушёл. Стэнтон, оставшись один, растерянно смотрел на скамью, где он всего две с небольшим недели назад имел столь памятное объяснение с братом. Все казалось каким-то иллюзорным, точно небывшим.

Он хорошо расслышал слова Бэрил о своих друзьях — и ни на минуту не усомнился в их правдивости. Они нисколько не были бы огорчены его смертью и с удовольствием прибрали бы к рукам его деньги. Он задумался. Но ведь это его друзья. Он сам пригласил их, он всегда понимал их. Неглупые и рассудительные, они практично и разумно рассуждали и ныне. Что же не так? Речь идёт о его жизни? Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты. Сколько веков этой максиме? Понимание, что его друзья — безжалостные подлецы, не ударило и не удивило. Ведь он уже сказал то же самое о себе.

…Мисс Софи вышла из портала галереи неожиданно — прямо на него. На мгновение их глаза встретились. Стэнтон похолодел. Софи с отвращением взглянув на него, торопливо развернувшись, ушла. Клэмент оторвал руки от поручней кресла, ему показалось, что они заледенели. Он не ожидал увидеть её здесь, и был совсем не подготовлен к этому. Бэрил и Коркоран говорили ему об увечье Софи, но он не представлял, как она покалечилась. Но сейчас был потрясён — но вовсе не её уродством. Шрам выделялся, но он не очень испугал Клэмента. Он чувствовал, снова рисуя перед глазами только что состоявшуюся встречу, что испугало совсем не лицо Софи. Как это обронил Коркоран? «С её лицом ничего страшного не произошло, — на нём просто проступила её душа, только и всего, а в душе нашей дорогой сестрицы — пауки да сороконожки…» Странно, но именно это он и увидел! В глазах этой девушки была странная пустота, которую чувствуешь, стоя под дулом пистолета. Он с неожиданным страхом задумался, что, собственно, он знает о ней? Только то, что она была красива и не любила его. Снова всплыли в памяти слова Коркорана, спокойно и рассудочно уроненные в разговоре с Бэрил. «Наша Софи никого и никогда истинно полюбить не сможет, потому что является просто куклой — из кожи, волос и пакли внутри…»