Ольга Михайлова - Святой в миру

Отец Доран судорожно вздохнул и кивнул.

Что и говорить, Гамлет, переживший пятый акт, был существом, повергающим в трепет. Священник долго задумчиво смотрел вслед удаляющемуся Коркорану, ощущая, как заледенело у него сердце. Когда Коркоран бестрепетно обыскивал мертвеца, ему стало страшно. Лишённый физической брезгливости, он никогда и ни к чему не выказывая отвращения, прикасался к покойному, как к кукле, не обнаруживая эмоций, гадливо же морщился только от мерзости духовной. Но последние слова… Нет, это был не артистизм. Он не играл. Ханжество и лицемерие были совершенно несвойственны этому странному существу, открыто обнаруживавшему свои потаённые чувства, как благие, так и не делавшие ему чести. Но главное…

Сейчас, в ситуации, когда у любого подкосились бы ноги, он сохранял спокойствие и невозмутимую жизнерадостность. Это знак огромной силы, понял мистер Доран. Такие люди способны даже умереть весело.

Все эти размышления задержали священника у уступа, но вскоре он двинулся следом за Кристианом. Изумление Дорана возрастало с каждой минутой. Рассказав спускающимся о гибели мистера Нортона, мистер Коркоран послал слугу за носилками, сам же, вернувшись в дом, неторопливо вымыл руки. Потом сел за стол и с отменным аппетитом позавтракал, пеняя Дорану, что тот почти ничего не ест. Отцу Патрику, и вправду, кусок не лез в горло. Он не знал, что сказать Лайонеллу и мисс Нортон, и чувствовал, что неколебимое спокойствие Коркорана почему-то действует ему на нервы. Тот же, плотно закусив, долго наблюдал из окна столовой за транспортировкой трупа, потом, заметив состояние священника, лениво попенял ему:

— Полно, Доран. Вы ещё оплачьте его. Смерть есть смерть, и потому печаль уместна, но «утверждаться в ней с закоренелым рвением — нечестиво. Мужчины недостойна эта скорбь, и обличает недостаток веры, слепое сердце, пустоту души и грубый ум без должного развития…» — Глаза его насмешливо искрились.

Тот кивнул.

— Это слова убийцы Клавдия, мистер Коркоран.

Тот кивнул и ещё раз резко посоветовал мистеру Дорану сказать правду.

— Такие люди опасны для общества, Патрик. Представьте только, что бы случилось, если вы вздумали вчера вечером прогуляться под Лысым Уступом? Мерзавец мог бы, падая вниз, зашибить вас! Это ваше «всепрощение», Доран, помяните слово, не доведёт до добра. Солгав, вы будете не находить себе места и горько сожалеть, что нарушили долг священства, скрыв непотребное.

Доран напрягся. Не потому ли Коркоран так убеждает его поступить по долгу, что, на самом деле, хочет склонить к совсем другому решению? Но зачем? Закон будет на его стороне. Сам Доран полагал, что Коркоран не виноват в гибели Нортона — так говорила Истина. Отголоски услышанного разговора Коркорана и Нортона дали ему понимание того, что Коркоран, по крайней мере, в том, что он слышал, поступил праведно и потому — безжалостно. Он не делал выбора, ибо для человека чести здесь никакого выбора и не было. Но не потому ли Коркоран дал ему возможность слышать разговор, чтобы создать впечатление своей праведности? А зачем? Какую цель он мог преследовать? Что ему, богачу и красавцу, до ничтожного inverti? К тому же — inverti, когда-то лишённого наследства в его пользу? Если сам он, как намекал мистер Кэмпбелл, тех же склонностей — то тогда… тогда это хладнокровное спасение собственного реноме, циничное и подлое. И тогда… тогда обнародование всех обстоятельств опасно для него, ибо делает ситуацию непредсказуемой. Мало ли, что всплывёт. Письмо, оставленное Нортоном, может, несмотря на неподсудность Коркорана закону, бросить пятно на его имя. Но разве он боится пятен? Он принял завещание лорда Чедвика и плевал на все разговоры. Он готов был и на обнародование последнего письма самоубийцы. Однако, хоть Доран и не находил повода для двойного поведения мистера Коркорана, он решил проверить свои подозрения.

— Наверное, вы правы, Коркоран. Между лёгким и истинным надо выбирать истинное, как бы трудно это не было. Расскажем все, как есть.

К его изумлению, Коркоран тут же вынул из внутреннего кармана записку и протянул Дорану.

— Покажите это полиции и милорду Лайонеллу. Скажите графу, чтобы вызвал коронёра. Надо уточнить, может, сестра захочет, чтобы он был упокоен без отпевания в каком-то семейном склепе? Хотя не удивлюсь, если она и подлинно согласится зарыть его при трёх дорогах, — насмешливо пробормотал он. Глаза его искрились, он снова смеялся.

Чёрт бы побрал этого Гамлета! Доран попал в собственную ловушку. Он не хотел причинять боль несчастной сестре Нортона, но Коркоран проявлял трогательное равнодушие к судьбе очередной Офелии. Почему?! Неожиданно Доран вспомнил, что мельком видел девичье платье около двери мистера Коркорана в памятную ночь появления призрака. Кристиан должен быть весьма низкого мнения о мисс Нортон, чтобы желать ей неприятностей, связанных с оглашением неприглядных обстоятельств смерти брата. Он хотел, чтобы она уехала? Но ведь если и не объявлять о причинах смерти Нортона, представив её несчастным случаем, это всё равно вынудит сестру Нортона покинуть Хэммондсхолл. И Коркоран не может не понимать этого. Что же руководит им?

Внезапно в памяти Дорана всплыла фраза Коркорана у трупа: «а то ведь замуж не возьмёт никто…» Господи… Уж не отдалась ли глупышка Коркорану? Не на это ли он намекнул? Но зачем намекать о подобном? Он умён, это бесспорно, а таких жалких тщеславных ошибок умный человек не совершает. И ему ли самоутверждаться, Господи? Ведь при его едином слове, чёрт возьми, любая потеряет голову, стыд, честь и раздвинет ноги! А, впрочем, чего он гадает? Доран резко проронил:

— Я могу задать вам один вопрос, мистер Коркоран, как джентльмен джентльмену?

Тот бросил на него удивлённый взгляд и лениво почесал запястье.

— Почему так официально? Мне помнится, вы называли меня Кристианом, Патрик.

— Хорошо, Кристиан. Мне нужен ответ благородного человека. — Он напрягся. — Мисс Нортон… ваша любовница?

Коркоран окинул Дорана ироничным взглядом, на миг опустил веки, потом, глядя прямо в глаза священнику, улыбнулся.

— Одна из величайших трагедий людского бытия, дорогой Патрик, состоит в том, что фундаментальные понятия человеческой этики находятся в неразрешимом противоречии между собой. Понятие nobless, благородство — противоречит veriti — истине. Nobless oblige, благородство обязывает, но обязывает лгать. Часто сказав правду, рискуешь перестать быть джентльменом, а солгав по-джентльменски, утрачиваешь право именоваться честным человеком. Что мне предпочесть — тоже гамлетовский вопрос — быть или не быть… джентльменом? — Коркоран весело расхохотался, но заметив потерянный взгляд Дорана, продолжил, — к счастью, в данном случае я могу ответить на ваш вопрос правдиво, Патрик, и — не перестать быть джентльменом. Мисс Нортон не является моей любовницей. — Он жестоко усмехнулся и уточнил. — Ей не дали возможности ею стать.

— А то, что я тогда видел тогда… Это она выбежала из вашей спальни?

Мистер Коркоран реагировал на разоблачение тайны Призрака Хэммондсхолла безмятежно и лениво.

— То, что вы видели — такая же загадка для меня, как и для вас, Патрик. Я вошёл в спальню — и обнаружил там мисс Нортон. Не успел я в должной мере удивиться этому обстоятельству, как влетел её братец и вцепился ей в волосы, благо, было во что вцепиться. Они катались по полу и орали друг на друга. Он звал её шлюхой, она его… ну, это труднопроизносимо для джентльмена. Не могу повторить. Я старался быть любезным и попросил их — время было за полночь — покинуть мою спальню и выяснить свои, видимо, весьма непростые отношения в другом месте. Только они исчезли, на шум прибежали лакеи. Что оставалось делать джентльмену? Быть джентльменом. Nobless oblige… Я и сочинил историю про призрак. Но мисс Нортон не стала моей любовницей и не могла ею стать: её братец не дал бы ей такой возможности. Это, разумеется, помимо всех прочих обстоятельств.

— Каких? — не подумав, брякнул Доран и тут же прикусил язык.

Однако ему с готовностью ответили.

— Я не поклонник принципа Кассия: «Какая разница — куда и кому это воткнуть?» Разница есть, уверяю вас. Начни с не очень чистого — и не заметишь, как окажешься в грязи с головы до ног. А то ещё и в тебе что-нибудь окажется. Люди подлинного величия целомудренны. Естественное отверстие мисс Нортон также мало привлекало меня, как и задница её дорогого братца, Доран. From pillar to post[4] — из чего выбирать-то? Поймите, когда вас, мужчину, возжелал мужчина — это омерзительно, но когда вас возжаждала женщина — это унизительно. Оставьте мне, ради Бога, моё сокровенное мужское право — возжелать самому.

Доран неожиданно рассмеялся.

— Боюсь, долго придётся ждать.

— Очень может быть. Мне лорд Бервик рассказывал, как однажды один англичанин в ливийской пустыне наскочил на льва. Он был безоружен, но стремительно с воплем ринулся на хищника. Лев испугался и удрал. Я верю в эту историю. Лев удрал бы от стремительно несущегося на него зайца. Испытываешь, и вправду, почти животный ужас, когда видишь, как на тебя нападает твоя же потенциальная жертва. Я не ханжа и полагаю, как и один из наших классиков, что джентльмен может использовать беззащитное положение женщины. Но лишь в том случае, если он сам её в такое положение и поставил…

Доран почему-то не смутился. С каждым новым часом общения с этим человеком его восприятие менялось.

— Вы полагаете, что теперь… — Отцу Дорану показалось, что он начал понимать глубинную мотивацию поступков мистера Коркорана. — теперь она уедет и не будет досаждать вам? И только поэтому…

— Да нет, это вздор, Доран. Отношения между мужчинами и женщинами зависят от взаимных притязаний. Одно дело брак. «И стала б Катарина женой Петруччо, когда бы он на ней женился…» Это сложно. Но если женщине захочется заполучить себе джентльмена в любовники — она его заполучит, разве что будет вовсе дурнушкой или законченной дурочкой. Тут нет проблем: если леди влезет в мою постель — я покажу себя мужчиной. Проблемы начнутся, когда леди решит, что переспала с джентльменом — и он обязан жениться. Но я могу жениться только на леди, которая не лезет к мужчине в постель до свадьбы. А та, что лезет, уже не леди, а шлюха, а на шлюхах джентльмены не женятся. Это жёсткая максима. Но если одного джентльмена захотят разом заполучить — неважно, в мужья или в любовники — три девицы — как ни парадоксально, джентльмен может спокойно заниматься своими делами. Они сцепятся друг с другом, как разъярённые кошки, оспаривая право первой атаки. А если сюда прибавить ещё и господина соответствующих наклонностей, то всё вообще будет прекрасно. — Он усмехнулся. — Но даже если таких девиц наберётся хотя бы две, то джентльмен все равно в безопасности, он может смотреть на звёзды, философствовать, рыбачить… Кстати, когда мы искали нашего друга Нортона, я заметил, что ручей стал после дождей куда полноводнее. Рыба-то там водится?