«Вылетаю завтра в 16:40, в Москве буду на следующий день в 11:10. В какой она больнице? Как её самочувствие? Что говорят врачи?» – забросала я вопросами Костю.

Я закидывала Костю вопросами, на которые он ничего вразумительного ответить не мог. «Какой-то пьяный урод въехал в её машину, как раз в переднюю водительскую дверь. Сейчас её готовят к операции. Несколько переломов, травма головы и отрыв селезёнки. Врачи говорят, что жить будет, но от более конкретных прогнозов пока воздерживаются. Состояние тяжёлое, но стабильное». Вот и всё, что мог написать Костя. Собственно, а что он мог ещё написать? «Он же не врач – что ему сказали, то он и пишет, поэтому чего на него-то злиться?» – успокаивала я себя.

«Костя, я отключаю планшетник. Постараюсь немного поспать. Завтра трудный день, долгий перелёт. Напиши мне, как прошла операция, как её самочувствие. Спасибо тебе за всё». Уже занесла руку, чтобы написать «Целую», но, помедлив, просто нажала на кнопку «выключить».

Проснувшись утром после нескольких часов беспокойного сна, первым делом проверяю почту, смотрю, что написал Костя.

«Док говорит, что операция прошла нормально. Еду спать, валюсь с ног. Вечером буду у неё в больнице, напишу». И тут же следом второе письмо: «Кать, не волнуйся, я делаю всё, что в моих силах. Надеюсь на лучшее. Прилетай, я тебя очень люблю и жду. Целую».

Грустно улыбнувшись его словам, бреду в душ. Закрыв глаза, стою под прохладным напором воды, пытаясь привести себя в чувство после такой ночи. Перед глазами вновь больничная койка и Люба. Операция, наркоз, капельницы… Только представив этот ужас, я закрываю воду и иду собирать чемодан с одной мыслью: «Скорее в Москву». Как будто я чем-то могу помочь.

Сдавая карточку от номера на ресепшене, ловлю взгляд консьержа, а затем и вопрос. Несмотря на то, что я уезжаю, прожив в номере всего лишь сутки вместо оплаченной недели, он спрашивает чисто по-американски:

– Олл гуд?

– Отвечаю так же вежливо, с формальной улыбкой:

– Да, всё о кей, спасибо, – а про себя добавляю:

– Офигенный отдых. Слетала на денёк за тридевять земель, и опять двенадцать часов в самолёте. М-да, такого отпуска у меня ещё не было. Ну, ничего, какие наши годы, как говорится.

Портье поинтересовался, нужно ли такси, и, получив положительный ответ, жестом показал носильщику на мои вещи. Тот подхватывает чемодан и сумку и через минуту, улыбаясь, ставит их в багажник; получив чаевые, говорит своё традиционное: «Сенкью» и «Бай!»

Сажусь в такси, кидая взгляд на отель, на весёлых и беззаботных отдыхающих, и хлопаю дверцей. Таксист к моему удивлению очень напоминает мне наших «бомбил», но с некоторыми отличиями. Не успела я сесть в машину, как он тут же начал без умолку тараторить и уже через несколько минут я знала, что он с Гаити, живёт здесь пять лет, жена, четверо детей… Говорил он на таком же ломаном английском, как и я сама. Иногда, внезапно прекращая общение со мной, он отвечал своим землякам по рации на непонятном мне языке, а затем вновь продолжал выносить мне мозг.

Вспомнив, что у меня где то в сумочке есть визитка Алексея, пожалела, что не позвонила ему. Счётчик в машине, безусловно, имелся и, конечно, был включен. Видимо, поэтому он вёз меня самыми извилистыми и длинными улицами, несмотря на то, что за пять лет работы дорогу от отеля до аэропорта наверняка знал с закрытыми глазами. Натикало сорок восемь долларов, хотя известно – цена до аэропорта не больше тридцати семи– тридцати девяти долларов. Умение «покатать» по неизвестному городу туристов – излюбленный приём многих таксистов. «А что? В Москве лучше что ли?» – спросила я себя. Здесь хоть он понимает, что ты – туристка и не знаешь местность. В Москве, будь ты хоть трижды «местная», тебя запросто повезут окружными путями, уверяя, что это – самая короткая и прямая дорога. Подаю таксисту пятьдесят долларов, говорю: «Спасибо, сдачи не нужно», – и, забрав вещи, выхожу.

До вылета моего рейса оставалось ещё больше трёх часов. Вспоминаю, что не завтракала. Ищу столик в кафе, где можно было бы поудобней присесть и чего-нибудь перекусить. Как всё-таки отличаются аэропорты мира друг от друга! Скажем, аэропорт Гоа или Пхукета от европейских или от этого, где я сейчас сижу. Вспомнив аэропорт, куда завтра мне суждено приземлиться, вздрогнула. Вроде и денег уже вложено немало, само здание частично построено заново, часть отреставрирована, но вот не чувствуешь там себя так, как здесь. «Все куда-то спешат, толкаются, пол-аэропорта посторонних, непонятно что там делающих», – вспомнила я свой вылет в Майами. Половину зала прилёта занимают таксисты и столько же – посредники, которые чуть ли не отлавливают тебя у выхода и потом уже передают в руки тем, кто тебя повезёт. Ну откуда такое ноу-хау в Москве? Кому это надо? Думаю, прилетающим точно не надо.

А туалеты в Домодедово? Не могу понять, кому пришло в голову делать их на нулевом этаже? Для того чтобы спуститься туда вместе с чемоданами, нужно иметь не только силу, но ещё и сноровку. Самое интересное, что и камера хранения там же, на нулевом. И вот ты тащишь чемоданы, глядя с опаской вверх, где красным на белом написано: «Пригнитесь, низкий потолок». Тащить пару чемоданов согнувшись в три погибели, и умудриться ещё пригнуться – это, конечно, бомба! Сколько помню эти туалеты, так они и стоят на том же месте, как и камера хранения. И сколько бы Михаил Задорнов ни говорил об американцах «Ну и тупые», до такого, конечно, они не додумались. Огромные светлые терминалы, много кафешек, ресторанчиков, бутиков, всевозможных зон отдыха – всё для людей. Везде чистота, блеск, комфорт. Ну ладно, как говорится: «Хорошего понемногу». Поэтому, оплатив счёт, иду на регистрацию.

«Настроение никакое, вот ты всем и недовольна», – упрекаю я сама себя. Будешь тут довольна. Ухмыляюсь и, медленно двигая свой чемодан в очереди, вздыхаю. В голове всплывают удивительные, красивые и интересные места, где я так и не побывала. Да ладно, что теперь-то говорить об этом? Хорошо хоть в океане разок искупалась, да вчера прогулялась по Оушен– Драйв. Естественно, улетать было очень обидно, но как только вспоминалась Люба, все эти пляжи, бутики, рестораны становились сразу такими неважными, второстепенными. Настроение, представив свою подругу на больничной койке, совсем испортилось. Не хотелось даже заниматься любимым делом в аэропортах – бродить по «Дьюти фри», поэтому, сев в удобное кресло, стала смотреть, как взлетают в небо самолёты, и думать о Москве. Настроение, словно я сто лет там отсутствовала, и, прилетев, мне придётся начинать всё заново. Начинать новую жизнь, что-то поменяв в ней, принять важное решение. Хотя по сути, что нового? Всё по-старому: мама, дом, работа.

«Ну, не хитри, Катя. Совсем не всё, как было ещё совсем недавно. За последние недели у тебя столько произошло в жизни, что, прилетев в Москву, тебе придётся всё расставить на свои места. Сейчас у тебя несколько проблем, несколько вопросов, которые не дадут тебе жить по-старому. Во-первых, Люба. Как она? Что с ней сейчас и что будет завтра? Во-вторых, Костя. Тоже нужно решить, вы вместе или нет? Так продолжаться больше не может. А Серж? Действительно, он классный парень, тебе было с ним великолепно, так может, лучше не торопиться сжигать мосты? Ты хочешь каких-то продолжений? Или поставить точку, забыв об этом раз и навсегда? Ради Кости я готова забыть всех и всё на свете – сердцем, нутром чувствую это, я просто не могу без него», – словно молитву, шептали мои губы.

Взглянув на часы, поняла – нужно проходить досмотр и идти, уже началась посадка. Стандартная процедура – досмотр, паспортный контроль и очередь на посадку в самолёт. На всё ушло около часа, и вот я, как всего пару дней назад, иду по дорожке между креслами самолёта, ища своё место. Запихнув сумку в отсек над головой, сажусь к окну, закрыв глаза, словно боясь встретить Сержа. В голову лезут разные мысли: «А вот если бы и впрямь сейчас появился он, что было бы?» Совершенно уверенно, без раздумий отвечаю: «Ничего». Уже ничего. Нет, это не было случайной, досадной ошибкой, спровоцированной изменой Кости, и я совершенно не корю себя за это. Что было, то было. Но сейчас я лечу к своей любви и радости – к Косте и к своей печали и лучшей подруге – Любашке. Всё остальное неважно. В Москве уже полночь, наверное, поэтому меня так клонит в сон. А за окном иллюминатора – солнце, синее небо, пальмы, отели – всё то, чему я говорю: «Гудбай, Америка»…

Самолёт разбегается по взлётной полосе, отрывается от земли, и я проваливаюсь в сон. Всё-таки недосып и нервное напряжение последних суток дали о себе знать – я проспала не двадцать минут, как обычно при взлёте, а пару часов. Проснулась от голоса стюардессы, предлагающей лёгкие закуски и напитки. Заспанными прищуренными глазами осмотрелась вокруг: самолёт почти на столько же заполнен, как и тогда, в ту ночь. Я опять у окна, а рядом, через кресло – пара китайцев. Ко мне медленно приближалась стюардесса, катя перед собой тележку, на которой позвякивали бутылки со спиртным. Взяв в руку бутылку мартини, она любезно предложила: «Желаете мартини со льдом?»

Повернувшись вправо, я чуть не подскочила с места – через проход от меня, впереди справа сидел молодой человек в форме лётчика. Он стал медленно подниматься с кресла, а я, слегка вспотев, подумала: «Мистика какая-то. Похлеще «Мастера и Маргариты». Нет, у тебя точно не в порядке с нервами, – обрушилась я на себя. – Да он просто встаёт, желая выйти в туалет. А китайцы – да их же миллиард на земле – они по статистике в каждом самолёте. О мартини и говорить не стоит, на борту любой нормальной авиакомпании его подают». Опустив повязку на глаза, воткнув наушники в уши, дала себе команду: «Спать!»

Подняв пальцем повязку с одного глаза, посмотрела в иллюминатор – светло. Значит, лететь осталось не так долго. Перевела стрелки часов. «Да, пару часиков, и я в Москве». На завтрак выбрала кофе, йогурт, сыр. Люди просыпались, выбирали завтрак, кто-то шёл в туалет – в общем, полное оживление в предчувствии того, что долгий полёт подходит к концу.