Катриона усмехнулась. О чем только не приходится думать замужней женщине! Она повернула голову и снова перевела взгляд на знакомую фигуру, любуясь своим мужем.


На следующее утро Катриона опять опоздала к завтраку. Хотя утренние потребности Ричарда ничуть не уменьшились, она уже не чувствовала себя такой утомленной. Видимо, у нее вошло в привычку просыпаться подобным образом.

Как бы там ни было, Катриона чувствовала себя на удивление бодрой, сбегая по лестнице. Впорхнув в обеденный зал, она с сияющим видом направилась к своему месту, одаряя всех улыбками. При виде Ричарда ее сердце захлестнула волна радости.

Почувствовав ее присутствие, он с трудом выпрямился и повернулся к ней.

Катриона замедлила шаг, с ужасом глядя на изменившиеся черты и бледную кожу.

Он сидел сгорбившись, синие глаза потускнели. Сделав над собой героическое усилие, он протянул к ней руку.

И рухнул на пол.

Катриона вскрикнула и упала на колени рядом с мужем. Зал огласился криками и восклицаниями, все вскочили, с грохотом отодвигая стулья. Катриона ничего не слышала, лихорадочно нащупывая пульс.

Протолкавшись к ним, Уорбис тяжело опустился на колени по другую сторону от Ричарда.

— Сэр!

Боль, прозвучавшая в его голосе, отозвалась в сердце Катрионы.

— Он жив! — Неведомый доселе страх сковал ее сердце. Судорожно вздохнув, она обхватила ладонями лицо мужа, пытаясь приоткрыть его веки.

Они приподнялись ровно настолько, чтобы оправдать ее худшие опасения. Ричард был одурманен, причем очень сильно.

Катриона видела, как он мучительно борется с собой, пытаясь собраться с силами. Еще большее усилие потребовалось, чтобы повернуть голову к Уорбису.

— Вызови Девила. — Он облизнул пересохшие губы. — Срочно!

— Да, сэр, конечно. Но…

Уорбис растерянно умолк. С невероятным напряжением Ричард медленно повернулся к Катрионе. Он поднял руку и потянулся к ее лицу…

Судорога свела его черты; он коротко вздохнул, и рука упала. Глаза его закрылись, голова свесилась. Он потерял сознание.

Только слабое биение сердца под ее ладонью удерживало Катриону от рыданий. Остальные, вообразив худшее, разразились воплями и плачем. Катриона осадила их:

— Он еще жив. Принесите вина. Скорее! Нужно отнести его в постель.


Первая ночь была самой тяжелой. Жизнь Ричарда висела на волоске. Его спасло только то, что Катриона оказалась рядом, когда яд начал действовать. Задержись она минут на пять, и было бы поздно.

Катриона поежилась и возобновила хождение вокруг кровати. У камина было бы теплее, но она не решалась отойти от Ричарда. Она должна была находиться рядом, когда придет время.

За окном завывал и плакал ветер; Катриона едва удерживалась, чтобы не вторить ему. Она сделала все, что было в ее силах, и теперь оставалось только ждать.

Прежде чем позволить сдвинуть Ричарда с места, она поднесла к его губам и заставила проглотить два стакана легкого летнего вина. Весь день и ночь она старательно вливала в него жидкость. Воду, настоянную на чесноке или подслащенную медом, козье молоко, подогретое с горчичным семенем, — одним словом, все известные ей снадобья. Ее усилия не давали ему умереть, но их не хватало, чтобы сохранить его жизнь.

Судьба Ричарда была в руках Госпожи.

Катрионе ничего не оставалось, кроме молитвы, в ожидании кризиса, который должен был вот-вот наступить.

Она пыталась не думать о других проблемах, с которыми придется столкнуться, когда он придет в себя.

Мысль о том, что он поверил, будто она снова опоила его, безмерно ранила. Однако Катриона не могла найти иного объяснения словам и поступкам Ричарда в последние мгновения перед тем, как он потерял сознание. Он так странно посмотрел, прежде чем велел Уорбису срочно вызвать брата. А затем попытался указать на нее.

Судорожно вздохнув, Катриона плотно сжала губы. Она не позволит сломить себя. У нее нет ни времени, ни сил, чтобы предаваться обидам, лить слезы и заламывать руки.

Особенно теперь, когда ее упрямый муж может умереть, если она не сделает все, от нее зависящее, если не будет сильной, как никогда.

Ричард может умереть, несмотря на все ее усилия.

Отодвинув подальше эту тягостную мысль, Катриона сосредоточилась на том, как справиться с помрачением его рассудка. Как только Ричард придет в себя, она напомнит ему о клятве доверять друг другу. Они будут разговаривать до тех пор, пока его мозги не прояснятся. Какая чушь — вообразить, будто она пыталась отравить мужа! Никто в замке, даже Уорбис, не поверит в это.

Но ведь никто, кроме Ричарда, и не знал, что она уже однажды опоила его. Не мудрено, что в те мгновения, когда яд затуманил его разум, он вспомнил об этом и сделал очевидный вывод.

Что ж, его можно понять. Но она не позволит прошлому встать между ними, как бы трудно ей ни пришлось. Катриона не без оснований полагала, что его брат представляет собой внушительную силу. Наверняка такой же большой и грозный, как Ричард. Властный мужчина, который привык к беспрекословному подчинению и ждет, что все будут плясать под его дудку.

Скорчив гримасу, Катриона развернулась и принялась расхаживать по другую сторону кровати.

Она сомневалась, что поступила правильно, позволив Уорбису вызвать брата Ричарда. Тогда ей казалось, что у нее нет причин опасаться герцога. К несчастью, она не продумала всех последствий. Что, если Девил, по-видимому, обладавший немалой властью, потребует, чтобы Ричарда забрали из-под ее опеки? Под тем предлогом, что в Лондоне ему будет обеспечен лучший уход?

Сможет ли она отказать герцогу? Представится ли ей возможность убедить Ричарда в своей невиновности? Вернется ли он, если верит, что на него покушалась она?

Сколько Катриона ни размышляла, меряя шагами комнату, сколько ни прокручивала в уме одни и те же вопросы, она не находила ответа. Собственно, она даже не могла толком сосредоточиться, слишком подавленная пугающей перспективой — Ричарда увезут, и она лишится возможности ухаживать за ним.

Тогда он не выживет.

Едва ли она сможет объяснить это его брату или кому-нибудь другому, незнакомому с неисповедимыми путями Госпожи.

Вздохнув, Катриона остановилась и потянулась к запястью Ричарда. Пульс оставался ровным, хотя и слабым. Перебрав в уме все принятые ею меры, она в очередной раз убедилась, что сделала все, что могла. Нельзя рисковать, не зная точно, какой яд использован.

Разумеется, она догадывалась, кто отравил Ричарда, но виновного уже не было ни в замке, ни в долине. Кроме Катрионы, только Алгария имела доступ к ядам. Видимо, свершив свое черное дело, ее бывшая наставница сразу же уехала.

Раз Алгария не стала дожидаться, пока ее снадобье подействует, значит, она не сомневалась в эффективности своего зелья. Подавив дрожь, Катриона принялась расхаживать по комнате, размышляя о возможных ядах: болиголове, белене и аконите. Все они были смертельными, но последний хуже всего поддавался лечению. Впрочем, могла быть использована смесь, поэтому Катриона включила в лекарство противоядие от каждого из ядов.

Однако этого было недостаточно.

И Катриона не отходила от постели Ричарда, чтобы не пропустить момент, когда он очнется. Чтобы вернуть его в этот мир, если связь с ним окажется слишком слабой. Ей никогда не приходилось делать ничего подобного, но она знала о черте, которую про себя называла порогом. Порогом между реальным миром и иным, где жизнь превращается в небытие.

Однажды она уже стояла на этом пороге. В ту ночь, когда умерли ее родители, мать явилась ей во сне, перешагнув призрачную грань, отделявшую состояние сна от небытия. Мать Катрионы умерла в объятиях мужчины, любившего ее глубоко и нежно, и она питала к нему столь же сильное чувство. У нее не было особых причин оставаться на этом свете; она задержалась только для того, чтобы попрощаться с дочерью, приоткрыв ей завесу потустороннего мира.

Там не было ничего, кроме клубящегося тумана, холодного и серого, и никаких ориентиров, доступных человеческим чувствам. Оказавшиеся в небытии должны были полагаться на иные ощущения и вступать в контакт лишь при наличии сильного притяжения между душами — подобного узам, которые связывают мать и ребенка или любящих супругов.

Если связь между ней и Ричардом оборвется, Катриона рискует потеряться в зловещей пустоте, вместо того чтобы удержать мужа и вернуть его к жизни.

Но жизнь без Ричарда не представляла для нее ценности. А он может умереть. Катриона выпрямилась, чувствуя как крепнет ее решимость. Она не отпустит Ричарда и уцелеет сама. У нее хватит любви и веры для них обоих.


Первый раз это случилось на рассвете — дыхание Ричарда замедлилось, и он скользнул в серую мглу. Опустившись на колени перед постелью, Катриона сделала глубокий вдох и решительно закрыла глаза. Зажав в кулаке подвески, она взяла мужа за руку и последовала за ним в небытие.

Ричард был там, слепой и бледный, беспомощный, как новорожденный котенок; Катриона нежно направила его и привела назад.

Денно и нощно она боролась за мужа, ныряя в черные бездны, делясь своей жизненной энергией. И Ричард продолжал жить.

По прошествии нескольких дней она совершенно обессилела. Никто в долине, кроме Алгарии, не обладал достаточными познаниями, чтобы помочь ей. Обитатели замка затаились в тревожном ожидании, но она ощущала их поддержку. Они непрестанно молились за выздоровление Ричарда. Хотя жизнь продолжалась, без Ричарда из их мира ушло обостренное ощущение бытия, и замок словно погрузился в спячку.

Миссис Брум и Макардл приносили еду и питье; Уорбис постоянно находился рядом, готовый прийти на помощь. Он понимал, насколько серьезно состояние его хозяина, но, за исключением первого момента слабости, пребывал в неколебимой уверенности, что Ричард скоро станет на ноги.

— Они несгибаемые, все как один, — заверял он Катриону. И ссылался на подвиги и неуязвимость Кинстеров при Ватерлоо.