Она снова зевнула.

— Доброй ночи, Филиппа. Пожалуйста, не уезжай, не попрощавшись со мной.

Поцеловав сестру, она поднялась к себе.

Граф и графиня Уиттон уехали ранним утром. Элизабет провожала из взглядом, мечтая отправиться в путь вместе с ними. Но ей придется провести здесь целое лето. Целое лето вдали от Фрайарсгейта! Вдали от Бэна и Тома.

Ей так хотелось отправиться домой, а не на турнир, что она села на кровать и заплакала. Не нужны ей пиры и маскарады! Она здесь чужая. Она не знатная леди, а обыкновенная Элизабет Хей, хозяйка Фрайарсгейта. И ей не место при дворе!

Наконец она перестала жалеть себя, позвала Нэнси, и они в который раз стали готовиться к новому дню.

Летние месяцы тянулись бесконечно. Многие придворные вернулись в свои поместья. Сначала королева сопровождала мужа в беспрестанных переездах, но они не удалялись далеко от Лондона. Только ненадолго отправлялись в Эссекс и Суррей. В основном они жили в Гринвиче, откуда король на несколько дней уезжал на охоту.

Обычай требовал, чтобы за месяц до родов королева удалилась в свои покои, где ей служили только женщины. Анна предпочла рожать в Гринвиче, и для Элизабет было большим облегчением, когда они поселились в прекрасном дворце у реки.

В отсутствие королевы ее покои были полностью переделаны. Теперь все было готово в соответствии с правилами родов королевы, установленных бабушкой короля Маргарет Бофор. Стены и окна, за исключением одного, были закрыты богатыми шпалерами. В покои допускались только женщины. Анна была вынуждена оставаться в полутемных комнатах в ожидании знаменательного события. Ни днем, ни ночью она не отпускала от себя Элизабет и Хью, ставшего ее любимым пажом. Он также стал любимцем всех остальных дам, наслаждавшихся его сладостным голосом, красивым личиком и манерами.

При каждом удобном случае Элизабет ускользала в дом дядюшки. Вернувшись как-то днем в королевский дворец, она обнаружила, что королева в ярости и никто не может ее успокоить. Все боялись, что у нее будет выкидыш.

— Что случилось? — спросила Элизабет леди Маргарет Дуглас, племянницу короля.

— Кто-то сказал ей, что король спит с некоей придворной леди. Что его выезды на охоту — просто прикрытие любовных встреч, — прошептала леди Маргарет. — Вы ведь знаете, как она ревнива!

— Раны Христовы! — выругалась Элизабет. — Кто же ей сказал?!

До нее тоже доходили слухи, но она не обращала на них внимания. Многих мужей, избегавших жен в последние месяцы беременности, подозревали в любовных похождениях на стороне. Но король был очень осторожен, а если действительно встречался с другой, никто не знал ее имени, никто не видел их вместе.

— Мы не знаем, — ответила леди Маргарет.

— Вероятно, одна из присутствующих здесь женщин, — заметила Элизабет, оглядываясь вокруг.

Ее взгляд упал на Джейн Сеймур, которая спокойно шила в уголке, не обращая внимания на вопли королевы. У нее не было причин не любить Джейн, однако она терпеть ее не могла, считая, что эта девушка очень хитра и коварна.

— Я, пожалуй, пойду к ней, — решила Элизабет.

— О, пожалуйста! — с облегчением шепнула леди Маргарет. — Она любит вас и прислушивается к вашим советам.

Элизабет поспешила в спальню, где отчаянно рыдала Анна. Ее спутанные волосы висели, как поникшая трава. На полу валялись осколки посуды.

— Вы зря расстраиваетесь, ваше величество, — заговорила Элизабет, жестом приказывая остальным уйти.

— Ты знаешь, что он мне ответил? — всхлипывала она. — За ним послали, ты знаешь. Я сказала ему, что мне все известно! Сказала, что не потерплю его шлюху, особенно сейчас, когда ребенок вот-вот родится! Но он не попросил прощения и даже не успокоил меня! Наоборот, этим своим повелительным тоном заявил: "Вы должны на все закрыть глаза, мадам, и терпеть, как терпели до того те, кто по рождению куда вас благороднее! Вам необходимо знать: тот, кто поднял вас до столь невероятных высот, может так же легко низвергнуть вас в бездну!" О, Элизабет, он больше меня не любит!

И королева заплакала еще горше. Элизабет обняла ее за плечи.

— Он разоблачен и поэтому рассержен. Все лето он старался уберечь тебя от неприятностей. Ну конечно, он тебя любит. Перестань терзаться и подумай о ребенке, которого носишь.

— О, Элизабет, — вскричала королева, — ты никогда не должна меня покидать!

Элизабет поежилась, как от озноба. Никогда? Не дай Бог! Она уедет, как только ребенок благополучно родится, и уже поручила Нэнси складывать вещи, а также послала за людьми Фрайарсгейта, опасаясь, что ей откажут в королевском эскорте. Она вернется домой! К мужу. К сыну. К своей земле!

Седьмого сентября, в воскресенье, у Анны начались схватки. Она лежала на широкой кровати, приготовленной специально для родов, а вокруг суетились повитухи и врачи. Рядом сидела Элизабет, держа ее за руку. Крики роженицы доносились до ушей придворных, ожидавших в королевской приемной. Среди них сидела семнадцатилетняя Мария Тюдор, которую должен был сместить еще не родившийся брат. Может быть, потом, когда он родится, ей позволят увидеть мать. Позволят выйти замуж за кузена Филиппа, как хотела матушка. Филипп просто неотразим!

Ближе к вечеру раздался крик младенца, громкий и настойчивый. Многие из присутствовавших заулыбались. Все к лучшему. Возможно, ребенок, рожденный под знаком Девы, будет великим королем.

Но когда королеве показали дитя, та заплакала. Только те, кто стоял совсем близко, расслышали тихие слова:

— Я погибла!

— Нет, — прошептала в ответ Элизабет. — Это — крепкое дитя и первое из многих, которых ты подаришь королю!

Во дворце объявили, что королева разрешилась красавицей девочкой, принцессой, которую назовут Элизабет, в честь покойной матери короля.

Сам он соизволил посетить жену.

— Ребенок здоров, — добродушно заявил он, — и красивее девицы еще не видывал свет.

К тому же волосики у нее были золотисто-рыжие, как у отца. У них наверняка будут и другие дети…

Но все видели, что он разочарован. Звезда Анны Болейн меркла, а глаза короля уже сверкали похотью при виде одной из фрейлин, покорной и мягкой мистрис Джейн Сеймур.

— Мы назовем ребенка Мэри, — сказал он жене.

— Но у тебя уже есть дочь Мэри, — возразила Анна с тенью былого задора. — Я назвала её Элизабет в честь твоей святой матери, упокой Господь ее добрую душу. Вы даете имена мальчикам, господин мой муж, а я — девочкам.

Король хмыкнул, на миг обретя хорошее настроение, и кивнул:

— Согласен. Ты всегда умела торговаться, Анни, — заметил он, прежде чем уйти.

Элизабет вернулась к подруге. Анна была бледнее обычного, а под глазами, в которых стыло выражение загнанности, темнели круги.

— Он был добр к тебе, — заверила Элизабет.

— Я разочаровала его. И к тому же сказала, что дочь назовут в честь его матери. И в честь тебя тоже. Пусть она будет такой же сильной, как ты, Бесс, — прошептала Анна.

Через три дня новую принцессу крестил архиепископ Кранмер, после чего она отправилась к собственному двору, пока мать лежала в кровати, принимая многочисленных посетителей. Но все это было лишь внешним соблюдением приличий. Все знали, что король недоволен, а королеве предстояло пробыть в заточений еще сорок дней, пока в церкви не будет произнесена очистительная молитва.

Как-то в начале октября выходивший из часовни король увидел мужчину с гривой черных волос, такого же роста, как он сам, если не выше. Незнакомец шагал по коридору, волоча за собой двух стражников, цеплявшихся за его руки. Пораженный король и его спутники остановились.

Оказавшись лицом к лицу с Генрихом, великан стряхнул стражников и почтительно поклонился.

Серые глаза встретились с голубыми: Король отметил, что его одежда хоть и грязна, но хорошо сшита. С плеча свисал плед в красно-черно-желтую клетку. Он был без оружия, если не считать кинжала за поясом.

— Ваше величество, — заговорил он глубоким, бархатистым голосом с северным акцентом. — Я пришел, чтобы с вашего разрешения увезти домой свою жену.

— Твою жену? — озадаченно повторил король.

— Элизабет Хей, леди Фрайарсгейта, ваше величество, — пояснил незнакомец. — Она приехала сюда весной, по приказу королевы. Теперь я хочу вернуть ее по вашему приказу.

Улыбка короля сменилась громовым хохотом. Остальные нервно переглянулись. Следует ли им тоже засмеяться? Возобладала осторожность: все, как один, промолчали. Постепенно король успокоился и кивнул:

— Верно, шотландец. Тебе пора вернуть свою жену, и если она хоть сколько-нибудь похожа на мать, значит, тоскует по своему любимому Фрайарсгейту.

Он жестом подозвал одного из придворных.

— Я велю твоей жене выйти к тебе в сад. Мы даем ей разрешение уехать. А пока что пусть твой соотечественник составит тебе компанию.

Весело хмыкнув, Генрих прошел мимо Бэна Хея. Придворные двинулись за ним. Все, кроме одного.

Мужчины пожирали друг друга глазами. Наконец придворный протянул руку:

— Я — Флинн Стюарт.

— Бэн Хей. Известный также как Маккол. Вы, должно быть, тот шотландец, с которым она целовалась, когда была здесь в прошлый раз.

Флинн не сдержал улыбки.

— Джентльмен никогда не хвастается своими победами, — заявил он, уводя Бэна по коридору, ведущему в сад.

— Как по-вашему, ей здесь нравится? — спросил тот Флинна.

— Она приехала ради королевы, но я знаю, что ей не терпится вернуться домой. Королева нуждается в дружбе Элизабет, но не желает думать о ее муже и ребенке. Главное — это ее желания. Остальное не важно.

— Говорят, она ведьма, — прошептал Бэн.

— Ошибаются, — возразил Флинн. — Анна — всего лишь амбициозная особа, которая только что выложила на стол свои козыри. И возможно, проиграла. Сомневаюсь, что она отпустила бы Элизабет, если бы вы не приехали. Лучше, если ваша жена не будет замешана в последующих событиях. У нее слишком доброе сердце!