Даррелл не отвечал, казалось, он и не слышит ее вовсе. Протянув руку, он вынул из шкатулки великолепную нитку жемчуга, свой свадебный подарок Элисон. Она постоянно носила его, все время своего недолгого замужества. Бережно держа жемчуг в руках, Даррелл смотрел на него в глубокой печали. И совершенно неожиданно в душе Черити поднялась такая буря, что она сама себя испугалась. Она резко отвернулась, ужаснувшись при мысли, что, оказывается, ревнует — болезненно, яростно ревнует Даррелла к женщине, которая уже четыре года как умерла, к женщине, которая была ее подругой. Двигаясь словно во сне, Черити подошла к дивану и села, спрятав лицо в ладонях.

— Черити! — Голос Даррелла был полон острого беспокойства. — Что с тобой? Тебе плохо?

Он бросил жемчуг в шкатулку и подошел к ней. Черити подняла голову, заставив себя говорить спокойно.

— Ничего особенного, я просто устала, вот и все! Я четыре ночи на ногах, ухаживала за дядей.

Даррелл сел рядом и внимательно вгляделся в ее лицо. Черити почувствовала, что не в силах вынести его взгляд, и отвернулась.

— Они там тебя, в Маут-Хаус, перегружают работой, ясно же, — сказал он сердито. — Взвалили на твои плечи непосильную тяжесть. — Он слегка сжал ее руку. — Ты стала похожа на тень.

Черити покачала головой, выдавив из себя улыбку, и попыталась не замечать прикосновения его пальцев, которые жгли огнем ее кожу.

— Ты знаешь, что я всегда была худой. А что касается работы... видишь ли, няня должна была дежурить две ночи из четырех, но она такая старенькая стала и слабая, да к тому же плохо переносит эту жару. Оставь меня, Даррелл! Со мной все в порядке.

Даррелл неохотно разжал пальцы, Черити отдернула руку и поднялась. Конечно, она переутомилась, но дело было не только в этом: девушка боялась урагана противоречивых чувств, внезапно овладевших ею. Надо было спасаться бегством — и поскорее. Она могла выдать себя в любой момент, если будет медлить.

— Я должна идти, — заговорила она в страшном волнении. — Мне грозят большие неприятности, если тетя или Джонас обнаружат, что я была здесь. Спрячь драгоценности в безопасное место, Даррелл, пока ни одна живая душа, кроме нас с тобой, не догадывается, что они у тебя.

— Черити, подожди! — Даррелл тоже поднялся и протянул руку, пытаясь удержать ее. — Нам о многом надо переговорить, а раз Джонас в Маут-Хаус, неизвестно, когда еще представится такая возможность.

Черити сделала протестующий жест, догадываясь, о чем он намерен говорить, но Даррелл не обратил на это внимания.

— Когда мы выделись последний раз, — продолжал он, — я просил тебя стать моей женой. Но ты отказала мне, потому что я сказал, что не останусь в Конингтон-Сент-Джоне. Теперь ты знаешь, что я остаюсь. Дашь ли ты мне другой ответ сегодня?

Черити покачала головой, старательно избегая его взгляда:

— Что толку говорить об этом? Мы оба знаем, что этого никогда не допустят.

— Я спрашиваю не об этом. В данный момент меня заботит только одно: захочешь ли ты выйти за меня замуж.

Она промолчала, и он тихо добавил:

— Ты нужна мне, Черити, и моему сыну тоже. Тебе не кажется, что нам будет хорошо всем вместе?

Черити вцепилась в высокую резную спинку кресла, пытаясь унять внезапную дрожь. Сердце стучало как молот. «Ты нужна мне» — нет, не эти слова хотелось бы ей услышать, да и просто «хорошо вместе» ей было мало. Даррелл все еще видел в ней сестру, но для нее прежнее легкое товарищество осталось в прошлом. В эту ночь она поняла, что любит его, как женщина может любить мужчину, любит со всей силой своего глубокого и страстного характера. Однако Даррелла все еще преследуют воспоминания о любимой жене. Возможно ли одержать победу над прекрасным призраком, стоит ли надеяться завоевать сердце Даррелла, если умершая любовь смотрит на него глазами их маленького сына?

— Нам не дадут, — повторила Черити безжизненным голосом. — Ты не представляешь, Даррелл, какая сейчас обстановка в Маут-Хаус. Бедный мой дядя все время между жизнью и смертью, Джонас занял его место — и как мой опекун тоже. Нет нужды говорить тебе, что он никогда не согласится на наш брак. Если он хотя бы узнает, что ты этого желаешь, мы станем предметом вечных насмешек. Умоляю тебя, не давай ему лишнего повода издеваться над собой. Лучше нам больше не касаться этой темы.

Черити умолкла, но Даррелл никак не откликнулся, а у нее не хватило отваги повернуть голову и взглянуть ему в лицо. Ухватившись еще крепче за спинку кресла, не замечая даже, как больно впиваются в ладонь разные завитушки, она продолжала тем же безжизненным тоном:

— Я понимаю, тебе необходимо снова жениться, но ведь полно женщин, более подходящих для этого, чем я. Если ты сделаешь разумный выбор, маленький Даррелл научится любить свою мачеху, как любит меня.

— Сколько слов, а мой вопрос так и остался без ответа! — Даррелл приблизился к ней, нежно взял за плечи и повернул лицом к себе. — Малышка, чего ты боишься?

Она попыталась высвободиться, прижала руку ко лбу — отчего-то в комнате вдруг стало невыносимо жарко, просто нечем дышать. Резкая боль ударила по глазам, так что даже слабый свет оплывших свечей показался нестерпимо ярким. Черити силилась сказать, что должна идти, но язык не повиновался ей, и на какое-то время все исчезло. Через пару минут она обнаружила, что лежит среди подушек на диване, а Даррелл озабоченно склоняется над ней. Он отдернул шторы и снова распахнул окно. И хотя ночь была душная и предвещала грозу, все же какое-то дуновение воздуха проникло в комнату. Черити недоуменно смотрела на него.

— Я что, упала в обморок?

Он кивнул, и она сморщилась от досады:

— Вот же глупость! Ничего подобного со мной не случалось ни разу в жизни! Прости меня, Даррелл!

— Настоящая-то глупость — просить прощения за это. Нет, лежи тихо! — приказал он, поскольку она попыталась сесть. — Бессмысленно подвергать дальнейшим испытаниям свои силы.

— Но мне надо домой! — Черити с трудом удалось принять сидячее положение. Она сжимала ладонями виски, но продолжала бормотать: — Если обнаружат мое отсутствие...

— Ты не в состоянии идти, — перебил Даррелл тоном, не допускающим возражений. — Ты сейчас не годишься для дальних прогулок, а если я посажу тебя на лошадь, то непременно все откроется. Вдобавок луна скрылась за тучами, ничего не видно на расстоянии руки. — Он взял ее за плечи и бережно уложил снова на подушки. — Даю слово, что не стану больше мучить тебя разговорами о браке. Отдыхай пока, я разбужу тебя с рассветом.

Черити подчинилась, потому что спорить дальше у нее просто не хватало сил, и, кроме того, она была достаточно практична, чтобы признать справедливость его слов. Даррелл поднял с пола ее накидку и прикрыл Черити, отошел к столу, собрал раскиданные бумаги, запер их в ящик, взял подсвечник и шкатулку. Черити все это время лежала с закрытыми глазами. Даррелл приостановился у дивана, и она почувствовала на себе его взгляд, но не отважилась открыть глаза из-за страха, что он прочтет в них слишком многое. Она лежала, не шевелясь, притворившись, что спит, пока не услышала, как он тихо уходит из комнаты и закрывает дверь. Тогда она повернулась лицом вниз и залилась горючими слезами, заглушая свое отчаяние пропахшими плесенью подушками.


Глава 7

ОБВИНИТЕЛИ


Когда серый рассвет забрезжил на небе, Черити вернулась в Маут-Хаус. Тяжелые тучи низко нависли над землей, и даже воздух, казалось, отяжелел. Даррелл дошел с ней до ручья под холмом, а дальше она не позволила ему провожать ее, чтобы кто-нибудь не увидел их вместе. Он нехотя отпустил ее, и она перебралась через поток, струящийся среди камней. Черити оглянулась — Даррелл так и стоял у кромки рощи, но ей почудилось, что их уже разделяет неизмеримая даль.

В доме все было тихо, когда она открыла дверь с конюшенного двора, но она знала, что скоро начнут суету слуги. Прокравшись в детскую, Черити упала на кровать как была, в одежде, совершенно замотанная и с немилосердной, пульсирующей болью в голове. В комнате стояла адская духота, и Черити впала в странное полузабытье между сном и явью, мысли беспорядочно блуждали среди недавних событий. Она потеряла представление о времени и очнулась только после того, как малыш подошел к ней и потянул за руку. Она рывком поднялась, понимая по звукам в доме, что пропустила свой обычный час.

Она совсем собой не владела, с трудом держалась на ногах, раздраженно пресекла вопросы любопытного ребенка, одела его второпях и с малышом на руках кинулась в холл, где каждое утро весь дом собирался на молитву. Только серьезное недомогание признавалось приемлемым извинением для отсутствующих.

С лестничной площадки Черити услышала голос Джонаса, уже читавшего молитвы, и поняла, что опоздала даже больше, чем предполагала. Прерывать его нельзя было ни в коем случае. Но поскольку Черити не осмелилась пропустить молитву, она отступила назад, спустилась по черной лестнице и проскользнула скромно в холл через заднюю, дверь, встав вместе с ребенком за спиной самых низших слуг. Черити опустилась на колени и склонила голову, но успела заметить, что Джонас бросил многозначительный взгляд в ее сторону.

Пока тянулись нескончаемые молитвы, Черити стояла на коленях, не прислушиваясь к произносимым словам, но и не в силах обрести привычное утешение, молча молясь в душе. Остались только слабость, удары боли в висках и мрачная подавленность. Все это навалилось на нее так же тяжело и безжалостно, как предгрозовая жара, овладевшая всей округой. Один раз послышался низкий отдаленный раскат грома, и малыш прижался к Черити, схватив ее за руку. Он боялся грозы.