Мой сводный брат по-прежнему стоит в проходе, держа дверь нараспашку, но никого в ресторане не волнует промозглая питерская сырость. За его плечом в свете фонарей искрят желтым вспышками капли дождя.

Кай внезапно срывает с себя маску, хотя не имеет права этого делать, стоя на пороге ресторана, но, в отличие от матери, плевать он хотел на правила.

Давай. Скажи ему всю правду, читается в его стальных глазах. Раз начала, иди до конца.

Он готов к последствиям.

А я по ощущениям несусь к краю сцены, не замечая темного провала оркестровой ямы. В ушах гремит так и не исполненная партия, а ресторан перед глазами кружится, как карусель. Сердце колотится о ребра.

Каждая кость горит, как от перелома, когда я вытягиваю руку.

Разжимаю скрюченные пальцы и указываю на темную фигуру сводного брата в проеме ресторана.

— Это он. Я беременна от него.

(1) Москва - поездка Юли в Москву происходит в последней главе романа "Табу", первая книга цикла. Можно читать отдельно.

(2) Ксения Михайловна - главная героиня романа "Табу", которая отговорила Юлю от непоправимого поступка.

(3) 32 фуэте символ балетной виртуозности, первой кто проделала 32 оборота на месте была итальянская балерина. Впоследствии "трюк" повторила Матильда Кшесинская

(4) Либретто - текст музыкально сценического произведения, например оперы, балета, оперетты и т. п.

Глава 1

Мы опаздываем.

— Не вертись, Юля, — отзывается отец, как будто мне снова шесть и я не могу усидеть от скуки.

— Пап, давай я на метро? Бегом и то быстрее будет! Посмотри на пробку!

Не отрывая глаз от телефона, отец отзывается:

— Никуда ты не опоздаешь. Будешь на месте вовремя.

Наконец он откладывает телефон в сторону.

— И забудь про метро, ясно? Никакого метро, пока не поймают тех, кто мне угрожает.

В ярко-зеленых глазах горит забота, когда он проводит ладонью по моим собранным в высокий пучок волосам. Я замираю, а он по-доброму хмыкает и притягивает меня к себе.

— Не растреплю я твою прическу, не бойся. Просто поймал себя на мысли, что давно не плел косы. Теперь ты собираешь их сама. А помнишь, как твоя Ева Бертольдовна учила меня, как закалывать челку невидимками? А ведь я так и не научился.

Закрыв глаза, щекой касаюсь борта его пиджака и вдыхаю такой родной запах. Рядом с ним даже страх опоздать становится вдруг таким же надуманным, как и все мои страхи в детстве.

Вздрагиваю от жужжания телефона, но отец не притрагивается к мобильнику. Эти несколько минут только наши, и я благодарна ему за это. Он не выпускает меня из объятий и говорит тихо:

— Напомни, пожалуйста, про твою роль.

— Я ведь вчера рассказывала, — отзываюсь чуть обижено.

— Ну, Юль, прояви милосердие. Мне вчера совсем не до балета было. Напомни.

— Если меня выберут, то я буду играть Сильфиду. Это фея. Смертным запрещено касаться ее, иначе она умрет. Но Сильфида влюбляется в юношу, а он — в нее. И, конечно, однажды он делает все, чтобы обнять ее, и она умирает.

— О господи… А без смертей никак нельзя?

— Это классический балет, пап. Без этого никуда.

Он прижимает меня к себе так сильно, будто мне и правда грозит опасность. После смерти матери я — все, что у него осталось.

Отец никогда не разделял моего увлечения балетом. Он техник до мозга костей, как он говорит, и даже красивая картинка на сцене никак его не трогает. Тем не менее, несмотря на высокую занятость, он присутствовал на всех моих выступлениях. Пусть и не понимал происходящего на сцене.

Он не рассмеялся и не отмахнулся то меня, когда я в три года принялась танцевать перед зеркалом на носочках и регулярно разбивала нос, а однажды даже вывихнула мизинец, старательно улучшая выворотность стоп.

— Наша Юлька мечтает стать балериной, — однажды сказала ему бабушка. — Смирись с этим, Платон.

Смирился отец далеко не сразу. Кажется, он до сих пор считал мое увлечение балетом какой-то блажью, но и слова кривого мне не сказал. Пусть у него и не выходило помогать мне с прическами, макияжем и костюмами, он просто нанимал нужных людей.

Мне даже завидовали те, кто приходил на выступления с мамами. Считали, что я задаюсь. Ведь, чаще всего, я была окружена свитой. Парикмахер, визажист, дизайнер. Отец никогда не жалел денег на любую мою прихоть, я же в глубине души очень завидовала остальным одноклассницам.

И всегда отводила глаза в сторону, когда девочек из класса перед выступлением целовали мамы.

Хотя бабушка с отцом всегда приходили смотреть на меня, это было не то.

Еще папа очень переживает, даже если я умираю понарошку на сцене. Помню, как однажды он покинул зрительный зал во время «Жизели». Танец погибшей девушки на собственной могиле надолго выбил его из колеи. Уже после выступления я нашла его на ступенях театра, папа впервые пил прямо из бутылки и потом еще долго молчал тем вечером.

Я бы не назвала своего отца чувствительным, просто он терпеть не может символику и атрибутику смерти, особенно если это связано со мной. Я чуть не умерла во время родов, вместе с мамой. Но врачам удалось спасти меня. А маму — нет.

Машина медленно ползет по узким улицам, и я снова чувствую, как отец легко касается моих волос, чтобы не испортить прическу, и говорит:

— Не волнуйся, Юль, роль у тебя в кармане. У тебя есть все шансы. К тому же, твоя Ева сказала…

Вздрагиваю и выпрямляюсь, как от удара хлыстом.

— Моя Ева?! Папа, ты же обещал!

Он выставляет руки в свою защиту.

— И я сдержал слово, Юль! Ничего у меня с ней нет! Твоя учительница сама подошла ко мне в том ресторане, честно! Я вежливо с ней говорил, соблюдая правила социальной дистанции и хорошего тона! Клянусь, мы даже оба были в масках!

Я не сдерживаюсь и смеюсь. Он тоже, притягивая меня к себе обратно. Мы проводим вместе не так много времени, как хотелось бы. А еще папа говорит, что я очень быстро расту.

Но это не так. Просто он до сих пор считает меня маленькой.

А я уже взрослая. Мне восемнадцать и в этом году я заканчиваю Академию Балета. Самой не верится, что обучение промелькнуло так быстро. И впереди меня ждут лучшие театры и выступления…

Отец продолжает:

— Короче, твоя Ева Бертольдовна сказала, что у тебя есть все шансы заполучить эту роль на выпускном концерте. Лишь бы театры не закрыли к этому времени, в остальном тебе переживать не о чем.

Я знаю, что папа одинок и очень хочу, чтобы в его жизни однажды появилась женщина, которая могла бы заменить ему мою маму. Слишком много лет он один. А я после выпускного могу уехать, если мне предложат работу в иностранных театрах.

Конечно, я хочу остаться в России, но, говорят, из-за пандемии театры сильно урезали набор и неизвестно, когда все придет в норму…

В общем, все сложно, и я бы не хотела, чтобы отец оставался один, если я уеду. Но я однозначно против Евы Бертольдовны в нашей семье, потому что она совершенно не подходит моему отцу.

— Видишь, мы уже приехали, а ты переживала. Сейчас Федор за пять минут домчит тебя до Академии.

Отец легко целует меня в лоб и желает удачи, подхватывает кейс и выходит из машины. Водитель сразу трогается, но на половине пути к Академии перед мостом вдруг тормозит и съезжает к бордюру.

— Юлия Платоновна, две секунды. Возьму документы для вашего отца.

— Хорошо.

Достаю наушники из сумки, закрываю глаза и роняю голову на мягкий подголовник. Да что же такое? Сегодня как будто все против меня!

С закрытыми глазами репетирую партию Сильфиды из первого акта, ее первое знакомство с Джеймсом.

Роль моего возлюбленного отдана моему другу, Якову Розенбергу. Он превосходный танцовщик и даже влюблен в меня. Яков не перестает повторять, что однажды я выйду за него замуж, но я еще не сошла с ума. Яков хороший друг и профессионал, но замуж за него я ни за что не пойду.

В тысячный раз воспроизвожу в памяти очередность прыжков и вращений в первом акте. Я должна буду наклониться и поцеловать Якова, пока он будет спать в кресле. Каждый раз на репетициях Яков специально дергается в последний момент, подставляя мне то губы, то свой подбородок для поцелуя. Приставучий Розенберг.

Подрагивающими пальцами выстукиваю мелодию на кожаной обивке, замирая перед кульминацией.

Даже от легкого поцелуя феи Джеймс мигом просыпается и сразу тянется к крылатой деве со своими объятиями. Это любимая часть репетиции для Розенберга и самая ненавистная для меня. Я взаправду убегаю от Якова, не позволяя ему коснуться меня, а Яков, кажется, ловит меня куда усерднее, чем должен был Джеймс.

Иногда мне кажется, что преподаватели специально выбрали именно нас на главные роли, зная, что нам обоим даже не придется играть это противостояние. Розенберг всем и каждому растрепал в Академии о своих чувствах ко мне! А я и пяти минут не могу продержаться рядом с ним.

Жаль, что отец запретил ездить на метро. Раньше мне очень нравилось добираться до Академии вместе с подружками, мы всегда вместе обсуждали других танцовщиков. Моя лучшая подруга играет Эффи, невесту Джеймса, но влюблена она, например, в нашего Директора. Хотя у них просто невероятная разница в возрасте!

Быть влюбленной в преподавателей или директора это своего рода традиция, которая берет начало с времен, когда Академия была еще Императорским Училищем Балета. Мы читали об этом, когда проходили мемуары всех великих балерин прошлых веков.

Вот Майя и выбрала себе Директора в качестве своего избранника. Ну потому что наш преподаватель классического танца, Аджам Касумович, еще старше!