Жасмин Майер - Сводные

И ладно бы, кто угодно. Но не Кай точно.

Я всегда знала, что папа ни за что не свяжет жизнь с бесхребетной и безмозглой охотницей за богатыми холостяками. Или с юной пустышкой сильно моложе себя. И пусть видела эту женщину лишь однажды, ее способность ставить на место капитана полиции уже говорит о многом. У нее явно есть мозги и характер, а еще она ровесница моего отца.

Но я не могу принять тот факт, что именно она оказалась матерью Кая.

И вместо того чтобы сосредоточиться на знакомстве с Оксаной, задать ей свои вопросы, разговорить ее и лучше познакомиться, войдя в квартиру, я моментально теряю дар речи стоит мне увидеть черные ботинки с высокими голенищами в прихожей.

Почему, ну почему именно Кай?

Сам Кай появляется внезапно из дверей боковой комнаты, и я ощущаю его руки на своих плечах, а от тихого голоса волосы на затылке встают дыбом:

— Можно помочь?

— Да, помоги нашей гостье, Костя. Запугал девочку в прошлый раз, смотри, как побелела. Покажи, что ты можешь быть джентльменом.

Его мать понятия не имеет, насколько сильно он на самом деле напугал меня. Наша встреча в участке по сравнению с угоном и угрожающей жизни гонкой по бездорожью была прямо-таки романтическим свиданием, если исключить капитана и адвоката.

— Юля, это Костя, — говорит папа и добавляет: — Он учится на программиста и старше тебя всего на год.

Папа старается показать, что у нас с Каем уже есть нечто общее.

И только я знаю, что у Кая хватает проблем с полицией, он угоняет тачки, участвует в нелегальных гонках и живет двойной жизнью, а папа с Оксаной даже об его кличке понятия не имеют.

— Приятно наконец-то нормально познакомиться, — улыбается Кай.

Теперь он без маски, и вблизи, когда он стоит в каком-то шаге от меня, я впервые вижу ямочки на его щеках. Он действительно высокий, и с таким ростом не стал бы танцовщиком. А еще слишком тяжелый. Во мне только сорок пять килограмм и я на голову его ниже, так что рядом с ним ощущаю себя Дюймовочкой. Я привыкла к другим парням рядом с собой.

— Да уж, фееричное вышло знакомство, — улыбается Оксана, и мой отец улыбается следом.

Господи, они ведь не сделали это в первый раз сразу в полицейском участке, пока мы были на очной ставке? Смотрю на Кая и понимаю, что он думает о том же самом. Мы даже обмениваемся настороженными аккуратными взглядами. Похоже, даже кроме возраста, у нас все-таки есть кое-что общее.

— Проходите, стол накрыт.

Я после дневной репетиции, и мой желудок после первого раннего завтрака живо откликается на вкусные ароматы, но мне привычно держать в узде свой аппетит.

Захожу первой в просторную светлую гостиную, с плоским телевизором на стене и большим овальным столом в центре. Стол ломится от еды.

На столе утка в яблоках, рис с овощами, жареные кабачки и баклажаны с майонезом и чесноком, зеленый салат. Фруктовая и сырная нарезка с медом. Оксана очень старалась, и папа мельком целует ее в губы, вероятно, благодаря за лакомства.

— Тебе помочь? — папа идет следом за Оксаной на кухню, и мы с Каем остаемся одни.

Он снова в черном, в тех же рваных джинсах и батнике с черепом. Волосы в беспорядке, а еще они постоянно падают ему на глаза, когда он смотрит вниз, на меня.

— Когда ты узнал, что они вместе? А может, так ты пытался мне отомстить? Знаешь, я не верю в такие случайности, — задираю подбородок, чтобы не пропустить ни одну эмоцию. Если он попытается солгать, я замечу.

Кай усмехается. Берется за стул одной рукой и отодвигает его для меня.

— Слишком много вопросов за одну минуту, балеринка. Даже не понял, о чем ты. И не забывай, что меня там не было, и ты сама подтвердила это. А теперь садись. Видишь, я уже пытаюсь быть тебе хорошим братом.

Ничего не остается, кроме как сесть.

Братом.

Он!

Рядом с которым моя голова кружится, а в голове не остается мыслей. Чье присутствие я ощущаю каждой клеткой тела, а его взгляд — скользит по моей коже как раскаленный утюг.

В комнату возвращается Оксана и папа с бутылкой шампанского. Откупорив, папа разливает его по хрустальным бокалам. Они с Оксаной улыбаются, мы с Каем — нет.

— Хочу произнести тост, — говорит Оксана, поднимая бокал. — Костя и Юля. Знаю, что для вас это все непонятно и вы о многом переживаете, но поймите нас с Платоном правильно. В нашем возрасте уже не так легко встретить нужного человека. Дорогие наши дети, если вы желаете нам счастья, то сейчас оно напрямую зависит именно от вас. Вы уже достаточно взрослые, и мы с Платоном надеемся, что вы с пониманием отнесетесь к нашим чувствам. Мы и подумать не могли, что так все обернется. Платон, спасибо, что оказал мне неоценимую поддержку. Надеюсь, больше ничего не будет омрачать наше знакомство и самое сложное осталось позади. За нас!

Делаю глоток, тогда как Кай под неодобрительный взгляд матери осушает бокал залпом и до дна. Но вслух Оксана так ничего и не произносит, по крайней мере, не сейчас.

— Юля, — обращается она ко мне, — я знаю, что у балерин все очень строго с диетой, поэтому я спросила совета у твоего отца и он посоветовал заказать твой любимый салат из салат-бара «Шпинат» с Большой Морской.

Оксана указывает на белую пиалу с зеленой мешаниной, в которой я с трудом узнаю любимый салат. Что ж, Оксана старалась. Улыбаюсь, перехватив папин взгляд, и набираю несколько ложек себе в тарелку.

— Костя, а ты почему не ешь? Не стесняйся… Юля, ты уже закончила с тренировками на сегодня?

Качаю головой, накалывая огурец на вилку.

— Нет, сегодня я еще должна вернуться на вечернюю тренировку.

— Сколько же ты тренируешься в день? — удивляется Оксана.

— В целом от четырех до шести часов в день.

— Невероятно! Ладно, ты ешь, наверное, проголодалась, а я тебя разговорами отвлекаю. Костя, что ты так и сидишь перед пустой тарелкой? Возьми утку. Платон, вот баклажаны, фаршированные творогом. Я запомнила, что ты заказывал именно их в ресторане в наше первое свидание.

— Но твои-то наверняка лучше, — отзывается отец.

Они говорят о каком-то свидании, а ревность покалывает, как репейник, прилипший к изнанке одежды. Поэтому запихиваю в рот кусок огурца, авокадо и листик рукколы, старательно все пережевываю и… ощущаю вкус, от которого меня едва не выворачивает наизнанку.

В тот же миг Кай буквально набрасывается на салат и запихивает в рот целую ложку.

Разговор между отцом и Оксаной моментально стихает.

— Ты что творишь, Костя? Еды мало? Зачем ты ешь Юлин салат?

Пользуясь заминкой и тем, что все внимание сосредоточено на Кае, сама украдкой выплевываю салат в салфетку и залпом выпиваю стакан воды.

— Мама, ты его вообще пробовала? — не остается в долгу Кай. — Он же пересолен!

— Это соевый соус, Костя, они не применяют соль на кухне.

— Это так, — встреваю я. — Есть его невозможно.

Оксана накалывает листик салата, пробует и только тогда убеждается, что мы говорим правду.

— Ну я им устрою… Что же тебе дать, Юля? Может, утки?

— Спасибо, все в порядке. Я поем сыра. Мясо я не ем в дни тренировок. Не переживайте.

— Я сделаю ей нормальный салат.

Оксана медленно переводит взгляд на Кая.

Как и мой отец.

Как и я.

А Кай уже отодвинул стул и теперь стоит у стола, готовый сорваться на кухню. Чтобы сделать салат? Для меня? Он сам? Ущипните меня. Снова изображает хорошего брата? Зачем так стараться?

— Огурцы, помидоры, болгарский перец, без масла и соли, подойдет? — уточняет он, глядя на меня.

— Да не надо…

— Шесть часов тренировок и без еды? Нет уж. Я сейчас.

Кай уходит на кухню, и я слышу, как в полной тишине отец говорит Оксане:

— А ведь Морозов уверял меня, что я совершаю ошибку, забирая заявление, и такого парня нельзя держать на свободе. Хорошо, что я не поверил.

Сердце вот-вот проломит ребра, по виску скатывается капля пота. Мышцы горят огнем, а сухой воздух пропитан потом и пылью от бесконечных прыжков. За арочным окном в пол сгустилась ночь, и на множестве стеклянных панелей блестят капли затяжного дождя. Я понятия не имею, сколько сейчас времени, но если все еще держусь на ногах, значит должна продолжать.

До прослушивания считанные дни, а я по-прежнему собой не довольна. Я изучила каждый па, поворот и прыжок, и даже во сне повторяю партию феи Сильфиды, но каким-то седьмым чувством понимаю, что все равно что-то упускаю.

Вот почему все свободное время я провожу на репетициях, если это позволяют лекции.

— Заново с того же места! — прошу, когда рояль стихает.

Примерно в тысячный раз. Опять и опять. В балете нет места слабым. Я танцую до сбитых пальцев, кровавых мозолей и тремора в теле, когда каждая связка вопит от боли, а потом повторяю все заново. Только так можно добиться той неземной легкости, которая присуща балеринам.

Музыкант за роялем ударяет по клавишам, и я опять взлетаю в воздух. Розенберг, которого я попросила вчера глянуть, сказал, что я двигаюсь безупречно, но что взять с этого льстеца?

Я собой недовольна.

Может, не стоит даже пробовать? Может, отменить прослушивание и сдаться? Мельком во время вращений вижу свое отражение в зеркалах: технически элементы выполняются верно, чего же не хватает?

В зал входит Ева Бертольдовна, и рояль мигом замолкает.

— Юленька, уже девятый час. Заканчивай.

Замираю, тяжело дыша.

— Думаете… Я готова?

— Конечно! А ты разве сомневаешься? Я видела твою программу, все будет хорошо. Кстати, Директор тоже придет.