Жасмин Майер - Сводные

Мне остается только подглядывать. Только смотреть на то, что я никогда не смогу получить.

А вот Феррари смогу.

Обхватываю пальцами пульт в кармане. Если сигнализация не сработает, это еще полбеды. Худшее, что может случиться, это если система заподозрит, что это взлом и завопит об этом на всю Ивановскую.

Нажимаю на кнопку.

— Ты чего, дура, творишь?!

Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Розенберг орет на какую-то другую балерину, а моя висит на нем жалкой тряпочкой. Даже в свете фонарей видно, как ей плохо.

— Она ж не ела с утра ничего! Куда ты в нее двести грамм виски вливаешь сразу! 

— Да я ж не знала, Яков!

Срываюсь с места, перепрыгивая через тачку Луки, потому что нет времени ее обходить. 

— Кай, садись! Сигнализация сработала! Тут сейчас полно ментов же будет!

Оглядываюсь на Феррари, а та орет истошным голосом и мигает фарами, как дама в беде. Худший сценарий сработал. Кто бы сомневался.

— Не могу.

— С дуба рухнул?! Как знаешь, а мне лишние приводы ни к чему.

Лука буксует, отдает задний ход, пользуясь тем, что улица еще не запружена зеваками. А те уже валят из клуба. Вдали уже мчатся рыцари в погонах, предусмотрительно предупреждая сонную округу сиренами.

— Юль, Юль! Ты меня слышишь?!

Отпихиваю Розенберга в сторону и ловлю обеими руками балеринку. Как можно было так быстро нажраться?! 

А хотя, чему я удивляюсь. В ней весу-то совсем нет. А с непривычки да на голодный желудок. Неудивительно.

— Какого черта, Яков! — ору на Розенберга.

— Кай, ты откуда? Епт, да я не виноват! Я позже пришел. Это ее подружки вместо сока подсунули, ну она и хлебнула от души чистого.

— Кай? — едва слышно шепчет балеринка. — Это ты?

Вокруг нарастает шум. На звук Ферарри выбегает ее хозяин, пытается открыть машину, но та из-за моих проделок заблокирована. Бестужева окружают прибывшие полицейские.

— Руки вверх!

— Эй? — хмурится Марк Бестужев. — Это моя машина!

— Все так говорят. В участок и разберемся.

— Марк, что здесь происходит? — вмешивается еще один мужчина.

— Ничего такого, Воронцов! Просто меня арестовывают за взлом собственной машины! — хохочет Бестужев. — Ну едем или нет?

Сбитый с толку лейтенантишка выдыхает при виде капитана Морозова. Вот только его не хватало!

Подхватываю балерину на руки, набросив ей на плечи собственную куртку, и говорю Розенбергу:

— Говорить буду я, ты молчишь.

— Мне так плохо, — шепчет Юля. — Я сейчас…

— Я знаю. Ты главное не парься, все нормально.

— Кай…

— Вот так встреча, — раздается громогласное, и я каменею.

— Капитан Морозов? Не могу остаться поболтать, у меня тут сестра перебрала.

— Да уж, конечно. Так я и поверил. Снова ты, Гронский. И снова на месте предполагаемого угона.

— Какого угона? Я приехал за сестрой.

— Быстро же ты стал примерным старшим братом.

— Можно мы поедем?

— Сначала я задам несколько вопросов.

— Кай… — как-то странно булькает Юля.

Морозов подходит еще ближе, пристально вглядываясь в мои зрачки.

И тут Юля сгибается пополам. Содержимое ее желудка выплескивается прямо на его начищенные ботинки.

Так держать, сестренка.

Морозов поднимает на меня перекошенное от гнева лицо. Рядом подозрительно сопит Розенберг, и Морозов делает предусмотрительный шаг в сторону.

— А я ведь говорил, что ей реально плохо, капитан. Так что, мы едем или набрать ее отца и предупредить, что Юля проведет ночь в участке в таком состоянии?

— Прав у тебя нет.

— Мы на такси.

— Учти, что в твое перевоспитание я не верю, — цедит Морозов.

Я и сам не верю.

Морозов направляется обратно к Бестужеву. А Розенберг рядом сплевывает куда-то за спину и говорит:

— Чуть сам не блеванул. Ладно, поехали.

Стой, где стоишь, Кудряш.

— Ключи от машины. Быстро.

— Моей машины?! Мент же сказал, что у тебя прав нет! Да я вас сам…

— Ты уже пил?

Молчит. Думает, я поверю, что он вошел в клуб последним и девчонки не налили ему за то, что он опоздал?

— Хочешь, чтобы я рассказал Дмитриеву, как ты сначала споил Юлю, а потом бухой решил отвезти ее домой? Он же тебя потом на порог дома не пустит.

Розенберг ругается под нос, а потом швыряет ключи.

— Моя машина там.

Знаю я, где твоя машина. Морозову сейчас не до нас, он допрашивает Бестужева, но времени немного.

Быстро усаживаю Юлю на пассажирское сидение. Что ж, меня вывернутым желудком не испугаешь, а Розенберг потом сам оплатит химчистку.

— Юль? Слышишь меня?

— Кай, — только повторяет она. — Я провалилась.

Да ну? Стал бы Розенберг заказывать цветы для провала.

— Потом расскажешь, ладно? Мы едем домой. Ты, если что, не стесняйся, хорошо?

Аккуратно выворачиваю незамеченным из тупика и как только мы оказываемся на свободной полосе, давлю на газ.

Обняв отца, говорю, что сегодня вечером поеду отмечать с Розенбергом. Вижу, как он напрягается, уточняя:

— Вдвоем?

Удивительно, но мне на выручку тут же приходит Оксана. 

— Не смущай девочку, Платон. Как будто ты никогда не был молодым. Пусть даже и вдвоем, что с того?

Неужели даже к тому, что я могу провести вечер с парнем отец еще не готов? Беру его за руку.

— Нет, мы поедем в клуб с девочками. А Розенберг нас отвезет, а потом развезет обратно. Не волнуйся.

Он кивает и говорит только, чтобы я была осторожной. Они уходят, а меня уже ждет Майя. По уму, я должна сначала отправиться домой и переодеться, но велик соблазн, что зайдя в дом, я там и останусь. А девочки очень ждут этот вечер. А я нечасто делаю такие послабления в режиме.

По пути к дому Майи мы заворачиваем в «Красное и белое». Я беру себе грейпфрутовый сок, а что берут остальные, особо не вглядываюсь.

Пока девочки двигаются по магазину, просматриваю онлайн-библиотеку в поисках нужной книги по ключевым словам.

Нахожу, вчитываюсь… и не могу поверить в то, что я только что прочитала.

— Юль, расплатись, пожалуйста.

На автомате прикладываю карту и не сразу понимаю, что кассир уже в третий раз сначала просит мой паспорт. Касса выплевывает чековый лист оплаченного заказа, когда я только достаю удостоверение из сумочки.

— Сок уже тоже по паспортам продают? — улыбаюсь.

Кассир странно на меня смотрит, а я слышу, как звенят бутылки, когда девочки забирают пакеты с кассы. Ого. Это все наше?

В квартире Майя первым делом мешает коктейли, и я выпиваю вместе со всеми. Может, хоть это поднимет мое настроение. Откровения прославленного балетмейстера радости не добавили.

Майя предлагает выбрать среди ее платьев что-нибудь на вечер, но у меня вдруг звонит телефон. На экране светится имя Леи, которой я обещала перезвонить вечером.

Прячусь в одной из ванных комнат и отвечаю на звонок.

— Воу! Я тебе не помешала? — Лея сразу замечает интерьер.

— Привет. Я так рада тебя видеть!

— Как твое прослушивание, Лю?

Закусываю губу и смотрю в потолок.

— Что такое? Не верю в то, что ты провалилась.

— Нет… Дело в том, что я не могу исполнить свой танец, как следует. Я давно это понимала, а сегодня мне на это указали прямым текстом.

— Кто? Может, не стоит им верить?

— Нет, Лея. Это был наш Директор.

— Оу. И что не так? Надо больше тренироваться?

Качаю головой.

— Понимаешь… Это трагедия о том, как фея потеряла голову из-за любви. Она не смогла противостоять этому чувству, как ни пыталась, и погибла.

— И как это связано с тобой?

— Директор посоветовал найти ответ в одной книге. Был такой балетмейстер еще императорских театров… И вот однажды к нему пришла молодая балерина и потребовала роль Эсмеральды. А он ей отказал. Она возмутилась, а он спросил ее: «А ты любил?». Она ответила: конечно! И тогда он задал ей второй вопрос.

— Какой?

— «А ты страдал?». Он был французом, так что по-русски говорил не совсем верно. И балерина ответила, что нет. Любить она любила, но никогда еще не страдала от любви. И балетмейстер сказал ей, что тогда она никогда не сможет станцевать эту роль, как надо.

— Да ну!… — трясет кудрявыми волосами Лея. — Мне кажется, это просто красивая легенда!

— Нет, — прерываю ее кривой улыбкой. — Я очень хорошо понимаю, о чем говорил Петипа. Я ощущаю это, когда танцую. Я выбрала самую драматичную партию для прослушивания… И технически, выполнила безупречно. Но это был всего лишь танец, понимаешь? Всего лишь очередность па, а не фея, которая решает, что познать объятия любимого дороже жизни без него.

— Как бы я хотела помочь тебе, Лю… Но я не понимаю балет. Ты моего брата не спрашивала? Яков разбирается в этом куда больше меня!

— Нет, Яков мне не поможет.

— Но как это себе представляет Директор? Ты должна найти кого-то, влюбиться и обязательно пострадать для танца? Что за бред?

— Нельзя играть на сцене то, о чем не имеешь ни малейшего понятия. Он имел в виду, что выше головы я сейчас не пригну. Как бы ни пыталась.

Лея пытается что-то ответить, но я вижу, как она замирает. Молчит, глядя куда-то в сторону, и только потом говорит:

— Знаешь… Сначала я хотела сказать, что это не так. Что любовь сама по себе, а страдания отдельно. Но потом поняла, что он прав, этот твой Директор и балетмейстер. Нет одного без другого. 

— Ты не забыла его?

Лея хмыкает, а после опять отводит глаза в сторону.