Анна Дарк - Свободные

Тогда-то наконец я и начал постепенно осознавать реальное положение дел. Всё зря. Я только мучал нас обоих, но не знал, где взять сил разорвать этот замкнутый круг. Все мои старания разбивались о стену, что воздвигла между нами девушка. И понимание ситуации всё усиливалось, причиняя жгучую боль. Это была агония. Каждый день с ней был сплошной войной, выворачивающей душу и опустошающей душевные резервы, но и без неё жизнь виделась совершенно пустой. Точнее, я вообще не видел жизни без неё.

После очередных неформальных переговоров, которые закончились банкетом, мой хороший знакомый предложил способ ненадолго расслабиться. На несколько часов отключить проблемы. И я, находясь на грани нервного срыва, вымотанный бесполезной борьбой, согласился. Когда я вдохнул дорожку белого порошка, названия которого даже не спрашивал, жизнь заиграла яркими красками. Казалось, наконец-то проблемы отошли на второй план, мне просто стало всё равно на творящееся в моей жизни. На все проблемы как на работе, так и дома. Я подумаю об этом потом. Тогда же я хотел только развлечься и расслабиться. Крепкий виски, безымянная брюнетка и грязный секс в туалете клуба помогли на время почувствовать себя прежним уверенным в себе и счастливым хозяином своего мира.

С тех пор периодически я позволял себе такой отдых. Возвращение в реальность было гадким, в это время раздражение и злость стремились взять меня под контроль. А ещё меня мучил стыд. Я не мог себя заставить смотреть в глаза Кристе, возвращаясь от очередной шлюхи. Не мог сознаться, что мне это нужно, чтобы окончательно не сойти сума от охватывающего отчаяния и бессилия. Поэтому я старательно избегал девушку такими вечерами. Только вот она видела всё и задавала вопросы. Я же не знал, что сказать, у меня не было ответов. Как мог я отмахивался от неё, пряча взгляд. Дураком я не был, и понимал, что только усугубляю ситуацию. Пока однажды не сорвался. Девушка опять начала донимать меня вопросами, и я сделал ошибку — посмотрел прямо ей в глаза.

Во взгляде Кристы я отчётливо увидел жалость. Она, мать вашу, жалела меня! И тогда тормоза почти полностью отказали. Ярость багровой волной затопила сознание. Я был готов бороться и мириться со злостью, ненавистью и даже презрением в любимых глазах, но жалость… Слишком унизительно! Да как она смеет жалеть меня? Она… Меня?!

Заметив мою ярость, девушка испугалась. Я видел этот страх во взгляде и был этому рад. Всё лучше, чем жалость. Мне было плевать на всё, хотелось отплатить болью за боль. Ну, или страхом. Я наслаждался ужасом в серых глазах. И лишь спустя час, когда эмоции улеглись, а в голове прояснилось, я испытал как на меня многотонной плитой навалилось чувство вины. Мне было до дрожи стыдно за этот срыв, за то, что я позволил себе такое поведение в её отношении. Я извинился, но легче не стало. Стало только хуже.

Теперь в её взгляде я постоянно улавливал убийственную жалость, которая ранила сильнее самого острого ножа. Даже секс утратил свои краски, превратившись из шквала огня и страсти во что-то непонятное. Это чувствовал не только я, Криста как-то сказала, что я стал слишком груб в постели. Ещё один удар. Даже тут я всё испортил.

Руки опустились окончательно, и я просто начал плыть по течению. Криста пыталась меня как-то растормошить. Ей не нравилась ситуация и моё поведение, она жалела меня. Но мне это было нахрен не нужно. Потому я игнорировал все её попытки заставить меня жить, как раньше. Зачем? Меня вполне устраивало почти всё. Утром я мог насладиться её обществом, которое приносило наслаждение и боль. Мне было чудовищно стыдно за вечера, но я не хотел ничего менять. Так бы, наверное, и продолжалось ещё долго, пока я не встретил Тима, того самого приятеля, который предложил мне расслабиться.

— Приятель, — произнёс мужчина, разглядывая меня, после очередной «дозы счастья». — Ты бы не увлекался этим дерьмом. Как способ иногда отдохнуть, это самое оно, но проблемы ты этим не решишь. Чтобы не происходило в твоей жизни, ты этим сделаешь только хуже. Так что завязывай, пока окончательно не подсел. Ты уже выглядишь, как торчок.

Его слова имели оглушающий эффект. Заставили меня впервые задуматься над тем, что я делаю. Как человек, который львиную долю времени толкал дурь на улицах, а потом стал источником её распространения, я как никто другой знал, что может сделать с человеком подобное зелье, потому всегда избегал подобной дороги. Не зря говорят, что среди наркоторговцев очень мало зависимых от собственного товара — примеры-то прямо под носом. А что сейчас? Куда я качусь?

Тогда я и принял решение, что пора всё прекращать. Даже думать было больно, что скоро в моей жизни не будет Кристы. Но так будет правильно. Лучше для нас обоих. И я это сделал. Наверное, какая-то часть меня до последнего надеялась, что она откажется уходить, но она ушла. Ушла, забрав с собой весь свет из моей жизни. И вот я, жалкий неудачник, топлю своё горе в виски, мучаясь от жесточайшего наркотического отходняка. И такое будет продолжаться не один день, слишком я увлёкся этим дерьмом. Я был полон решимости выбраться из капкана, который почти окончательно захлопнулся, потому был готов терпеть любые муки. Я оступился, но ещё не упал.

На утро, помимо ломки из-за дури, меня мучило жуткое похмелье. Позвонив на работу, я предупредил секретаршу, что меня какое-то время не будет. Пусть перенесёт важные встречи или отменит их. Пусть наконец поработает мой заместитель. В конце концов, зря я что ли плачу ему деньги?

Дни слились в бесконечный кошмар. Тело болело, меня буквально разрывало на части. Уверенность в собственных силах таяла на глазах. Хотелось послать всё к чёрту и получить облегчение, которого я так жаждал. Уже трое суток длился этот Ад, конца и края ему не было видно. Я выберусь, обязательно всё выдержу. Не превращусь в животное зависимое от порции белого порошка. У меня в памяти было слишком много примеров того, куда приводит эта гадость, чтобы сдаться на волю слабости. Но как же тяжело, просто невыносимо. Всё во мне стремилось положить конец пытке и порой появлялся страх, что я переоцениваю собственные силы. Был правда и крохотный плюс во всём этом: физическая боль почти заглушала душевную агонию, вызванную расставанием с Ней.

Неожиданный звонок в дверь вырвал меня из лёгкой дрёмы. Проклиная всё на свете, я поковылял открывать дверь и прирос к полу, увидев на пороге Кристу. Что она здесь делает?

Внешний вид Адриана меня ужасал. Он выглядел жутко, совершенно болезненно и измождённо. Под глазами тёмные круги, глаза воспалённые, красные, волосы всклокочены, а лицо покрывала нездоровая бледность. Мужчина взирал на меня удивлённо, я бы даже сказала, ошарашено, но это длилось считанные мгновения. Удивление быстро сменилось хмуростью.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Джонсон. — Забыла что-то из вещей?

Вроде бы простые вопросы, которые подразумевают простые ответы, однако я не знала, что сказать и как вообще себя вести. Эти трое суток стали для меня пыткой. Я буквально разрывалась между доводами здравого смысла и собственными чувствами с совестью. За это время мне пришлось с горечью признать, что мои чувства к Адриану гораздо глубже, чем мне хотелось бы. Я и до сожительства понимала, что зависима от него, а теперь зависимость превратилась в болезненную одержимость. По доводам логики и разума я должна бы радоваться тому, что он наконец отпустил меня. Победа. Я добилась своего. Но никакой радости я не испытывала, только щемящая тоска и даже некая паника жили в моей душе. И как я теперь без него?

А ещё мне было страшно. Страшно за него до дрожи, до слёз. Среди моих друзей или знакомых никогда не было наркоманов, но я вдоволь насмотрелась на данное явление, живя с Адрианом и невольно краем глаза наблюдая за его бизнесом и всеми оттуда вытекающими. Наркотики — дорога, которая имеет лишь один, отнюдь не радостный, конец, если ей следовать. Один раз ступив на эту тропу очень сложно свернуть с неё и вернуться к нормальной жизни. И одна только мысль, что Адриан может так бесславно закончить свои дни, вызывала истерическую панику. Нет-нет! Кто угодно, но только не он! Он же сильный, умный, он же… Только факты говорили сами за себя: он связался с этим дерьмом, и я понятия не имею как глубоко увяз.

Всё это лишь добавляла смятения в душе. Я металась по квартире, не находя себе места. Работа? Так она и вовсе почти встала. Мне было не до проблем чужих людей. Как я могла посоветовать кому-то что-то дельное, если все мои мысли крутились вокруг одного человека? Столько душевных сил я приложила для того, чтобы вырваться из плена Джонсона! И что, зря? Получается, что так. Ведь с каждым днём, часом и минутой, я всё больше сознавала: не хочу быть без него. И победа моя не победа вовсе. Мы оба проиграли, разрушив друг друга. Адриан с самого начала упорно ничего и слышать не хотел о моём нежелании жить или иметь с ним что-либо общее, я же пряталась от собственных чувств, которые крепли день ото дня, за стеной страха и глупой, иллюзорной гордости. Стремясь одержать верх в этом противостоянии, мы мучили друг друга, и, как закономерный итог, теперь страдаем оба.

Только вот я чувствовала себя куда более виноватой, нежели винила его. С маниакальным упорством я старалась убедить себя, что Джонсон сам виноват. Он сам влез в мою жизнь, куда его никто не звал, он шантажировал и принуждал меня. Он причинил мне больше боли, чем многие люди видят за всю жизнь. Только было одно, но очень существенное «но»: было ли мне плохо с ним, пока мы жили вместе? Разве не старался он мне дать всё, чего только можно пожелать? Не сама ли я себя убедила, что он поганит мою жизнь? И все ответы, которые я давала самой себе, вгоняли меня в ещё большее уныние. Вот и получилось, что победа моя имеет горький привкус слёз. И если я страдала только душой и сердцем, то Адриан и вовсе оказался на краю пропасти, из которой не выбраться после падения.