Что ж, отличное вышло расследование. Вместо того, что найти ответы на интересующие меня вопросы, я лишь набралась новых проблем и тайн. Про похищение Сони я так ничего и не узнала, зато успела поссориться с Андреем, увидела пьяного Диму, едва не умерла от ледяного, сердечного приступа и испортила дорогущие, матовые туфли. Блеск.

Выхожу из комнаты и устало плетусь по узкому коридору, вспоминая путь к главному холлу. Жаль, что я не отмечала дорогу хлебными крошками. Теперь шанс потеряться – просто катастрофический. Поправляю волосы, вздыхаю, почему-то вспоминаю растерянный взгляд Теслера, его стиснутые зубы, ледяной, дрожащий голос и болезненно горблюсь. Может, не стоило уходить? Может, не стоило избавляться от того, кто поддерживает меня на плаву уже почти целый месяц? Разве правильно нарочно терять тех людей, без которых трудно жить? Черт, замкнутый круг! Если любишь – отпусти, если не любишь – тоже отпусти. Так что же делать? Ты знаешь, что человек, который тебе нужен, причиняет тебе боль, и ты искренне не хочешь больше его видеть. Однако не хотеть и не мочь – две абсолютно разные вещи. И даже желая отдалиться, мы одновременно с этим не представляем себе жизнь на расстоянии.

Абсурд.

Шумно выдыхаю и вдруг слышу чей-то голос. Замираю и неожиданно замечаю за очередным, крутым поворотом открытую дверь. Через широкую щель вижу за массивным, дубовым столом старшего Болконского. Он говорит с кем-то по телефону и сжимает трубку в пальцах так свирепо, что она трещит, грозя рассыпаться на тысячи мелких частей.

- Что значит проблемы? – медленно спрашивает он. Морщит узкий лоб, и даже с такого расстояния я замечаю, как чернеют его карие глаза. – Товар должен приходить вовремя вне зависимости от неприятностей снаружи. И меня не волнуют накладки. Делайте, что хотите! Усильте охрану, наймите рабочих, мне все равно! Срок – два дня!

Болконский бросает трубку. Закрывает глаза и медленно выдыхает, сжимая пальцами переносицу. Интересно, почему он так зол? И о каких именно проблемах идет речь? Стискиваю зубы. Проникнуть бы в его кабинет! Но как? Наверняка, повсюду охрана, и едва меня засекут, тут же отправят в колонию для несовершеннолетних – и то в лучшем случае.

Тогда что же мне делать? Неожиданно вспоминаю слова Андрея: не ввязывайся. Если бы все было так просто! Облизываю губы и оборачиваюсь в сторону Диминой комнаты. Наверно, у меня все-таки есть козырь. Я ведь могу вернуться сюда, вернуться в то время, когда старшего Болконского не будет дома. А дальше…, дальше его сын сделает все, о чем я его попрошу. Он ведь послушный мальчик, он ведь хочет подружиться…

От своих же мыслей мне становится тошно, однако я отбрасываю все сомнения в самый дальний ящик сознания. Речь ведь идет о жизни Сони. Я должна попытаться. Пусть, возможно, после этого себя и возненавижу.


ГЛАВА 21.


Прежде чем разойтись по классам, хватаю брата за локоть и решительно тяну на себя. Он хмурит брови. Хочет что-то спросить, но я восклицаю:

- Давай закончим войну, как тебе идея? Я официально вывешиваю белый флаг.

- Зои…

- Не понимаю, что именно тебя так задело. Да, я часто не дружу со своей головой, и от меня много проблем, однако это не повод молчать два дня подряд! Я ведь всегда такой была.

- Откуда мне знать, какой ты была? – вздыхает Саша. – Мы почти не знакомы.

- Пытаешься добить меня?

- Просто констатирую факт.

- Это обидный факт. Хватит дуться, пожалуйста, - толкаю брата в плечо и строю самое милое выражение, на которое только способно мое бледное лицо. – У меня есть новости. И они вряд ли тебе понравятся. Поэтому рассказывать я хочу их другу, а не потенциальному врагу.

- Что-то о Соне? – Саша вдруг оживает. – Говори. Важна любая мелочь!

Ох, если бы он только знал, о какой мелочи пойдет речь…

- Сейчас будет звонок. Я не хочу вновь нарываться на неприятности. Поэтому давай встретимся на пятом уроке? Возле актового зала? У меня физкультура, и я с радостью вымолю освобождение. Договорились?

Брат серьезно кивает. Поджимает губы и кладет ладонь мне на плечо. Наверно, это знак, что мы вновь можем нормально общаться, однако я почти уверена: перемирие не продлится долго. На самом деле, мне даже страшно начинать разговор. Что бы сделала я, узнай нечто подобное о дорогом мне человеке? Наверно, сошла бы с ума.

Иду на английский, нервно ломая перед собой пальцы. Что же делать? Как рассказать брату о своих догадках, ведь если они ложны – я зря испугаю его до смерти, а если правдивы – поставлю перед страшным фактом: Соня в беде, в то время как мы абсолютно бессильны. Что первый, что второй вариант – сплошной ужас. Знать бы заранее, как он отреагирует. Тогда я бы подготовилась и написала целую речь на тему: не стоит поддаваться панике, когда от наших действий зависит чья-то жизнь.

Громко выдохнув, поднимаю голову и вдруг замечаю перед кабинетом Диму. У меня внутри все неприятно переворачивается. Не знаю: сорваться мне с места, заорать от злости или же похлопать парня по плечу, как новоиспеченного друга. Черт. Поправив школьную форму, рассеяно останавливаюсь перед блондином.

Он молчит. Смотрит на меня, а я и не спешу начинать разговор, ведь нутром чую, что выйдет он безумно странным. Откашливаюсь.

- Ты…

- Да? – поднимаю взгляд.

Дима нервно улыбается и выглядит совсем иначе. Черт подери! Он смущен! Стоило претерпеть все круги ада, чтобы заметить на этом надменном лице хотя бы толику стыда.

- Ты вчера меня не бросила.

- Хотя сильно хотела, - добавляю я, чувствуя себя ужасно глупо.

- Что ж, это просто удивительно. Неужели я сделал что-то такое, чем заслужил твое милосердие? – Дима криво ухмыляется. – Невероятно. И мне даже не пришлось тебя привязывать и насильно заставлять!

- Не думаю, что ты был в состоянии командовать.

- Зато ты всегда в состоянии меня ненавидеть. Что же вчера изменилось?

- Взяла выходной, - язвлю я. Поправляю ремень сумки и устало выдыхаю. – Мне пора на урок. Я не хочу опаздывать.

- Может…, - парень останавливает меня прямо перед дверью. Берет за локоть и впервые дергает на себя аккуратно, а не грубо. Не знаю, что испытывать. Растерянно смотрю на Диму и вижу, как в его глазах отражается нечто новое, доброе, искреннее, - может, повторим?

О, Господи. Мир переворачивается! Меня приглашает на свидание человек, который все это время хранил в своей машине обрывок от моего вечернего платья? Наверно, я сошла с ума.

- Понимаешь, я…, - запинаюсь. Смотрю в его глаза и недовольно стискиваю зубы. Какого черта он выглядит таким примерным? Неужели он вообще думает, что я сумею его простить? Боже, да это ведь дико! – Дим, я должна идти.

- Сначала ответь, - приказывает он.

- Сначала изменись, - парирую я. Отхожу немного в сторону и неуклюже чешу шею. Быть рядом с ним чертовски странно. – Позже поговорим.

- Ммм, - мурчит блондин. Касается пальцами моего лица и, отдаляясь, улыбается, - это ведь не отказ, лгунья.

Он уходит, продолжая испепелять меня довольным взглядом, а я врываюсь в кабинет и взвинчено усаживаюсь на свое место, ощущая, как недоумение горячим, колючим потоком растекается по телу. Что это было? Неужели Дима, наконец, понял, что добиваться девушку, целясь из пистолета ей прямо в лицо – плохая идея?

Остаток дня провожу в прострации. Никак не могу понять, что именно меня так тревожит: мысли о Соне, мысли о Диме или мысли о Теслере.

Андрей. Глаза так и закрываются, едва я про себя произношу его имя. Мне сложно в этом признаться, но, кажется, я жутко по нему скучаю. И пусть у нас не было тех воспоминаний, о которых рассказывают друзьями или знакомым, но для меня каждая проведенная с ним минута значит очень и очень много. Я хочу его увидеть. Я хочу его услышать. Более того, я хочу, чтобы он тоже этого захотел. И тут – черт – огромная загвоздка, ведь, кажется, ему до меня нет никакого дела. Наверно, удивляться этому глупо. С какой стати ему вообще обращать на меня внимание? Какая у нас разница в возрасте? А какая разница в суждениях о жизни? Уверена, то, что для меня белого цвета – для него, определенно, черного. И то, что он считает приемлемым, для меня – грех в чистом виде.

Однако как бы я не пыталась убедить себя в том, что между нами огромная, вековая пропасть – ничего не выходит. Я приказываю себе не думать о нем, думая о нем, и все это походит на такой дикий абсурд, что голова к концу занятий ужасно гудит.

Взяв освобождение на физкультуре, несусь к актовому залу.

Сердце так и стучит в преддверии страшного разговора. Стоит ли вообще делиться с Сашей своими переживаниями?

Стоит. Я должна рассказать ему обо всем, что знаю, иначе потом попросту не смогу посмотреть ему в глаза. Мы решаем ретироваться на балкон. Он широкий, длинный. Плюс около стены стоит два серых диванчика, что значит, мне не придется падать от страха на ледяной кафель. Сажусь напротив брата, скрещиваю на коленях руки и вдыхаю теплый, весенний воздух глубоко-глубоко в легкие, пытаясь сконцентрироваться на проблеме.

- Ты бледная, - бросая вниз портфель, сообщает Саша. – Может, сходим в столовую?

- Нет, все в порядке. Дай мне секунду.

Мое беспокойство застает парня врасплох.

- Что случилось? – спрашивает он. – Зои, ты меня пугаешь.

- Все очень плохо, - признаюсь я и беру брата за руки. – Обещай, что не станешь кричать. Пожалуйста. Иначе мы потратим много времени впустую.

- Ты и так тратишь его впустую, пытаясь меня успокоить.

- Я тебя подготавливаю…

- Зои, говори уже, в чем дело!