Я спотыкаюсь на краю собственной юбки и неуклюже валюсь на пол. В ужасе поднимаю глаза вверх и дышу так тяжело и громко, что перебиваю музыку.

- Зои! – рядом оказывается отец. Он обходит Диму, приближается ко мне и порывисто поднимает с пола. – Ты в порядке? - Оборачивается через спину на блондина, ждет хотя бы какого-то объяснения, но тот занят своими мыслями. Отдергивает темно-серый, шерстяной пиджак, холодно отрезает:

- Прошу прощения, - и срывается с места.

- Зои, - отец вновь поворачивается ко мне. – Что происходит? Что это было?

Не слышу Константина. Смотрю вдаль удаляющейся фигуре блондина и едва удерживаю в груди дикий ужас. Глаза покалывает, и мне приходится сжать их с безумной силой, чтобы не разреветься на виду у любопытной толпы: черт! Дима сумасшедший, он спятил, выжил из ума! О чем он вообще говорил? О какой собственности? О каких правилах? Неужели он и, правда, думает, что я соглашусь на подобное? Что смирюсь с его безумными, неадекватными мыслями?

- Мне надо отойти.

- Ты в порядке?

В порядке ли я? Да, я сейчас заору на весь чертов зал от ледяного ужаса, стискивающего костлявыми пальцами мое горло!

- Да, - отрезаю я. – Все хорошо. Просто хочу пройтись.

Я выхожу из зала под пристальным вниманием тысячи глаз. Выпрямляю спину, чувствую себя отвратительно и думаю: что Диме от меня нужно? Почему он решил, что может надо мной издеваться? Плевать, что я как-то связана с Сашей. Здесь другое. Здесь что-то личное, будто он ненавидит меня, хочет уничтожить. Но с какой стати? Мы едва знакомы!

Я забегаю в темный угол, облокачиваюсь спиной о стену и крепко стискиваю себя руками за талию. Грудь так и трясется от коротких, прерывистых вздохов, и мне вдруг кажется, что вот-вот и я разревусь. Сломаюсь, как и все до меня, к кому успел притронуться Дима. Неужели они тоже чувствовали себя так беспомощно и глупо, ведь нет ничего смешнее подростковых, дурацких проблем; проблем, когда внутри появляется такое чувство, будто весь мир против тебя, хотя на самом деле все до банального просто и категорично.

Протираю холодными руками лицо и откидываю назад голову. Как же хочется унестись отсюда как можно дальше, забыть обо всем, что тут творится. Кто бы мог подумать: у богатых гораздо больше проблем, чем у бедных. Они улыбаются, носят эти маски и лгут друг другу день ото дня, скрывая собственные чувства, эмоции, мысли за толстенной стеной равнодушия. Как так вообще можно жить? В постоянном напряжении. В постоянном страхе, что кто-нибудь да увидит твое настоящее лицо.

- Идиот!

Я слышу удар и растеряно выплываю из мыслей. Выглядываю из-за угла, прищуриваюсь и вдруг испытываю странное отвращение. Желудок вмиг сворачивается, неприятно сводит, и мне приходится сильнее облокотиться спиной о стену, чтобы не согнуться от боли.

- Щенок! – очередной удар. Пощечина по красному от предыдущего наставления лицу. Но Дима не двигается. Крепко стискивает зубы, закрывает глаза, молчит, а я вижу, как играют его острые желваки. – Что ты устроил? Что за цирк? - Старший Болконский кружит вокруг сына, будто акула. Он не срывается, не орет во все горло, но он шипит и рычит так резко, яростно, что даже мне становится не по себе. – Испортить вечер из-за какой-то девчонки.

- Я не портил тебе вечер.

- Ты испортил его себе.

- Это мое дело. – Дима недовольно кривит лицо. Видно, как ему неприятно отчитываться перед кем-то, когда обычно кланяются перед ним. – Я разберусь.

- Разберись, - рычит старший Болконский. – Разберись, иначе разберусь я. И тогда никому хорошо не будет. Ты меня понял?

- Да.

- Не слышу?

- Да, отец. Я все сделаю.

Они испепеляют друг друга похожими, темными взглядами, а я вновь впечатываюсь в стену. Почему-то становится не по себе. Знаю, что должна ненавидеть Диму, но вдруг лишь начинаю больше его понимать. Он псих не от того, что сам решил сходить с ума. Он псих потому, что умерла его мать; потому что жив его отец. Потому что существовать здесь и не сходить с ума – мечта лишь наивных идиотов, верящих в сказочные концы и всепоглощающие чувства. Однако способно ли это оправдать его поступки?

Я возвращаюсь в зал. Вижу рыжеволосого мужчину и улыбаюсь, надеясь, что он еще не записал меня в список людей-с-которыми-определенно-не-стоит-общаться. Однако незнакомец лишь кивает и приподнимает чуть выше бокал с шампанским, обнадеживая мои безнадежные сомнения. Я хочу подойти к нему, как вдруг кто-то осторожно берет меня под локоть.

- Не стоит общаться с ним.

Я растерянно оборачиваюсь и замираю. Вижу перед собой синие, темные глаза и почему-то прихожу в состояние бессмысленного скитания, разрываясь на тысячи частей и мечтая одновременно убежать и не срываться с места.

- Почему? – неуверенно сглатываю. – Он не сделает мне ничего плохого.

- Не факт. Однако я имел в виду другое.

- Что же именно?

- То, что плохое сделаешь ему ты.

- Я? – удивленно вскидываю брови. – Каким же образом? Ведь это не мне позволено устранять проблемы за большие деньги.

Не знаю, к чему произношу это, но взгляд Теслера тут же становится не просто синим, а черным, ледяным. Он выпускает мой локоть и отрезает так, будто только что увидел перед собой злейшего врага:

- Тебя это не касается.

- Тебя – тоже.

- Ты – такая же, как и остальные. Избалованная. Поверхностная. Ты не думаешь, а потом об этом жалеешь.

- Что прости? – меня пугают перемены в его настроении, но еще больше меня пугает мое же желание узнать о нем как можно больше. – Я не думаю? Серьезно? Ладно, как скажешь. В таком случае, чем занимаешься ты? Или работа на Болконских – вполне осознанный поступок?

- Не твое дело.

- Тогда зачем ты вообще ко мне подошел?

- Предупредил.

- Я и без тебя справлюсь.

- Настолько уверена в себе?

- Настолько не уверена в тебе.

Теслер стискивает зубы, я вижу, как на его лице выделяются острые скулы, и невольно прикусываю губу. Он сводит меня с ума, но отнюдь не так, как остальные безумные фигуры этого фальшивого микромира. Мне определенно страшно, да. Но еще мне безмерно интересно. И я понятия не имею, откуда взялись эти чувства. Возможно, я просто никак не могу забыть тот вечер, мятный запах, ветер и ощущение странного спокойствия, вскружившего мне голову. А, может, я просто сошла с ума.

Не знаю, что сказать, поэтому вдруг выпаливаю:

- Красивая музыка.

И так же неожиданно слышу:

- Я не буду с тобой танцевать.

Меня будто пихают в живот. Я в смятении краснею, ощущаю чувство невообразимого стыда и восклицаю:

- Я и не думала тебя приглашать!

- Правильно. Тебе определено не стоит этого делать.

- Почему? Потому что ты – опасный, свирепый убийца? Или потому что у тебя такое же огромное самомнение, как и у каждого в этом зале? Боишься, что я подпорчу твою репутацию?

- Контролируй, что говоришь.

- Ты следишь за мной.

- Нет.

- Потом пытаешься поговорить.

- Зачем мне это?

- А теперь отталкиваешь?

- Отталкиваю? – Андрей пронзает меня ледяным взглядом и дергано пожимает плечами, будто пытается стряхнуть с себя свои же мысли. – Некого отталкивать. Ты мне абсолютно неинтересна.

- Отличное клише. У плохих людей нет чувств.

- Так и есть.

- Но ты врешь. Если бы хотел сделать мне больно – сделал бы.

- Я сделаю тебе больно, если мне за это хорошо заплатят.

Растеряно распахиваю глаза. Мне вдруг становится так обидно и неприятно, что я неуклюже пошатываюсь в сторону, как от роскошного нокаута. Смотрю ему в глаза, но вижу лишь дикий холод, и от того ощущаю себя еще большей идиоткой, которая вдруг повелась на красивые мечты, на наивные странные мысли, кричащие о том, что им есть о чем грезить. Нет. Я ошибалась. В глазах у Теслера нет ничего, кроме льда. И пусть я не хочу в это верить, у меня не осталось выбора.

Я порывисто отворачиваюсь от парня и подбегаю к столу с напитками. Хочу взять бокал с шампанским, но почему-то не могу пошевелиться. Так и смотрю на эти газированные пузыри, прилипшие к краю, и не двигаюсь, ожидая очередной, глобальной катастрофы.

- Остальные пары уже ушли, - вдруг говорит знакомый голос. Я поднимаю взгляд, вижу рыжего незнакомца, вижу, как он быстро допивает напиток, как со стуком опускает бокал вниз, и натянуто улыбаюсь. – Может, уйдем?

Хочу ли я уйти. Могу ли я уйти. Безумие Димы. Предупреждение Андрея. Наверно, мне уже давно стоит унять свое желание борьбы, стоит успокоиться.

- Пойдем.

Я все-таки осушаю бокал с шампанским, а затем разъяренно стискиваю зубы. К черту всех. К черту каждого, кто находится в этом зале, в этом городе! Я не собираюсь жить по их правилам. Пусть подавятся собственными ядовитыми мыслями, деньгами, ложью. А я больше не желаю здесь находиться. Ни минуты.

Мы выходим через центральную арку, садимся в роскошный черный лимузин и едем в тишине, рассекая полупустые улицы Питера. Все это время я смотрю в окно, думая о глазах Теслера, о его словах и о том, как паршиво мне было их услышать. Почему же он так на меня влияет? Поправляю юбку и неожиданно ловлю странный взгляд мужчины, которым он жадно разглядывает мои ноги. Тут же невольно скрещиваю их и замираю: правильным ли решением было уехать черт знает куда с абсолютно незнакомым человеком?

- Я к вам не притронусь, моя дорогая, - вдруг пропевает он. Наливает в бокал до краев шампанского и улыбается, - будете?

- Нет, спасибо.