Пятьдесят тысяч? Я едва не валюсь со сцены, от пронзившего все мое тело дикого шока. Отдать такие огромные деньги лишь за то, чтобы провести с какой-то незнакомой, испорченной эгоисткой один вечер? Серьезно? Наверно, мои глаза становятся безумными потому, что София дергает меня за руку и тихо рявкает:

- Прекрати.

- Это идиотизм, - также тихо отвечаю я. – Вы все спятили. Стоит подорвать это здание на воздух, а останки людей закопать как можно глубже в землю!

- Еще раз скажешь подобное, и закопают тебя. С превеликим удовольствием.

Не отвечаю. Слышу, как кто-то предлагает сначала пятьдесят пять тысяч, потом семьдесят и растеряно моргаю. Черт подери. Эти люди – полные кретины.

- Татьяна! – вновь восклицает Болконский.

Передо мной стоят еще две девушки. Одна из них – Софья. Интересно, сколько же денег заплатят за красоту и ум Неловой? Да и вообще оценит ли публика ее умственные способности, так как, судя по предыдущей красотке, которую оценили почти на сотню тысяч благодаря ее не по возрасту большим буферам – мозги здесь никакой роли не играют.

- Соня!

- Шестьдесят! – тут же кричит какой-то парень.

- Восемьдесят пять!

- Сто!

- Сто пятьдесят!

Я стою в полнейшем шоке. Софья улыбается. Смазано кивает мужчине в ярко-желтом костюме и икает. Слава богу, это слышу только я.

- Продано!

О, Боже. Моя очередь. Моя очередь! Не знаю, куда мне деться. Испуганно мельтешу из стороны в сторону, пытаясь понять, что лучше: успокоиться или выпрыгнуть в ближайшее окно, наплевав на возможные переломы. Как вдруг слышу:

- Зои. – Болконский смотрит на меня иначе. Он делает несколько шагов мне навстречу и протягивает вперед широкую ладонь. – Добро пожаловать.

- Здравствуйте, - язык я явно проглотила. Пытаюсь выглядеть уверенно, но то и дело мну пальцами скользкую юбку.

- Так как ты новенькая, ставку увеличиваю вдвое. Сто тысяч!

Я нервно хихикаю: почему бы и нет. Давайте сразу переметнемся к шестизначным цифрам. А? Как вам? Уже предчувствую, как зал заливает отвратительная тишина, и меня уносит на руках армия всепризнанных изгоев, у которых нет ни друзей, ни семьи, ни денег. Как вдруг слышу:

- Двести.

Поднимаю глаза и тут же съеживаюсь. Глаза у Димы яркие. Даже в целой толпе из похожих, богатеньких сынков, чьи принципы не менее эгоистичны, он выделяется, как белое пятно посреди черного поля. Блин. Я серьезно влипла.

- Триста пятьдесят, - внезапно отрезает игривый голос, и одновременно с блондином люди заторможено поворачивают лица в сторону единственного, занятого столика. – Хотя давайте сразу четыреста. – Со стула порывисто поднимается рыжеволосый мужчина. Он широко лыбится и восклицает, - живем ведь один раз!

Я вспыхиваю от возбуждающего удивления. Черт подери! Мало того, что за меня хотят отдать такие огромные деньги, так я еще могу и не попасть в ловушку к безбашенному, ненормальному психу! День неожиданно приобретает иные краски. Однако воодушевляюсь лишь я одна. Лица людей вытягиваются и становятся непроницаемыми, словно они только что увидели приведение.

- Пятьсот, - рычит Дима. Сопровождает незнакомца взглядом до самой сцены и резко добавляет, - пятьсот пятьдесят!

- Шестьсот.

Я не могу пошевелиться. Зал ахает, а мужчина нагло поднимается ко мне на подмостки, будто торги уже давно окончены.

- Добрый вечер, - шепчет он. - Что-то мне подсказывает, что сегодня я проведу в вашем обществе незабываемое время.

Он целует мою руку. А я едва не валюсь со сцены от странного волнения. Грудь сдавливают невидимые силки. Я чувствую, знаю, произойдет нечто плохое, ужасное, но в очередной раз не прислушиваюсь к интуиции. Слышу, как Болконский закрывает торги, как зал взрывается пытливым, рьяным шепотом, и счастливо улыбаюсь:

- Вы только что спасли мне жизнь.


ГЛАВА 11.


Соню приглашают на сцену. Она кланяется, растягивает губы в открытой, нахальной улыбке и садится за рояль. Дирижер вскидывает руки, музыканты послушно приподнимают плечи, и уже через секунду зал заполняет быстрая, испанская мелодия, поджигающая в груди все наши самые сокровенные чувства. Она льется мне на голову, будто музыкальный ливень из наслаждения и удовольствий, и я кружусь в танце, испытывая всеми клеточками своей души это странное ноющее ощущение свободы в легких, в голове, в мыслях. Незнакомец крепко сжимает длинными пальцами мою талию и шепчет:

- Вы еще не убежали. Значит, вы, действительно, новенькая.

- Но и вы не унеслись прочь, - парирую я, - значит, только недавно вернулись в Санкт-Петербург и еще не в курсе того, что здесь творится.

- Неужели, танцуя с вами, я порчу свою репутацию?

- Ужасно и неоспоримо.

- К сожалению, мне уже нечего терять.

Глаза у мужчины странного цвета: светло-коричневого, почти рыжего. И я с интересом изучаю их в те моменты, когда мы невольно встречаемся взглядами. Музыка подхватывает нас в свои невидимые руки и вихрем кружит и кружит по паркету, и я улыбаюсь.

- Вы красивая девушка, Зои, - неожиданно пропевает незнакомец.

- Спасибо.

- Вы, правда, не знаете, кто я?

- А это так важно?

- Что ж, и тут вы правы. Куда предпочитаете уйти?

- Как можно дальше отсюда. – Я невольно осматриваюсь. Вокруг кружатся пары, лица, костюмы, и я могу столкнуться взглядом с кем угодно: с любым из этой тысячи, с любой из этой сотни, но почему-то я вновь вижу его, Теслера. И тут же порывисто отворачиваюсь.

- Вас испепеляют взглядом, моя дорогая.

- Да, моя кожа вот-вот вскипит от незаслуженного внимания.

- Опасные у вас друзья, - мужчина смотрит мне за спину и вдруг кривит худоватое, острое лицо, - хотя сложно в наше время найти неопасного человека. У каждого свои грешки в шкафу. Правда, кто-то частенько потрошит его, вываливая сокровенные тайны наружу, а кто-то так и живет с ними, поджидая пока те состарятся, покроются толстенным слоем пыли и магическим образом самоуничтожатся.

- И как? – я пожимаю плечами. – Самоуничтожаются?

- Отнюдь нет. Лишь накапливаются, моя дорогая.

Непроизвольно вновь смотрю на Теслера и вспыхиваю: он тоже на меня смотрит. Я кружусь в быстром танце, а синеглазый парень следует чуть поодаль, будто идем за нами, будто следит, наблюдает.

- Андрей Теслер, - игриво щебечет мужчина, - он не выпускает вас из виду.

- Нет, - я отнекиваюсь, а сама не могу оторвать глаз от его бездонного, холодного взгляда, который заставляет меня не просто бояться, но и желать понять причину этого непривычного, горячего страха. – Вы сказали Андрей?

- Да. Однажды он меня выручил.

- Каким же образом?

Мужчина кривит правую бровь, а я испуганно замираю: не может быть, нет. Я не верю в то, что он, действительно, способен на убийство! Человек не может сначала спасать жизнь, а затем хладнокровно ее отнимать. Это противоестественно.

- Нельзя полагаться на такого человека, моя дорогая. Он не способен ни на какие чувства. В один момент, он – друг, в другой – палач. Ведь всем известно, чем он зарабатывает себе на жизнь.

- Я не верю слухам, - сглатываю, а сама невольно вспоминаю Теслера с пистолетом в руке, его черный, равнодушный взгляд который ранит сильнее оружия.

- Слухи не возникают из ниоткуда.

- В таком случае, в этом зале нет ни одного хорошего человека.

- А вы думали иначе? - мужчина растягивает лицо в игривой улыбке, а у меня в груди все сжимается. Мы кружимся быстрее, быстрее и быстрее, и вдруг размыкаем руки. Томная музыка прожигает все мое существо, скрипка и виолончель играют мелодию на моих личных струнах, а я вдруг перехожу по кругу к новому партнеру. Он подхватывает меня за талию и сжимает ее так грубо, что я тут же – даже не поднимая глаз – понимаю, к кому попала в ловушку.

- Хороший вечер, не правда ли? – шипит мне прямо в лицо Дима, а я с вызовом стискиваю зубы. Поднимаю на него взгляд и к собственному удивлению широко улыбаюсь.

- Лучший в моей жизни.

- Лгунья, ты портишь мне настроение.

- Я не виновата в том, что тебя обыграли.

- Меня нельзя обыграть.

- Можно, - чувствую, как блондин с силой сжимает запястье, и рвусь его из оков. Тщетно. Мне становится больно, но я лишь искреннее улыбаюсь. – Что? Закончились все идеи? Больше ничего не планируешь сделать? Давай, сожми мою руку до такой степени, чтобы я отключилась прямо здесь и сейчас, на глазах у всей этой толпы. Давай!

- Алкоголь придает тебе уверенности? – Дима тянет меня к себе и так грубо сжимает за плечи, что я с трудом могу дышать. – Ты никуда не пойдешь. Ты останешься со мной.

- Нет. Ты проиграл.

- Я не позволю.

- Отпусти меня! – музыка взрывается в кульминации, скрипка, похожая на мой истошный крик, взмывает до небес, и я со всей силы пытаюсь оттолкнуться руками от парня, беспомощно вертясь из стороны в сторону. – Я не твоя собственность!

- Ты ошибаешься.

- Это ты ошибаешься! Я…

- Ты сейчас же закроешь рот и сделаешь то, что я скажу! - он сжимает мою кисть, скалит зубы и вдруг начинает идти на меня так стремительно, что я едва не валюсь с ног. – Сегодня, завтра, через неделю, месяц, ты будешь слушать меня, будешь приседать, говорить, лежать, раздвигать худощавые ноги, когда я скажу! Ты больше не имеешь права дышать без моего разрешения! Не имеешь права закрывать глаза, пока я не разрешу тебе это сделать! Ты – моя, полностью, без остатка. Услышала? Услышала меня?