— Предполагаю, что вы сами осознаете, как красивы, — совершенно неожиданно заявил герцог.

Иоланда подняла на него взгляд, в котором читалось неподдельное изумление. В первый момент девушке показалось, что он шутит или, что еще хуже, издевается над ней.

Даже отправившись на столь волнующую прогулку наедине с герцогом, она все равно не могла и подумать о том, что он сможет взглянуть на нее как на привлекательную женщину, когда рядом с ним постоянно находится такая особа, как Габриэль Дюпре.

Ведь в ослепительном сиянии этой актрисы все остальные женщины должны просто блекнуть. Иоланда считала, что ее лицо напоминает карандашный набросок, когда внешность мадемуазель Дюпре достойна масляной краски и могучей кисти великого художника.

Словно прочитав ее мысли, герцог сказал:

— Конечно, ваша красота очень своеобразна и необычна. Не могу припомнить, чтобы мне доводилось видеть когда-либо такие удивительные волосы, в которых, кажется, время от времени вспыхивают голубые искры, или глаза цвета вечернего неба перед появлением первой звезды.

Иоланда чуть не задохнулась.

— Конечно, все это очень лестно, монсеньор, но вы сильно смущаете меня. Мне никто не говорил раньше подобные вещи.

— Никто? — с недоверием спросил герцог.

— Конечно, никто. Англичане не восхищаются так открыто женщинами, они приберегают комплименты для своих лошадей.

Она высказала это замечание несколько небрежным тоном, чтобы скрыть странное ощущение, которое пробудил в ней искренний и очень лестный комплимент герцога.

Он рассмеялся ее словам и произнес:

— Мне кажется, Иоланда, что ваше посещение Парижа будет удачным для вас. Уверяю, что французы не только восторгаются на словах женской красотой, но и умеют по-настоящему ценить ее.

— Но ведь вы не француз, монсеньор, — возразила Иоланда.

— Но я и не совсем типичный англичанин.

— Если это правда, я решусь спросить — все же почему у вас такой мрачный, иронический вид, как будто все вокруг докучает вам и вы испытываете скуку.

— Потому что, как вы абсолютно правильно заметили, образ жизни, который я веду, мне докучает. Я испытал слишком много разочарований, чтобы питать какие-то иллюзии и верить в чудо.

— Это происходит потому, что вы очень богаты, и все, что вы хотите, вам достается слишком легко, — решительно заявила Иоланда. — Когда человек попадает в беду, все вокруг него рушится, у него нет денег и ему грозит опасность, это, конечно, очень плохо. Но в то же время он тогда начинает ценить самые простые радости в жизни и обретает мужество сражаться за то, что он желает.

Она произнесла эти слова от всей души, не заботясь о том, как воспримет эти поучения герцог.

Он же подхватил ее последние слова:

— А что желаете получить от жизни вы?

Иоланда испугалась, что он ждет от нее признания о самых примитивных желаниях, например, о том, чтобы иметь такие же драгоценности, какие он дарит Габриэль Дюпре. Внезапно она осознала, что он подсмеивается над ней, и решила ничего не отвечать.

— Я жду ответа на свой вопрос.

— Я думаю, что этот предмет чересчур серьезен, — запинаясь, произнесла Иоланда. — А мы договорились не портить сегодняшний вечер…

— Я уже говорил вам о том, что все предметы, о которых мы говорим, мне весьма интересны, и я, как ни странно, почерпнул многое из нашей короткой и сбивчивой беседы. Но раз уж коснулись этого предмета, скажите мне о ваших сокровенных желаниях.

— В данный момент мое главное и единственное, пожалуй, желание — обрести какую-то устойчивость в жизни и быть в безопасности.

— Что вы подразумеваете под этим? — удивленно взглянул на нее герцог. — Я не совсем вас понимаю…

Иоланда твердо знала, что на этот вопрос она отвечать не должна. Как она могла поведать ему о том, что мечтает вернуться домой, в Англию, получить достаточно денег, чтобы как-то прожить в своем старом поместье, и чтобы Питеру не грозил арест за роковой выстрел на дуэли.

Все эти мысли каким-то образом отразились в ее глазах, и поэтому герцог попросил мягко, но настойчиво:

— Скажите мне правду, прошу вас, и доверьтесь мне.

— Я бы очень этого хотела… но это… невозможно…

Иоланда ожидала, что он будет настаивать и убеждать ее, но, к счастью, в этот момент на столе появились заказанные блюда.

Вид кушаний был великолепен, аромат, исходивший от них, соблазнительно щекотал ноздри. Иоланда сразу же ощутила, как сильно она голодна.

Во время еды было проще перевести разговор на более безопасные для нее темы. Она попросила герцога рассказать о европейских странах, которые он посетил.

Он действительно много путешествовал и красочно описывал ей Венецию, Рим, Вену, а также другие города, где он побывал.

— В Вене женщины восхитительны! — увлекшись воспоминаниями, воодушевленно произнес герцог. — Их рыжие волосы буквально зажигают пожар в сердцах таких путешествующих иностранцев, как я.

— И поэтому вам так нравится мадемуазель Дюпре? — непроизвольно вырвалось у Иоланды.

— А что вы думаете о мадемуазель? — неожиданно ответил герцог вопросом на ее вопрос.

На какой-то момент Иоланда почувствовала желание рассказать ему о том, что она застала сегодня актрису за рассматриванием его личных бумаг и что та пригласила министра тайной полиции на ужин.

Но она тут же одернула себя, понимая, что было бы не совсем удобно делиться с герцогом подобной информацией.

Если он по-настоящему увлечен мадемуазель Дюпре, а у Иоланды не было причин сомневаться в этом, то ему, конечно, было бы неприятно услышать о том, что происходит в его доме, из уст прислуги. К тому же Иоланда случайно стала сегодня свидетельницей неблаговидного поведения мадемуазель Дюпре, а герцог мог бы прийти к заключению, что она постоянно подсматривает и подслушивает.

Но все-таки герцог явно ждал, что она ему ответит, раздумье Иоланды затянулось, и она была вынуждена сказать первое, что ей пришло в голову:

— Я уверена… что мадемуазель… замечательная актриса…

Герцог расхохотался.

— А вы, в свою очередь, прекрасно разбираетесь в характерах людей. Я полностью согласен с вами. Она играет свою роль очень хорошо.

— Но мадемуазель Дюпре к тому же еще так красива, — поспешила заверить его Иоланда. — Правда, есть одна вещь, которую я не совсем понимаю…

— Что такое? — поинтересовался герцог.

— Может быть, я поступаю глупо, говоря вам об этом, — Иоланда сделала вид, будто ищет разрешения мучившей ее загадки. — Но вы… такой мудрый и ученый человек, и как… почему вы выбрали себе в спутницы женщину… которая так ограниченна… которая необразованна и не очень подходит вам для компании?

Говоря это, она вспомнила изречение своего отца.

«Больше всего я презираю в жизни женщин, у которых отсутствуют мозги. Женщины, которые могут только хихикать, ахать и помахивать длинными ресницами, не должны допускаться в приличное общество. Они не украшают собой компанию, а лишь наводят тоску. Я лично не выношу их присутствия рядом с собой».

На смелое заявление Иоланды герцог ничего не ответил, но на лице его появилось странное выражение. Девушке подумалось, что она попала впросак, и ей не стоило бы быть с ним столь откровенной.

— Простите меня, пожалуйста, — поспешила сказать она. — Я забыла на какой-то момент, с кем я говорю.

— А я совсем не удивлен, что вы мне задали такой вопрос. Только думаю, что я не тот человек, который мог бы ответить на него.

Она посмотрела на него с недоверием, и тогда герцог добавил:

— Я уверен, что вашему супругу будет гораздо удобнее ответить вам на заданные вами вопросы.

Иоланда не сразу поняла, о каком супруге идет речь, но потом вспомнила, что герцог считает ее женой Питера. От смущения она сильно покраснела.

— Конечно, я могу спросить об этом у него, монсеньор, вы правы… Как глупо получилось с моей стороны…

Но все-таки она не совсем понимала, что имел в виду герцог. Почему Питер должен был бы знать, что интересует герцога в актрисе?

Предложение спросить о Габриэль у Питера показалось ей совершенно абсурдным.

Герцог угадал по выражению ее лица, насколько она растерянна, и спросил:

— А вы ведете со своим мужем такие вот беседы, как, например, со мной?

— Пьера не очень занимают серьезные вещи, — ответила Иоланда.

— А какие же вещи его занимают, кроме любви к своей милой супруге?

— Лошади, особенно скаковые, рулетка, карты, если он имеет средства для игры, танцы… ну и все прочее, от чего получают удовольствие молодые люди.

— Почему вы вышли за него замуж?

— Я думала, что мы… Мы ведь договорились, монсеньор, что в этот вечер не будем задавать друг другу неудобных вопросов.

— Но вы уже задали мне один весьма неудобный вопрос, и будет только честно, если я поступлю точно так же.

— О, пожалуйста, это только все испортит. Мне так понравилась беседа с вами… Мне никогда не приходилось находиться рядом с человеком… который производит такое впечатление на меня.

— Значит, я произвожу на вас впечатление.

Это был не вопрос, а утверждение. Герцог произнес его очень тихо.

К тому времени тарелки уже опустели и были убраны со стола. Перед Иоландой поставили чашку кофе, а герцог вертел в пальцах бокал золотистого бренди.

Иоланда поняла, что их беседа зашла слишком далеко. Тревожный сигнал опасности вспыхнул в ее мозгу.

Она обвела взглядом комнату, избегая его пристального взгляда, но герцог, выдержав продолжительную паузу, спросил настойчиво:

— Какое же впечатление я произвожу на вас?

— Пожалуйста… не надо, — окончательно смутилась Иоланда. — Вы нарушаете правила игры.

— Правила игры?