Олег двинулся следом, встал в дверях, смотрел голодными глазами, как Марина торопливо сует руки в варежки-прихватки, как достает противень с масляно-шкворчащей аппетитной курицей.

— Марин… Я не понял, а кто это? Я думал, Машка с югов приехала… Это чей парень, Марин?

— Мой, чей… — обжегшись-таки о край горячего противня, с досадой проговорила Марина.

Олег посмотрел на нее с недоумением, улыбнулся, потом обернулся в сторону комнаты, переспросил то ли весело, то ли с обидой:

— Шутишь?

— Нет. Ничуть.

— И ты?… И ты с ним?… Так он же пацан совсем! С ума сошла? Он же мальчишка!

— Ну и что? — подняла на него Марина спокойные глаза. — У тебя девчонка, у меня мальчишка. Все в равновесии. Чем я хуже тебя?

— Да нет, конечно… Нет, ничем не хуже, но… Просто странно как-то…

Он запнулся, замолчал, посмотрел перед собой мутно и растерянно, будто ткнулся лбом в невидимое препятствие. Потом вдохнул в себя воздух, наморщил горестно лоб, выдохнул и на следующем уже вдохе проговорил строго и громко:

— Марина, а как же Машка?! Ты о дочери вообще подумала? Это что у нас получается? Девчонка будет жить рядом с… с… Но это сплошное дерьмо получается, Марина! А вдруг?…

— Ладно, не ори. Без тебя разберемся, — спокойно сказала Марина. — Воспитатель пришел, нравственность чужую блюсти.

— Да не нужна мне твоя нравственность, ты о чем? Не делай из меня ревнивого идиота. Хотя, если честно, я и предположить не мог, что ты вообще на такое способна… Но если ты так решила, это твое дело.

— Да. Это мое дело.

— Марин, но Машка! Я же из-за Машки психую! Она мне не чужая, между прочим. Она мне дочь! И я требую…

— От Насти своей будешь требовать, понял? — развернулась Марина к нему от плиты и задрала вверх подбородок. — Давай вали отсюда. На себя посмотри, павиан хренов. Ложку самостоятельно держать не умеешь, а туда же! Девок ему подавай!

— Ого, как грубо… — усмехнулся Олег в ответ грустно. — Раньше ты такой хамоватой не была… Что с тобой произошло, Марин?

Она и сама знала, что раньше такой не была. Но, видимо, обида делает всех женщин немножко хамками. Даже самых воспитанных и утонченных. Переворачивает обида все в организме с ног на голову, крушит барьеры сдержанности, придает хрипловатости голосу и резкости движениям. Видимо, и с ней то же самое произошло. Вдруг противно стало от самой себя. Махнув рукой, Марина проговорила грустно и тихо, повернув голову к окну:

— И правда, Олег, шел бы ты отсюда.

— А я вошел, смотрю, ничего не понимаю — что это с тобой такое? Вроде ты, и вроде не ты… — будто не слыша ее, повертел он игриво руками над головой. — Что с собой сотворила-то, Марин?

— Ничего не сотворила. Прическа новая.

— А-а-а… Ну-ну. Понятно. Новая жизнь, новый рисунок образа. Слушай, а тебе идет… На десять лет моложе стала. Хороший, хороший рисунок! А насчет Машки ты все же подумай. Не надо ей…

— Без тебя знаю. Разберусь как-нибудь.

Они встретились короткими взглядами и тут же отвели друг от друга глаза, будто испугались чего. Или обожглись. Олег резко развернулся, прошел в ванную, сдернул с вешалки свой халат. Потом постоял в прихожей, неловко сворачивая халат в трубочку и придерживая коленкой, поискал глазами беспомощно.

— На, возьми, — выглянув из кухни, Марина сунула ему в руки пакет. — Еще что-нибудь забыл?

— Нет. Все вроде. Пока.

— Пока.

Проходя мимо гостиной, Олег глянул на Илью коротко и с неприязненным интересом. Илья встретил его взгляд спокойно, даже приготовился встать, чтоб выйти к сопернику лоб в лоб, но Олег соперничать и не помышлял, прошел быстро в прихожую, завертел торопливо рычажок дверного замка. Уходя, неприлично громко хлопнул дверью.

Марина от хлопка вздрогнула, потом рассмеялась тихо. Однако смех получился нехороший, перерастающий в истерику. Илья подошел, обнял ее, притянул к себе, начал гладить по вздрагивающим плечам. Наконец отстранился, тряхнул Марину с силой:

— Прекрати! Слышишь? У тебя истерика.

— Нет. Нет у меня никакой истерики. Погоди, я сейчас, сейчас…

Повернувшись к раковине, Марина пустила сильной струей холодную воду, стала торопливо брызгать себе в лицо полными пригоршнями. Потом распрямилась, схватила полотенце, вдохнула свободнее, медленно опустилась на стул, глянула на Илью виновато:

— Слышал, как мы с мужем общались?

— Да, слышал. Только я не понял, чего он хочет. Ему возраст мой не понравился? Но он тебе не строгий отец, а всего лишь бывший муж. Я хотел выйти, чтобы поговорить.

— Да ничего он не хочет, Илья. И хорошо, что ты не вмешался. Слушай, давай поедим наконец! Курица вон остывает. Весь праздничный обед нам испортил, сволочь.

Марина встала было, чтобы похлопотать с обедом, засуетилась бестолково по кухне. Было что-то нервное в ее суете и немного злое, будто Илья своим присутствием мешал ей. Наверное, и впрямь мешал. Хотелось нареветься вдоволь, выпустить обиду. И чтобы не мешал никто. Не стоял над душой. Не лез ни с жалостью, ни с любовью, ни с советами.

— Марин… Ты хочешь, чтоб я ушел? — тихо спросил Илья, пытаясь поймать ее убегающий взгляд.

— Ой, да с чего ты взял? — раздраженно хлопнула она дверцей кухонного шкафа, развернулась к нему резко. — Ничего я не хочу. Я есть хочу, понимаешь? Просто есть. Голодная я.

— А я все равно не уйду, Марин. Ты сядь. Сядь и успокойся. Я сам все сделаю.

— Нет-нет… Погоди. Где же у меня нож такой большой был, я забыла…

Марина снова лихорадочно завертелась по тесному пространству кухни, и Илья с силой схватил ее за плечи, заставил сесть — почти пихнул на кухонный стул. Она дернулась было, но тут же и успокоилась, сникла. Поставив локти на стол, сунула подбородок в ковшик ладоней, отвернулась к окну. От прилетевшего из прихожей звука дверного звонка вздрогнула, посмотрела на Илью с возмущенным удивлением, спросила тихо:

— Кто это? Он что, вернуться решил?

— Сиди. Я открою.

Илья направился было в прихожую, но Марина обогнала его, первая подлетела к двери, приникла к глазку. Искаженное выпуклое лицо Блаженной Кати улыбалось, смотрело прямиком в растревоженную душу. Как всегда, не вовремя. Аккурат под Катиным подбородком трепыхалось что-то невразумительно вислоухое, потом дернулось вверх, ткнулось ей в щеку, и Катя, не отрывая широко распахнутых глаз от Марининой души, улыбнулась радостно, чуть отодвинув голову назад. Марина отвернулась от двери, махнула рукой, вздохнула.

— Кто там? — спросил Илья. — Почему не открываешь?

— Да это Катя. Блаженная Фауна. Опять где-то живность подобрала, щенка. Вот, по квартирам ходит.

— Так давай возьмем?

— Ага! Мне только щенка сейчас для полного счастья не хватает. Муж ушел, любовника завела, сейчас щенка еще заведу — и полный вперед. И вообще — мы будем сегодня обедать или нет?

— Будем, будем. Пошли. Все готово уже. А за любовника и щенка отдельное спасибо.

Он развернулся, быстро пошел на кухню, и Марина поплелась за ним, немного пристыженная, закусив губу. Сев за столом на прежнее место, глянула виновато:

— Обиделся, да? Не обижайся. Понимаешь, не так это все просто. Когда живешь долго с мужчиной, бок о бок, рожаешь ему ребенка, кажется, прорастаешь в нем корнями… А потом…

— Да я не обиделся, Марин. Ты ешь. Нет, давай лучше сначала вина выпьем.

Он молча начал возиться с бутылкой красного вина, ввинчивая штопор в плотную пробку, а Марина все говорила и говорила, будто плотину прорвало:

— Нет, не в том дело, что я на него злюсь! Хотя и злюсь тоже, конечно. Я и без него проживу, и в материальном, и во всяких других смыслах. Но тут, понимаешь… Тут такая вещь… Вот есть, например, праздник, а есть обыденная жизнь. Обыденной жизни больше, гораздо больше, она фактически все твое время занимает, и хочется, чтоб она как-то обустроена была заботами, стабильными обязанностями, чтоб знать: кто-то в тебе постоянно нуждается, кто-то дома с ужином ждет. Так все женщины устроены, понимаешь? Внутри. Снаружи им красивого ленивого праздника хочется, цветов, заботы и ухаживаний, а на самом деле женское самоутверждение совсем не в этом. Глупо звучит, но приходит тоска по стабильным, каждодневно проклинаемым обязанностям, и никуда от нее не денешься. Я, наверное, сумбурно сейчас говорю, но это так… Ты меня понимаешь? Это катастрофа, когда ты оказываешься не востребована в обязанностях. Просто не нужна.

— Понимаю, Марин. Только не до конца. Ты мне нужна. Ты нужна мне! Со всеми потрохами. И со стабильными обязанностями и заботами, если хочешь, тоже.

Илья вытащил наконец пробку из бутылки, разлил вино по бокалам. Марина схватила свой бокал за тонкую ножку, сделала большой глоток, будто томимая сильной жаждой. Подняла горячие влажные глаза на Илью.

— Да. Нужна, наверное. На какое-то время. А с мужем я двадцать лет прожила.

— Ну и что? И со мной двадцать лет проживешь. И даже больше.

— Не все так просто, Илья.

— Да что, что не так просто, Марин? Чего ты все усложняешь? Стабильные обязанности, корнями проросла, тоска… Все, все проходит! И тоска пройдет. Забудь его. Он тебя предал, он тебя не достоин. Забудь!

— Зачем он сегодня приходил, Илья? Вот скажи — зачем? За халатом? По-моему, его проще в магазине купить… Новый…

— А я тебе скажу — зачем. Он пришел свою бывшую территорию пометить, как жадный кобелек. Тоже, мол, моя территория. Хоть я ею и не пользуюсь.

— А ты грубый, Илья…

— А я всякий, Марин. Просто ты меня узнать не хочешь. Твои корни еще там застряли, в прошлом.

— Илья! Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь!

— Хорошо, не буду. Пометил-таки кобелек свою территорию…

— Прекрати!

— Прекратил. Ешь давай. И гулять пойдем. У нас же сегодня по расписанию праздник назначен. Первое августа. Смотри, день какой чудесный.