В общем, мои дети оказались пристроены и я сама жила в роскоши и достатке. Из любовника граф сделался моим супругом. Так что можно было даже сказать, что жизнь наконец-то вошла в более или менее приемлемую колею, если бы не одно «но».

Я поняла, что жизнь снова дала трещину, когда в 1360 году король Педру добился от кастильского короля выдачи убийц Инес, бежавших в Кадис перед перемирием между ним и Афонсу Четвертым. Бывшие придворные были возвращены в Португалию и вскоре четвертованы на главной площади Лиссабона.

Несмотря на то что официально я считалась давно почившей и меня не могли вызвать на суд, я чувствовала, что не далек тот день, когда мое самозванство раскроется, и сообщила о предчувствии Альвару. Тот нежно меня утешил, сказав, что убьет, если я вдруг выйду из дома или попытаюсь каким-нибудь другим способом открыть глаза королю. Тем не менее я оказалась права. И произошло это ровно через год, в 1361 году.

Однажды за завтраком, на котором присутствовали только мы с дочерью и Альвару, граф вдруг сообщил, что король для чего-то потребовал, чтобы немедленно были подняты протоколы моего допроса, равно как и всех остальных допросов по делу убийства Инес де Кастро. Кроме того, ко двору был вызван дон Хиль, епископ Гуарды, венчавший в Брагансе дона Педру и донью Инес. От Альвару же требовалось поклясться в том, что он лично присутствовал на тайном венчании и все происходило по правилам. Это вызывало недоумение, потому что преступники, названные мной по делу, были год как казнены, и я, честно говоря, думала, что мы уже не вернемся к этой теме.

Разумеется, Альвару дал показания под присягой, то же сделал и дон Хиль. После чего их отпустили по домам, не удостоив каких-нибудь объяснений. На следующий день король Педру Первый в сопровождении небольшой свиты выехал в Коимбр.

Педру и раньше не любил засиживаться на одном месте. И несмотря на то что уже шестой год носил траур по Инес, он не отказывал себе в удовольствии вдруг перебраться в другой город, отправиться послушать какого-нибудь известного проповедника или открыть бал и выступить на турнире в гостях у одного из своих подданных. Так что мы не особенно удивились отъезду его величества.

Прошло еще немного времени, и в Лиссабон пришел приказ готовиться к приезду новой королевы. Эта радостная новость повергла нас всех в состояние восторга и одновременно с тем глубочайшего удивления.

Еще бы! Говорят, что в замке есть уши. Но я абсолютно уверена, что в замке есть и глаза, видящие вас в самых неподходящих для этого местах, и нос, чуящий за версту запах интриг. У замка есть длинные руки, которые могут достать человека где угодно, с неизменным проворством вернуть и беглецов, и любовников, желающих уединиться в заштатных гостиницах. Утроба замка всегда бурлит и словно разговаривает сама с собой, без устали перемалывая косточки замковым пленникам. И, наконец, самое главное – это мозг замка. Его память сродни памяти древних великанов. Замок помнит все: мельчайшие подробности разговоров служанок, оттенок в одежде фрейлины, породу не прожившей и дня собачонки…

Тем удивительнее было вдруг узнать, что король желает жениться. Король – самая заметная фигура в шахматной партии замка, а о том, кто его избранница и наша будущая королева, почему-то никто ничего не знает!

Наверное, больше других сокрушался по поводу своего неведения Альвару, который уже привык считать себя правой рукой короля и думал, что тот доверяет ему как самому себе. Граф и правда был безоговорочно предан Педру и теперь не знал, следует ли показать, что он обижен невниманием и недоверием своего сеньора, или откровенно восхититься его способности не выставлять на всеобщее обозрение свою личную жизнь.

В ожидании приезда невесты короля придворные делали ставки на то, кого же избрал его величество. Не было никакого сомнения, что речь идет не об иностранной принцессе. Потому что переговорами с иноземными дворами занималось министерство иностранных дел, а от него секреты уже кругами распространялись по всему городу, по всей стране.

Всем была известна знаменитая фраза над входом в это министерство в Лиссабоне: «Не рассказывай другу того, чего не сказал бы врагу. Никто не знает, как долго он будет в числе твоих друзей». Говорили, это изречение появилось после замечательного случая, когда один султан издал весьма странный приказ, запрещавший своим подданным есть то же, что и он.

Как-то раз его министр решил порадовать своего близкого друга и, раздобыв рецепт любимого кушанья султана, велел приготовить лакомство. Поев и попив вволю, гость прямиком отправился к султану. Он сообщил, что приказ нарушен, и подробно описал весь пир и обстоятельства, при которых ему довелось испробовать запретного кушанья. Султан поблагодарил доносчика за верноподданичество, а провинившемуся министру велел передать свое неудовольствие от того, что тот плохо разбирается в людях, если доверяет предателю.

Несмотря на то что этот миф растолковывался будущим чиновникам при поступлении на службу в министерство, все знали, что министерство иностранных дел – самая ненадежная контора во всей Португалии. Так что, если бы имя будущей королевы знали в министерстве иностранных дел – его бы знали в стране все, вплоть до последнего носильщика или собирателя ракушек.

Мнения резко разделились. Кто-то выдвинул предположение, что избранницей короля суждено стать дочери министра финансов. Кто-то считал, что это дочь гранда из Фару, у которого король останавливался во время сезона охоты и открывал устроенный там в честь первого фазана бал. Были мнения, что Педру позарился на жену одного из своих офицеров, – та, по слухам, несколько раз оставалась с королем наедине. Громче и чаще всех звучала версия, что король выбрал себе жену в Коимбре, иначе зачем же он туда отправился?

Были заключены пари, но, вопреки всему, никто так и не догадался, кем же была таинственная невеста Педру, а значит, никто и не выиграл заклада.

Глава двадцать пятая. В ожидании королевы

Меж тем минуло веселое Рождество, и от короля пришло письмо, сообщавшее о том, что он вернется в Лиссабон вместе с будущей королевой и венчание ее на царство состоится седьмого января.

Услышав эту роковую дату, я похолодела, а Альвару поперхнулся жареным мясом, которое с аппетитом ел во время чтения письма.

– Почему Педру желает венчаться именно в этот день? – спросил он, выгнав из столовой посыльного и прислуживавших нам слуг. – Почему в день смерти Инес? – взгляд его при этом сделался как у затравленного зверя.

Я молчала, не зная, что и сказать. Нельзя было упрекнуть Педру в бесчувственности или потери любви к незабвенной возлюбленной. Но даже если это было бы и так, какой же человек назначает венчание на день траура?! А все знали, как Педру верил в приметы.

Меж тем город готовился к радостному событию, в то время как мы сидели в нашем доме, не зная, чего ожидать.

Предчувствуя недоброе, Альвару сказался больным и беспомощно сочинял речь, которой должен был поздравить своего сюзерена. Однако все его радостные фразы казались тусклыми и казенными на фоне страшной даты, а все пожелания в честь невесты короля, так или иначе кружились вокруг мертвой Инес. Та вдруг словно восстала из гроба и, явившись в нашу гостиную, спальню, оружейную, конюшню и даже комнаты слуг, назло смерти жила вместе с нами.

Мы думали об Инес, когда за какой-нибудь надобностью отправлялись на черную лестницу – вместе с детьми Инес и Педру я спасалась темными коридорами. Вспоминали об Инес в церкви – именно в церкви она была зарублена. Видели Инес в конюшне рядом с нашими лучшими скакунами – она любила ездить верхом. В купальне она возлежала в облаках горячего пара, а на кухне – умело и вкусно готовила, в отличие от многих дам. И в карете тоже рядом была Инес. Инес сидела на моем любимом балконе, поднималась по парадной лестнице…

Вдруг с удивлением и ужасом я обнаружила, что все наши гобелены, которыми я так гордилась прежде, были посвящены ей. В одной из богинь на них явственно угадывались ее светлые волосы, на другом гобелене был выписан ее профиль с совершенно прямым точеным носом. Там, где изображались только мужчины, Инес все равно подразумевалась – то как причина военного конфликта, то как дама, дожидающаяся своего возлюбленного из крестового похода.

В общем, и я, и Альвару тайно и явно бредили Инес, звали Инес, ждали.

И она пришла!

Известие это принес сам Альвару после встречи с королем, для которого он готовил свою торжественную речь.

– Я видел Инес! – сказал граф, ворвавшись в гостиную, где мы с дочерью Хулией в тот момент играли в карты, после чего рухнул в обморок прямо на пороге.

Оказывается, произошло следующее. Спокойно поджидая возвращения короля, Альвару, как и другие гранды, был облачен в свою лучшую одежду. Не особенно тепло ему было томиться в ней в ожидании на леденящем ветру. Он не смел без особого разрешения выйти из толпы придворных, чтобы погреться у камина в замке. Тонюсенький шелковый плащ, холодные доспехи…

Бедный Альвару! Конечно, как рыцарь он не смел пожаловаться на судьбу, но я-то знала, что ему уже сорок один год, что во время непогоды или северного ветра у него болит спина и почти не гнется раненая на войне нога. А после такой прогулки, пожалуй, мне придется отпаивать его целебными отварами, а ему браниться на меня, завернувшись в старое одеяло и поставив ноги в таз с горячей водой. И хорошо, если этого окажется достаточно и не потребуется, как два года назад, после проклятущей охоты в Бежа, делать компрессы из горячей глины и месяц ходить, обвернув грудь моей шалью…

Так вот, вместе с другими грандами и придворными Альвару ждал прибытия короля, и вскоре на дороге появилось праздничное шествие. Впереди всех ехал черный, точно призрак, король, а за ним…

Отчего-то придворные сразу же забеспокоились, не увидев прямо за королем кареты его невесты. На самом деле за королем тащилось сразу несколько карет, но наметанный глаз царедворцев сразу же отметил, что ни одна из них не была украшена как свадебная. Вероятно, в них ехали жены и престарелые родители скачущих на конях придворных. В то время как за королем торжественно шествовал… разукрашенный свадебными лентами и укрытый знаменами катафалк.