– Вы говорите правду? – Афонсу выпустил руку доньи Инес, хватаясь за сердце.

– Она врет, чтобы спасти себе жизнь, – вмешался придворный, в котором я не без омерзения узнала дона Лопеса.

– Вы лжете?! Сознайтесь, лжете? – король подскочил к Инес и залепил ей оплеуху.

Инес даже не охнула, глаза ее не увлажнились слезами. Кое-как поднявшись с пола, она проследовала до алтаря и, положив руку на Священное Писание, поклялась.

– Скажите, что вы лжете, и спасете себе жизнь! – выдохнул дон Куэлью.

– Я не лгу. Я жена дона Педру и останусь ею до самой смерти.

– Все погибло, – король покачнулся, и дон Гонсалвиш подхватил его, чтобы тот не упал. – Он посмел жениться без моего на то благословения. Жениться на незаконнорожденной, на… – он замолчал.

– Ваше величество. Я прошу пожалеть и простить нас хотя бы ради ваших внуков! – донья Инес сделала шаг в сторону короля, но придворные и стража преградили ей дорогу. – Клянусь, что дон Педру и я давно уже любим друг друга, и эта любовь от Господа. Мы поклялись быть вместе, пока смерть не разлучит нас и…

– В таком случае смерть придет к вам уже сегодня! – бессильно произнес король.

После чего я увидела, как к донье Инес устремилось сразу же несколько придворных, среди которых ближе всех были любимчики короля…

Я не поняла, кто именно нанес смертельный удар. Блеснула секира. Кто-то достал кинжал или короткий облегченный меч. Донья Инес вскрикнула и упала на пол. На ее алом платье не была видна кровь, но я поняла, что она мертва.

Глава семнадцатая. Когда убивают любовь

Мы прятались на хорах до глубокой ночи. Дети плакали, но молча, сдерживая рыдания, чтобы не быть услышанными. Есть не хотелось. Казалось, время летит мимо нас. Мы почти не двигались, сидя или лежа в своем укрытии.

Не знаю точно, искали ли нас. Со своего места мы слышали шаги и голоса, но, должно быть, монахини убедили королевских гончих, что птички давным-давно уже упорхнули из клетки. После того как гомон и шаги стихли, мы видели, как убирали тело несчастной Инес, однако продолжали все чего-то ждать.

Когда начало темнеть, мы наконец тихо выбрались из своего убежища и, добравшись до комнат, нашли одну из наших служанок.

Оказалось, король со своей свитой душегубов еще днем покинул монастырь, но в монастыре могли оказаться шпионы. Поэтому, покормив детей и перекусив сами, мы добрались до монастырской конюшни и, забрав свою карету и коней, выехали в сторону Бежа, где в это время располагался двор принца и где мы рассчитывали найти покровительство Педру. Привычный мир рушился, и никто не мог ничего с этим поделать.

Продумывая ходы к отступлению, на случай если его высочества не окажется в своей резиденции, я решала, к кому из преданных людей можно обратиться, и не могла назвать ни одного имени, которому безоговорочно могла бы доверять. Единственным человеком оставался Альвару. Поэтому я решила, что привезу детей к себе домой и затем обращусь за помощью к графу. Я не успела попрощаться с Инес, но должна была выполнить ее приказ и помолиться за упокой ее души.

На протяжении всего пути нас ни разу не остановили. Должно быть, король действительно был уверен в том, что мы выбрались из монастыря задолго до него, и не счел нужным вылавливать нас на дорогах. Это было очень кстати.

Я увиделась с графом, и Альвару доложил о случившемся несчастии Педру. Дети Инес и принца были срочно отправлены сначала к дяде Альвару – дону Санчусу, а затем в Испанию, где их ждало отменное содержание и прекрасные наставники.

В день смерти своей возлюбленной принц Педру оказался на охоте. Вернувшись в Бежа, Педру потребовал меня для дачи объяснений, и я рассказала все, чему была свидетелем, выдав все имена придворных, которых успела заметить в свите короля. Педру особенно настаивал на том, чтобы я припомнила, кто именно нанес удар, но тут я ничем не могла помочь, так как в этот момент старалась заткнуть рот его дочери. В противном случае мы все сейчас были бы мертвы.

Рассказывая о недавних событиях, я вдруг не выдержала и разревелась, как обыкновенная крестьянка, рухнув на софу и закрывая лицо руками. Принц нежно поднял меня и, обняв, тоже заплакал. Его слезы были горячи, так что вскоре мое плечо сделалось мокрым. Больше всего в этот момент я желала одного – умереть и быть похороненной где-нибудь недалеко от доньи Инес.

Но принцу нельзя было расслабляться. Усадив меня в изящное кресло, он отер слезы и первым делом приказал оседлать коней, для того чтобы скакать в монастырь Святой Клары за телом любимой. Одновременно с этим он повелел Альвару готовить войско к началу военных действий против короля.

До этого я ни разу не слышала о том, что, оказывается, вокруг принца существовала целая оппозиция, направленная против существующего режима ненавистного всеми Афонсу Четвертого. Партия принца обладала капиталами в нескольких странах, вооружением и лошадьми. Теперь в считаные дни сторонники Педру должны были тайно собрать воинские отряды и взять в кольцо осады официальный Лиссабон.

Привезя тело жены в Коимбру по ее завещанию и проведя там торжественное погребение, Педру собрал штаб, на котором провозгласил имена командующих и разработал план действий. Вопреки ожиданию на этот раз меня не отправили в Испанию вместе с детьми, так как принц рассчитывал, что я буду свидетельствовать против убийц Инес, а значит, должна находиться у него под рукой.

Не объявляя о начале гражданской войны, отряды принца врывались в крепости, требуя от комендантов немедленной сдачи, после чего гарнизоны либо присягали его высочеству и над крепостями менялся флаг, либо принимали бой. В первые же часы войны были пленены двое министров Афонсу, находившихся в своих дворцах в Коимбре и Бежа.

Одновременно с началом военных действий началось и дознание по факту убийства Инес де Кастро. Расследование проводил дон Санчус, который первым делом допросил монахинь монастыря и перетаскал на допросы всех замковых слуг, а потом, когда в наших руках оказались министры, со всем рвением взялся за них.

Первый же допрос министра тайной канцелярии дал потрясающие результаты. Оказалось, что о монастыре Святой Клары король узнал от доносчицы, прибывшей к нему с визитом и пожелавшей остаться неизвестной. Второй допрос, устроенный по приказу принца с пристрастием, дал имя предательницы. Ею оказалась подруга покойной принцессы Констансы и жена лучшего друга принца Луиджи Альвару – донья Литиция Альвару!

Вопреки милостивому решению Педру не допрашивать графиню, поскольку и так все казалось яснее ясного, Альвару притащил жену на допрос. Она в присутствии принца созналась, что совершила эту подлость исключительно из желания защитить мужа, который помогал Педру и Инес встречаться, несмотря на то, что это противоречило интересам короля и страны. Не без основания графиня опасалась, что гнев Афонсу в один из дней обрушится не только на инфанта и его любовницу, но и на всех, кто им помогал.

Выслушав графиню, дон Педру признал ее невиновной в смерти Инес и милостиво простил, позволив вернуться домой. Это была неслыханная щедрость, так как все знали, что принц по-настоящему любил донью Инес и скорбел по ней. Но, вероятно, он рассудил, что, приказ арестовать предательницу, станет ударом для его лучшего друга. Кроме того, действия графини нельзя было напрямую расценивать как предательство, так как она искренне служила интересам своего короля.

Глава восемнадцатая. Война

Во время ареста и допроса жены сам Альвару находился под стенами Лиссабона, ставя бастиды и используя стенобитные орудия. Понимая, что в случае поражения его ждет эшафот, я делала все возможное для того, чтобы спрятать наших детей, так как в случае поражения сторонники принца потеряли бы все.

Через полгода после начала войны Альвару вызвал меня к себе, с тем чтобы я служила ему в его походном шатре. За время постоянных осад с переменным успехом граф был трижды ранен, но все еще оставался крепок телом и верен своей присяге принцу.

Заняв место полковой жены Альвару, я заботилась об одежде и еде, приглашала ему юных девушек или согревала его постель сама. Отчего-то он не переставал желать меня, несмотря на то, что с годами я раздалась, а находясь в лагере, быстро загорела, отчего, одетую попроще, меня, наверное, можно было бы спутать с маркитанткой или кухаркой.

Однажды, когда на помощь к осажденным пришло серьезное подкрепление из Коимбры и Бежа, мне пришлось отправляться к месту сражения, вместе со всеми вытаскивать раненых и снимать дорогую броню, оружие и украшения с трупов. Это зрелище надолго врезалось в мою память.

Кругом валялись изуродованные, рассеченные и окровавленные люди. Кто-то еле шевелился, кто-то орал, требуя помощи или извергая богохульства. Я переступала через отрубленные руки и ноги, марая в крови подол платья…

Вдруг один из солдат попытался зарезать меня, заметив, как я подобрала кинжал, украшенный орлами и драгоценными каменьями, но я вывернула ему руку и ударила рукояткой кинжала по темечку. Мародер обмяк и свалился к моим ногам.

Не знаю, что стало с ним дальше. Возможно, при следующей атаке его растоптали копытами кони или достала стрела. В тот момент меня это интересовало меньше всего на свете. Зато получив драгоценный кинжал, я поняла, что война довольно-таки прибыльное дело, если подойти к нему разумно и не лезть на рожон.

При этом я сразу же зареклась брать громоздкие или тяжелые вещи, шаря по карманам убитых только в поисках монет или снимая перстни. Правда, для этого частенько приходилось сперва отрубать пальцы, для чего я таскала с собой небольшой кухонный топорик. С его помощью я смогла собрать небольшое приданое одной из дочерей.

Однажды, приметив богатого раненого рыцаря, ноги которого придавила лошадь, я побежала к нему, опережая двоих наших лучников. Одного пришлось тут же прирезать. С другим я договорилась разделить добычу поровну, но когда тот помог мне освободить ноги рыцаря, я перерезала ему глотку.