Через пару дней дон Санчус вызвал меня к себе. Я явилась к назначенному времени, склонившись перед ним в поклоне придворного.

– Я был рад повидать тебя, милый Ферранте, но теперь мне пора возвращаться домой, – он подмигнул мне, предлагая сесть на стоявший у стены стул. – Я не мог уехать, не объяснив тебе причину моей вспышки в нашу прошлую встречу, иначе ты, мой друг, мог бы вообразить себе, что я сошел с ума на старости лет. Но дело тут вот в чем.

После того как старый Карнелиус сказал мне, будто ты девушка, я сначала пришел в ярость от такого обмана, а потом начал вспоминать, как славно ты привел в порядок мой дом и мои дела. Как старался услужить мне, как помогал в наших поездках, как не замечал отвратительных вещей и давал мне верные советы. Потом я попробовал представить тебя девушкой и нашел, что, несмотря на высокий рост, ты можешь быть довольно-таки привлекательной особой… Только не подумайте обо мне чего-нибудь плохого, милый Ферранте, я не питаю склонности к нежным юношам, – неожиданно он перешел на «вы», словно отстраняясь от меня и от самой мысли увидеть во мне предмет воздыхания. – Другое дело, если бы вы оказались настоящей девушкой…

Потом я вспомнил, что вы из купеческого сословия, и вновь опечалился, ведь моя родня никогда бы не приняла такой моей невесты. Но условности – ничто, там, где есть любовь и уважение. Промучившись с неделю, я с удивлением обнаружил, что уже давно мечтаю иметь близкого человека, жену и, может быть, даже детей.

Тогда я понял, что мог бы принять опалу, принять, что все, кого я знал и любил, отвернулись бы от меня. Я потерял бы расположение двора – пустое, должен был бы уехать в другую страну – не страшно. Люди – везде люди. И преступления – везде преступления. В общем, без средств я бы не остался. А что до тоски по утраченному… Ничего не имеет значения, если ты не один, если с тобой любимая… – Он встал и прошелся по комнате.

Потом вы приехали в Ковильян, началось следствие, я следил за вами, допрашивал свидетелей, спас из заточения донну Катарину Перналь, которую вечно буду чтить за ее ум и добрый характер.

В нашу прошлую встречу я испытывал вас. Я потребовал откровения, и вы признались в том, что вы не девушка, дав святую клятву. Этого оказалось достаточно для того, чтобы я мог сделать выбор. Да, мой дорогой, туман рассеялся. Пелена упала с глаз, я стал ясно видеть. И теперь могу с уверенностью сказать вам, что старый дурак Санчус… наконец-то решил жениться.

Моя дама сердца некрасива, но зато она понимает меня и, надеюсь, любит. В общем, чего уж тут ходить вокруг да около. Следствие давно закончилось. И здесь меня держало исключительно желание жениться.

Вчера я был у нее, у милейшей донны Катарины, и коленопреклоненно просил ее руки. Поздравьте меня, мы помолвлены, и в самое ближайшее время уезжаем в Ковильян, а затем, возможно, в одно из ее имений!..

Растоптанная, униженная и отверженная собственной глупостью и недальновидностью, я пожелала добрейшему дону Санчусу счастья и ушла прочь.

Ужасно, но для всех вокруг я уже являлась не дочерью безродного купца, а вдовой дона Алвиту, гранда и родственника короля. А значит, решись дон Санчус жениться на мне – ему бы не грозила никакая эмиграция и никто не посмел бы даже косо смотреть в его сторону.

Мне было девятнадцать, я была красива и достигла того, о чем не смел даже мечтать мой отец. И при этом не было на свете человека еще более несчастного, нежели я.

Глава восьмая. Перед разлукой

После неудачи с доном Санчусом мне не оставалось ничего иного, как покорно вернуться в свиту графини, смиренно ожидая того дня, когда мой первенец появится на горизонте придворной жизни и я смогу наблюдать его триумф и вознесение. Кстати, до сих пор я еще не знала даже того, как нарек его Альвару.

Сама для себя я ничего не хотела, понимая, что его сиятельство вправе сообщить окружающим о моем происхождении, подложной свадьбе и смерти дона Алвиту, к которой меня, без сомнения, посчитают причастной. Все-таки мало кому удается умереть в день своего фиктивного венчания, не успев даже промочить горло на полученные за подлог деньги.

Несколько раз ко мне сватались благородные доны, но я не смела принять их предложений. Альвару же то забывал меня на несколько месяцев, то вдруг ни с того ни с сего требовал меня к себе, днем и ночью изводя своими ласками. Правда, к последним я давно уже привыкла. Человек вообще ко всему привыкает.

Меж тем наша дружба с доньей Инес крепла, принося мне душевную радость и счастье от общения с милой и приятной женщиной. Время от времени я помогала им с доном Педру устраивать небольшие свидания. Часто дожидаясь появления возлюбленного, взволнованная донья Инес рассказывала мне тысячи историй, которые помогали нам скоротать время.

Пропуская в комнату Инес принца, я выходила и, сев на пол возле двери, припирала ее спиной. В коридоре возле комнаты госпожи де Кастро был каменный пол, и я мерзла. Узнав об этом, добродушная Инес велела служанке постелить теплый коврик, чем немного уменьшила мои страдания. Впрочем, как многие простолюдинки, я была здорова и почти никогда не болела.

Однажды, поджидая любовников возле двери, я услышала подозрительные голоса на лестнице и предупредила дона Педру условным стуком. Он выскочил из комнаты, прижимая к груди свою одежду, в то время как я тут же прыгнула в постель к донье Инес, занимая его место. Так что ворвавшимся придворным предстала милейшая картина двух отдыхающих после прогулки дам.

В тот же день король потребовал к себе дона Педру и, отчитав его в очередной раз за донью Инес, сообщил о том, что намерен выслать проклятую испанку на родину. Как выяснилось позже, просьба о высылке любовницы мужа исходила от доньи Констансы, которая, будучи беременной третьим ребенком, опасалась, что либо младенец погибнет, как два предыдущих, либо она сама умрет родами, если проклятая разлучница не покинет пределов Португалии.

Расставание выдалось тяжелым и мучительным. Плакали все. Донья Инес, прикрывавшая мантильей распухшее от беспрестанных рыданий лицо, оба ее сына, остававшиеся в Португалии, дон Педру, служанки, уезжавшие с прекрасной госпожой… Но еще больше плакали те, кто вынужден был остаться – эти ощущали себя заложницами в неприятельском лагере.

Я стояла рядом с доном Альвару, утирая слезы и думая о том, что вот ведь как бывает, послал Бог мне добрую подругу и теперь отбирает. Бог дал, Он и взял.

Зная о моей преданности донье Инес, принц просил Альвару отослать меня вместе с ней в Испанию, чтобы передать ее отцу письмо с заверениями в искреннем почтении и любви к его дочери, высылка которой из страны ни в коем случае не является следствием ее неблаговидного поведения. Это всего лишь временный отпуск, данный дочери дона де Кастро в награду за верную службу.

Отпуская любимую в дальнюю дорогу, принц не без основания опасался, что потомок королевского рода де Кастро пожелает выдать дочь замуж в Испании или упрячет ее в монастырь. Поэтому на словах я должна была передать, что благородный принц клянется испанскому гранду в том, что женится на его дочери донье Инес, как только его не слишком здоровая супруга оставит этот мир.

Я уже была почти что готова к поездке, когда в дело вмешался дон Альвару. Ему эта затея показалась опасной. Рискуя навлечь на себя немилость принца, дон Альвару заявил, что не отпустит меня в Испанию, так как дон Педро Фернандес де Кастро прекрасно понимает, что король никогда не согласится на брак сына с незаконнорожденной. А значит, своей неуместной клятвой принц рискует вызвать гнев отца Инес и погубить посланницу.

Весь разговор произошел в моих покоях, где до этого мы с инфантом спокойно беседовали о деталях предстоящей миссии. Мы услышали, как в коридоре вскрикнула одна из служанок, потом раздался звон и короткий удар, так, словно кто-то швырнул фрейлину об стенку. Дон Педру вскочил с места, намереваясь защитить меня от нападения, когда дверь распахнулась и на пороге возник граф.

Не знаю, кого в этот момент мне следовало бояться в большей степени, его – моего любовника и хозяина или разбойников и мятежников. Окинув взглядом комнату и удостоверившись, что наша одежда и прически находятся в идеальном порядке, дон Альвару уже спокойно прикрыл за собой дверь и, пройдя на середину комнаты, встал перед принцем. Никогда не думала, что он способен глядеть с такой враждой и гневом в лицо своего друга и повелителя. Но в этом был весь граф Альвару.

Разговор состоялся при мне, так как у меня не было возможности выйти вон, предоставив мужчинам решать эту тонкую дилемму самим. При этом ни принц, ни дон Альвару практически не сходили со своих мест и почти не шевелились, будто оба они превратились в соляных истуканов.

Некоторое время они говорили ни о чем. Их лица освещали придворные улыбки, но глаза метали молнии. Не глядя в мою сторону, дон Альвару спросил о моем здоровье, и я пискнула что-то в ответ, заранее хороня и себя, и сиятельного принца. Затем его высочество поинтересовался, где граф раздобыл для своей жены очаровательную собачонку, так понравившуюся принцессе. Желая доставить удовольствие вновь заболевшей жене и не сводя злобного взгляда с дона Альвару, принц выказал желание выкупить левретку у графини.

Слыша каждое слово и видя, что оба спорщика, улыбаясь друг другу, держат руки на оружии, я чуть было не упала на колени, трясясь всем телом и понимая, что еще немного, и я либо стану свидетелем смерти своего будущего сюзерена, либо лишусь доброго хозяина. Правда, во втором случае моим новым хозяином мог бы стать сам принц, так что, взяв себя в руки и рассудив здраво, я решила в случае поединка помочь дону Педру.

Незаметно я нащупала кинжал, который всегда носила в складках юбки, и приготовилась нанести предательский удар своему любовнику. Но ничего не произошло.

Принц официально попросил разрешения графа отправить меня в качестве посланницы в Испанию, и граф со свойственным ему великодушием разрешил, предупредив при этом его высочество, что поеду я в гробу. После чего дон Педру был вынужден снять свое предложение, укорив своего придворного в том, что тот вынуждает его отправить донью Инес в окружении одних только придворных дам, от которых она не получит ни поддержки, ни искреннего сочувствия.