Юлия Андреева - Свита мертвой королевы

Рассудив, что смерть через отсечение головы менее болезненна, нежели смерть на костре, настоятель начал давать показания о том, каким образом и у кого он добывал яд, как пропитывал им вещи и подсовывал их беглым монахам. Все его объяснения были правдивы, а эксперименты, проводимые мною над отравленными вещами, показали, что количество яда в каждой могло бы свалить и быка, не то что человека.

Я составил подробнейший отчет королю, готовясь выступить в суде. Но дальше слов дело не пошло. Оказалось, мой отравитель отказался от своих показаний, едва только ему намекнули, что никакой опасности нет и он может быть свободным яко ветер. Дело в том, что святой отец имел море самых горячих приверженцев, которые могли бы возроптать на Афонсу Четвертого, повели он казнить их кумира.

Меня поблагодарили за хорошую работу и предложили не распространяться об этом деле. Но я был молод и горяч, я обещал Карнелиусу наказать убийцу его зятя и решил во что бы то ни стало добиться справедливости…

– И что же? – не отрываясь, я глядела на дона Санчуса, уже понимая, к чему он клонит.

– Я перестал быть придворным лекарем и был отстранен от двора, – он встал и проковылял до окна, открыв ставни. – Пятнадцать лет опалы и кропотливого труда!..

В пятнадцать лет умер один мой друг детства. Для него пятнадцать лет – целая жизнь. А я просидел в этом забытом богом доме пятнадцать лет! Пятнадцать лет, за которые мой друг Карнелиус не сказал и пары слов. Впрочем, он продолжал молчать и дальше… Вот чего мне стоила правда! Вот какую награду получил я за блистательно проведенное расследование. Не знаю, зачем я все это вам рассказываю, – он зябко поежился, следя за тем, как из-за крыш соседних домов встает солнце. – Карнелиус заговорил со мной только недавно – на смертном одре. Когда-нибудь я расскажу тебе о последних словах моего бедного друга. Не сейчас.

Я хотела было упросить добрейшего дона Санчуса продолжить разговор за завтраком или во время пути в Лиссабон, но господин отказался поднимать эту тему впредь до окончания расследования дела дона Перналя.

Позавтракав, мы отправились в Лиссабон и гнали коней целый день, не останавливаясь даже для того, чтобы перекусить или отдохнуть на постоялых дворах.

Через два дня такого бешеного темпа мы три раза были вынуждены менять коней, пока несчастный, но уже начавший справляться со своими ранами Лиссабон не встретил нас лучами новорожденного солнца.

Не отдохнув и не дав мне перевести дух, дон Санчус отправился к капитану замковой стражи, с которым был знаком лично. После чего, взяв с собой хорошо вооруженный и прекрасно подготовленный отряд, мы отправились в дом дона Перналя.

– Постарайтесь не удивляться, милый Ферранте, – шепнул мне дон Санчус, нервно поглаживая притороченные к поясу ножны. – Я много думал и пришел к выводу, что в этом деле не подойдут наши обычные методы. Наш враг действует нагло и открыто, он убежден в своей вседозволенности, а значит, нет никакого смысла проводить какое бы то ни было следствие. Нужно работать быстро, нахраписто и свирепо! Это единственный язык, на котором мы будем поняты и добьемся наивернейшего результата.

Я ничего не поняла, но решила, что стану смотреть в оба и по возможности помогать.

Поравнявшись с домом дона Перналя, начальник стражи спешился и постучал дверным молотком. Его люди расположились по обеим сторонам двери, так что, как только дверь начала открываться, они ворвались внутрь дома, вооруженные до зубов. Старик привратник был сбит с ног и брошен лицом на землю.

Во дворе стражники быстро похватали занятых своими привычными делами слуг. Их тут же повалили на землю, не стесняясь рукоприкладствовать и поднимать неимоверный шум.

Выскочивший на крики и возню с мечом в руках и в розовом исподнем дон Перналь застыл на месте, не веря своим глазам. Начальник стражи и дон Санчус медленно подошли к нему, при этом офицер держал руку на рукоятке меча, а шедший чуть сзади дон Санчус развернул перед доном Перналем полученную от короля грамоту. После чего дон Мигель Перналь был вынужден отдать свой меч.

Переполненными отчаяния глазами он следил за тем, как в доме хозяйничали королевские лучники и копейщики, видел, как из внутренних покоев прямо на двор вывели растрепанную любовницу в незашнурованном до конца платье, которую он выдавал за жену. Ведущий ее за волосы стражник без зазрения совести пялился в ложбинку между грудей. При этом ни начальник стражи, ни сами военные не стеснялись кричать во весь голос, что подмена и убийство – доказанное дело. И палачи уже ждут обвиняемых для допроса с пристрастием.

Желая открыть парочке весь ужас их положения, дон Санчус приказал раздеть обоих догола прямо посреди двора, на глазах у любопытной черни. Не снимая перчаток для верховой езды, копейщики начали срывать одежду с дона Перналя и его фальшивой жены. Несколько раз при этом несчастный любовник порывался остановить жестоких военных, но этого ему не позволили.

Раздетых и униженных, господина Перналя и его любовницу наконец разлучили. Не дав любовникам перекинуться и парой слов, дон Санчус приказал отвести даму в комнату привратников, где ее должен был допросить специальный следователь. Дона Перналя – в одну из комнат в доме. Было больно наблюдать за тем, как несчастная женщина тянулась к своему покровителю, какое отчаяние охватило ее, когда она вдруг поняла, что на допрос их поведут по отдельности, где они не смогут даже держать друг друга за руки.

Пораженная до глубины души всеми этими событиями, я тем не менее нашла в себе силы, для того чтобы проследовать за доном Санчусом в глубь дома.

– На каком основании, милостивый государь, вы ворвались в мой дом и позволяете себе здесь бесчинствовать! – орал на дона Санчуса голый и раздавленный дон Мигель Перналь, которому так и не было предложено прикрыть срам.

– На том простом основании, что вы обвиняетесь в подлом убийстве своей жены доньи Катарины Перналь и подлоге, – со спокойной уверенностью отвечал ему дон Санчус. – На основе грамоты, подписанной королем.

– Но моя жена здесь. О господи, что вы сделали с моей несчастной женой?! Подумать только – сколько она уже претерпела, бедняжка, будучи околдованной, и сколько ей еще предстоит! – дон Перналь заломил было руки, но тут же опомнился и опустил их вниз, прикрывая свое достоинство.

– Ваша жена убита. И вы это прекрасно знаете, – дон Санчус выдержал взгляд дона Мигеля, спокойно усаживаясь за стол, с которого один из стражников услужливо сорвал скатерть со всей имевшейся на ней посудой.

Та грохнулась об пол, оглашая дом прощальным звоном дорогой керамики.

– Повторяю – моя жена здесь. Вы сами отправили ее в привратницкую, – дон Перналь сверкал глазами, наблюдая за тем, как стражники и следователи роются в его сундуках.

– Труп вашей жены найден и опознан, – сделав этот словесный выпад, дон Санчус проследил реакцию дона Перналя, лицо которого покраснело и почернело, так что мне показалось, что его хватит удар.

Я поднялась, чтобы принести воды, но дон Санчус остановил меня.

– Скажите, ваша супруга была горбатой? – голосом, полным отеческого тепла и заботы, спросил он у дона Перналя.

– Да, до того, как силой моей любви проклятие было снято, Катарина носила уродливый горб… – дон Мигель побледнел, глаза его метались в поисках спасительной соломинки. Заученная фраза о неземной любви, которая могла понравиться при дворе, казалась вымученной в обстановке жестокого допроса.

– Труп опознан. И нет смысла скрываться, – дон Санчус приказал одному из стражников сбегать за водой, со спокойной веселостью наблюдая конвульсии поверженного противника.

– Но это не ее труп. Где вы могли его найти?

– А где вы его закопали? – вопросом на вопрос ответил дон Санчус.

– Я не закапывал. Что вы вообще себе позволяете? Моя жена жива и здорова, она…

В этот момент в дверь постучали и на пороге показался мой знакомый палач, с которым я перед поездкой к дону Санчусу успела поговорить об оболганных женщинах.

– Дама во всем созналась, – сказал он, поигрывая окровавленным бичом. – Что прикажете с ней делать теперь?

– Моя любимая? – лицо дона Перналя побелело точно полотно. – Вы посмели истязать мою любимую! Да люди вы или нет?! – Он вскочил, пытаясь задушить палача, но был сбит с ног, связан и водворен на прежнее место. – Неужели вам не ведомо, что женщина – высшее существо, причинить боль которой является наиглавнейшим из грехов! – вопил он, плюясь и скрежеща зубами. – Как вы могли пытать благородную донну, не будучи уверенными в ее вине?! Что теперь вы намерены сделать с ней?

– Ваша сообщница будет отправлена в тюрьму, где и дождется решения суда. Что же касается вас… – дон Санчус сделал выразительную паузу.

– Она ничего не знала. Я заставил ее! Она никогда бы не причинила никому зла! Это все я! Я чудовище! Запишите, я женился на дочери Самуила Тарсо по расчету и, присвоив ее приданое, запер ее саму в башне замка Розеу близ города Бежа. Но верьте мне, благородные сеньоры, ни я, ни моя дорогая Луиза не убивали ее и не причиняли никакого вреда, кроме лишения свободы и капиталов. Так что если мою законную жену после и убили, то сделал это не я, и уж никак не Луиза.

– Отправьте человека за доньей в замок Розеу, – не отворачиваясь от дона Перналя, приказал дон Санчус. – Молите Бога, сударь, чтобы ваша жена оказалась жива и вас судили только за подлог. Пока же мы не получили свидетельств вашей невиновности по этому делу, скажите, откуда взялась эта Луиза и как вы замыслили столь ужасное дело?

– Луиза была служанкой моей жены, прибывшей в Лиссабон. Мы сразу же полюбили друг друга, – лицо дона Перналя на мгновение расплылось в счастливой улыбке, и тут же он снова напрягся. – То есть она не любила меня, она вообще не хотела ложиться со мной! Все я, так и запишите, господа! Я принудил ее стать моей любовницей, и затем, когда решил, что хочу видеть ее рядом с собой и днем и ночью, решил запереть где-нибудь в отдаленном замке свою жену и придумал эту историю с колдовством. Запишите, господа, что Луиза все время отговаривала меня, говоря, что из-за нас пострадают невинные. Но я не внял ее справедливым речам! – он сделал паузу, удостоверяясь, что его показания записываются. – Я погряз в грехе и пороке. Я чудовище, а она невинный ангел. Вы не представляете, господа, как она плакала и молилась о душе несчастной, которую мы решили обвинить в колдовстве! Как рыдала, узнав, что та оказалась настолько бесчестной, что, признавшись в колдовстве, начала очернять своих подружек. Однако что мы могли сделать?! Запишите, господа, что Луиза пыталась броситься в ноги к королю или принцу и признаться в содеянном. Но я запер ее в доме…