Юлия Андреева - Свита мертвой королевы

Настала весьма странная пора, когда если бы кто-то и выдал мое истинное происхождение, это не послужило бы поводом для судебного разбирательства. Или суд закончился бы так же быстро, как и начался. Так как купцы требовались всем. Дворяне и даже сам король нуждались в их деньгах, кораблях и связях. Купцы помогали переправлять почту и доставляли на своих кораблях королевских гонцов. Купечество считалось своеобразной знатью, чуть выше простого народа, но ниже дворянства.

Должно быть, при дворе еще не до конца была выработана политика отношений с купеческой знатью. Все сводилось к тому, что торговцев ругали, называя наглыми дорвавшимися до власти и королевских милостей собаками, но в то же время их опасались трогать: себе дороже.

Купеческие дочери, вышедшие недавно за дворян, проникли даже в королевский замок.

Я была знакома с тремя новоявленными грандессами и понимала, что на их неотесанном фоне я выглядела почти как природная дворянка. Хотя по сравнению с дочерьми и женами рыцарей мои манеры оставались грубы, а речь излишне проста и незатейлива. Поэтому я предпочитала молчать и слушать. Говорят, именно таким образом можно сойти за умного, не являясь таковым.

Шел 1342 год.

При дворе короля Афонсу Четвертого самой красивой женщиной считалась фрейлина принцессы Констансы[3], несравненная Инес де Кастро. Воистину ее красота поражала и ошеломляла, заставляя как мужчин, так и женщин невольно оборачиваться на нее, не смея оторвать взгляда. При этом сама донья Инес вела себя столь целомудренно и кротко, была настолько добра, мила и обходительна, что временами казалось, что она сама страшится и смущается исходящей от нее колдовской силы.

Надо сказать, все дамы при дворе точно на подбор имели темные волосы. В то время как прекрасную Инес, которой только что исполнилось двадцать два года, сама природа одарила белыми густыми локонами, доходившими до поясницы. Обычно служанки вплетали в ее прическу жемчужины, и те блистали на ее волосах, точно лучики солнца в морской пене. Глаза у доньи Инес имели оттенок серого осеннего неба. Кожа, точно наитончайший шелк или нежнейший атлас, походила на лепесток розы.

Донья Инес, статная и красивая женщина среднего роста, могла похвастаться большой грудью и тонкой талией. Нежнейшие руки ее, казалось, ни разу не держали уздечки и не делали никакой другой, даже самой легкой, работы, а походка больше подошла бы заправской танцовщице, нежели придворной даме. Свое томное и мягкое тело донья Инес носила так, словно оно не весило ни унции. Легкая, как цветочная фея, она летала по замку, смеясь и беседуя с придворными.

Красавица испанка всего два года как находилась при португальском дворе, но уже снискала себе почет и уважение среди придворных, несмотря на то, что была незаконнорожденной. А всем известно, насколько кичливы гранды Португалии, как они любят поговорить о своих предках, нередко тратя собственные жизни на запоминание и сохранение благодарной памяти о чужих заслугах.

С доньей же Инес все было достаточно парадоксально. Как дочь кастильского вельможи Педро Фернандеса де Кастро, она могла претендовать на королевские почести, так как де Кастро находились в родстве с несколькими королевскими домами. Но то, что ее мать, Альдонса де Вальядарес, являлась всего лишь любовницей ее отца, напрочь перечеркивало возможность счастливой судьбы девушки. Тем не менее в Португалию она приехала в свите принцессы Констансы, где находилась на правах ее кузины и ближайшей родственницы.

На самом деле здесь донью Инес де Кастро стали звать на португальский манер – Инеш или Иниж ди Каштру. Но я буду называть ее так, как она сама произносила свое имя, как называли ее все те, кто ее любил и был предан ей до гробовой доски, – Инес де Кастро.

Ни разу я не видела донью Инес сердитой или ругающей за какую-нибудь провинность прислугу. Ее настроение всегда оставалось ровным и весьма приятным для окружающих. Кроме того, донья Инес была прекрасно образованна и для женщины весьма начитанна.

Словом, я влюбилась в нее сразу же и бесповоротно, признав ее самой красивой, приятной и обворожительной женщиной на земле.

Однажды, проходя по крытой галерее, где обычно в ночное время прогуливается охрана, я заметила донью Инес сидящей в маленькой нише и тихо о чем-то вздыхающей. Решив, что она что-то потеряла и нужно ей помочь, я подошла и спросила ее об этом.

– Ах, милая Франка, ничего не нужно. Я сама и есть виновница всех моих невзгод. И очень скоро потеряю самое дорогое, что дал мне Господь. Никто уже не сможет спасти меня от злой судьбы.

Удивленная таким ответом, я села рядом и начала допытываться у благородной донны, что же произошло, пока та не сдалась и не поведала причину своих горьких вздохов.

Оказывается, госпожа де Кастро назначила свидание одному из наших рыцарей, имени она мне не назвала. Но, должно быть, о свидании каким-то образом стало известно сенешалю замка, после чего тот велел всем женщинам перебраться из левого флигеля, где находились комнаты фрейлин, и выставил там тайную охрану. Несчастная Инес не могла не только добраться до своей комнаты, чтобы оставить там условный знак отмены свидания, но и выйти из замка, с тем чтобы, встретив рыцаря, предупредить его.

Я задумалась. Судя по тому, что сообщила мне донья Инес, проклятый сенешаль решил устроить засаду прямо в ее комнате либо где-нибудь поблизости, чтобы прошедший на женскую половину рыцарь уже не смог отвертеться. Какую цель преследовал сенешаль? Либо убийство рыцаря, либо скандал.

Не стоило большого труда понять, что донья Инес встречалась с женатым рыцарем, иначе их беду мог бы решить любой священник, соединив любовников узами тайного брака. А если так, стало быть, надоумить сенешаля устроить охоту могла жена рыцаря или ее родственники. Кто же она – женщина, способная науськать на след самого сенешаля королевского замка? Принцесса, герцогиня или особа по меньшей мере королевской крови. А значит, готовятся переворот или, во всяком случае, грандиознейшие неприятности. Все знают, что от крохотной искорки может вспыхнуть целый стог соломы, а из случайно выплывшей интрижки при королевском дворе…

Я посмотрела на молча наблюдавшую за мной донью Инес и предложила помощь. Сначала та отказывалась, говоря, что у меня все равно ничего не получится, так как коварный сенешаль не пускает во флигель ни одну женщину. На что я возразила, что намерена переодеться мужчиной: уж кому-кому, а мне такая метаморфоза не в новинку, и я надеялась, что и на этот раз не дам маху. Наконец она сдалась и доверила мне алую накидку, которую следовало повесить на решетку окна в ее комнате или рядом в комнате ее служанки.

Пообещав сделать все, что будет от меня зависеть, я побежала к себе и быстро переоделась в мужское платье. Но это ещё не все. Притаившиеся возле комнаты госпожи де Кастро воины ждали появления рыцаря. Но вот знали ли они конкретно, кого ждут, или должны были схватить первого попавшегося, я понятия не имела. Поэтому следовало действовать особенно аккуратно.

Вернувшись к донье Инес, я попросила немедленно отправить в ее комнату какого-нибудь слугу. Сидя в галерее, мы проследили за тем, как тот вошел во флигель и откуда его вскоре вытолкали взашей. Теперь я знала наверняка, что люди сенешаля ждут конкретного человека.

Прямо под нами находилась оружейная. Спустившись туда, мы подобрали мне доспехи вроде тех, что носили копейщики замка. При помощи доньи Инес я застегнула непроницаемый шлем и закрепила броню, которую обычно надевали на посту. Взяв в руки турнирное копье и нацепив на себя длинный безобразный, точно шкура ящура, тяжелый плащ, я попросила донью Инес обмотать тряпицей мое колено.

После того как она завернула болты и застегнула ремни на моих доспехах, я почти не могла согнуться.

– Для чего нужна повязка и зачем вам этот грязный, страшный плащ, который точно вырыт из могилы? – поинтересовалась госпожа де Кастро, стоя передо мной на коленях и пытаясь нести непосильное бремя оруженосца. – И зачем вам тупое турнирное копье? Какой дурак поверит, что вы копейщик, если вместо обычного копья у вас будет эта дубина?

– В том-то все дело! – Я подняла было забрало, но оно тут же вернулось на свое место, больно щелкнув меня по нижней челюсти. – Я одета так же, как и все остальные, но при этом такого воина тут никто не видел, а значит, я должна чем-то отвлечь внимание. Пусть это будет грязный плащ и турнирное копье вместо обычного. Потом все скажут, что видели дурака в старом плаще, который спьяну взял не то копье. Что же касается повязки, то никто не обратит внимания на то, что она надета поверх доспехов, зато все станут утверждать, что воин был ранен в ногу. Кроме того, перевязанная нога позволит мне изменить походку, так что… – я не успела закончить свою мысль.

В это время кто-то проходил по коридору мимо оружейной, звеня доспехами и стуча по полу копьем. Вместе с доньей Инес мы притаились ни живы ни мертвы. Когда шаги затихли, она сама подтолкнула меня к двери, перекрестив на удачу.

Опираясь на тяжеленное копье и похрамывая, я кое-как спустилась вниз по лестнице. Алая шаль свисала у меня с плеча, на манер шарфа, – еще один отвлекающий момент. Каждый, кто видит воина с женским шарфом или перчаткой на шлеме, понимает, что тот, скорее всего, только что виделся со своей дамой и получил подарок из ее нежных ручек. А когда люди начинают домысливать то, чего и в помине не было, они перестают видеть реальные вещи.

Всем этим премудростям я научилась у дона Санчуса, когда служила у него. Он не переставал настаивать, чтобы я больше наблюдала и примечала за другими, стараясь не спешить с выводами.

Спокойно я пересекла двор, продолжая опираться на неудобное копье и выставляя на всеобщее обозрение алую тряпку. Несмотря на то что сквозь щель забрала нереально было рассмотреть мое лицо, я все же не стремилась стать разоблаченной.