– Буду сидеть с твоей дочерью.

– Кира…

– Научишь меня всем вашим играм. Дашь пособия. Неужели я не справлюсь?

– Кира! Как же я тебя люблю…

Я обняла свою бабушку и почувствовала, какая она хрупкая и… другая.

Другая, чем та, которую я обнимала в детстве. Кира стареет! До сих пор это не приходило в голову.

– Не подлизывайся, – со смехом отмахнулась она. – Пей чай, а то остынет.

Я послушно вернулась на место.

– Как же твоя кафедра тебя отпустит? – не отставала я. – Кто теперь будет читать такие захватывающие лекции по истории?

– Перестань. Найдутся. Да и не могу я теперь читать историю, как прежде. Смотреть стала на нее по-другому. – Заметив мое удивление, пояснила: – Ведь что такое, Светочка, история народов? Это трагедия. Мир испорчен, а мы все грешны. И каяться не хотим. Поэтому наша история и крутится по спирали. А мы упрямо наступаем на те же грабли. Это всего лишь бег по кругу не делающих выводы народов.

– Ну вот… – огорчилась я.

– Зло лежит в нас самих. В сердцах наших.

– Как же быть?

– Для начала я намерена заняться собой. Своей собственной душой. Вычистить ее хорошенько, выкинуть весь хлам. А то получается – всю жизнь учила других, а сама оставалась невеждой.

– Какая же ты невежда, Кирочка? Ты профессор!

– У меня нет элементарного духовного образования, Светочка, хотя бы в объеме воскресной школы! Человек без этих знаний слеп. Вот я прожила шестьдесят пять лет и не замечала, что во всем, абсолютно во всем, присутствует премудрая рука Творца. Как в жизни мира, так и в судьбе отдельного человека.

– А я замечала, – призналась я. – Я называю это присутствие «Великий Режиссер».

– Как ни назови, суть одна. Ты молода, Светочка, и у тебя имеются все шансы строить жизнь с учетом Его сценария. А я теперь вот снова ученица-первоклассница.

– Ты самая способная и прилежная ученица, бабуля!

– Дорогу осилит идущий, – загадочно улыбнулась Кира.


И вот мы с Иришкой – путешественники. Мы едем в купе в компании двух мужчин. Один – круглолицый и веселый – оказался моряком. Другой был немного похож на артиста Пуговкина из старых советских фильмов. Но только грустного. По крайней мере мне показалось, что он напряжен или чем-то озабочен. На вид им обоим было немного за сорок. Я их сразу окрестила про себя оптимистом и пессимистом.

Моряк представился Сергеем, а «Пуговкин» – Максимом Петровичем. Мы познакомились, и через полчаса моя дочь уже вовсю общалась с попутчиками на своем языке, интуитивно больше тяготея к оптимисту, чем к пессимисту.

Иришка достала свой рюкзак с развивающими играми и стала хвастаться его содержимым.

Моряк на удивление быстро разобрался с нашими мозаиками, пазлами и кубиками, будто всю жизнь только этим и занимался.

Когда я обмолвилась о своем наблюдении, его ответ ошеломил меня:

– А я и занимался. Мой сын тоже не говорил почти до школы. У нас дома было полно подобных игрушек.

– Неужели? – изумилась я. – А теперь? Он разговаривает?

– Еще как! Такой стал болтун, не остановишь. – Он улыбнулся, вспомнив о сыне. – Я ведь по четыре месяца дома не бываю, все в плаваниях. А приезжаю, мы с ним наговориться не можем. Бывает, вечером загляну к нему в комнату, а он позовет: «Пап, давай поболтаем!» И мы лежим с ним на койке, болтаем. На любые темы. Иногда можем полночи так проговорить.

У меня слезы выступили на глаза и от волнения горло перекрыло, мешая говорить. Но так хотелось узнать о его сыне! И он понял это по моим глазам.

– И ваша девочка обязательно заговорит. Только руки нельзя опускать. Мы с женой, когда поняли, что наш сын требует больше внимания, чем другие дети, сразу решили: я зарабатываю, а она с ним занимается. С работы она уволилась и расписание составила: массажи, логопед, игры, прогулки, занятия. И так изо дня в день.

– А какой вам ставили диагноз?

– Недоразвитие мышц языка.

Так не бывает. Ясно же, что так не бывает! Мы сели в поезд. И оказались в одном купе с человеком, уже прошедшим тот путь, в начале которого находились мы с дочерью!

Но это было именно так. Там, на Небесах, Великий Режиссер вновь позаботился обо мне, дал знак! Послал попутчика. О, я уцепилась за него как за спасательный круг! Мне хотелось знать все. Мелочей для меня не было и не могло быть. И Сергей охотно рассказывал о сыне.

– Когда сынишка заговорил, он, конечно, здорово отставал от сверстников в речи. А пора было в школу. Ну что делать? Обычная школа нам не подходила, нашли частную.

– Платите много? – осведомился пессимист, до сих пор не проявлявший интереса к теме нашей беседы.

– Много – не много, только уж взялся за гуж, не говори, что не дюж, – улыбнулся Сергей. – В классах не больше десяти ребят, к каждому особый подход. Учиться ему понравилось, с этим проблем не было. Потом решили, пусть уж в этой школе и учится. Сейчас уже в десятом классе.

– Деньжищ-то сколько выкинули за десять лет… – продолжал ворчать Максим Петрович. – Наверное, дачу можно было двухэтажную выстроить?

– Ну да, – пожал плечами Сергей. – Но я не жалею. Сын наш умница. Увлекся историей. Мы с женой поддерживаем – книжки всякие покупаем, диски. Читает много.

– Какое счастье! – подавляя слезы, выдохнула я.

– Вот теперь хочет в университет, на исторический, – сдержанно похвалился Сергей. – Сами мы с женой технари, оба инженеры, а сын – гуманитарий. Чудеса…

– Что за профессия для парня – историк? – пожал плечами Максим Петрович. – Нужно бы что-нибудь более жизненное. Юрист хотя бы…

– Ну он ведь сам выбрал, – мягко возразил Сергей. – Пусть занимается тем, к чему душа лежит. Мы неволить не будем.

– Да что он там заработает историей своей? – не отставал «Пуговкин». – Ну будет учителем в школе. Ну классным руководителем. Не зарплата, а кошкины слезки. Вы в него такие деньги вложили, а он и оправдать не сможет.

– Да разве в этом дело? – не выдержала я. – Вы поймите – у Сергея сын был, как моя Иришка. Не разговаривал совсем! А теперь он в институт поступает! Неужели не понятно?

– Понятно, – ответил Максим Петрович. – Но должна же присутствовать какая-то экономическая целесообразность?

– Рациональный ты наш! – рассмеялся Сергей. – Пойдем-ка, прогуляемся, кажется, станция крупная, минут двадцать простоим.

Попутчики вышли, я стала кормить Иришку. Меня очень взволновал этот разговор. Оказывается, мне так необходима была чья-то уверенность в успехе. Кажется, не встреться мне Сергей со своей историей, моя собственная внутренняя уверенность иссякла бы. Пересохла, как русло больной реки. А теперь ей был дан приток свежей силы. Великий Режиссер позаботился об этом и вставил в сценарий моей жизни эпизод с Сергеем.

Мне хотелось улыбаться и петь.

А к вечеру в нашем купе появился новый пассажир. Вернее – пассажирка. Женщина оказалась примерно того же возраста, что и оба мои попутчика. Короткая стрижка, очки, очень внимательный взгляд. Лицо ее показалось знакомым. Со мной такое бывает – вот прицеплюсь и начну рыться в памяти: откуда могу знать этого человека? Хотя многие люди на кого-то похожи. Но здесь я даже не могла определить – на кого.

– Куда бы чемодан пристроить? – вслух подумала она.

Мужчины дружно предложили свои услуги – чемодан перекочевал наверх.

– Полка у меня, конечно же, верхняя, – констатировала женщина и подмигнула Иришке. – А как тебя зовут, черноглазая?

– Это Ира, – ответила я. – Но она не разговаривает… пока. Я Светлана, Ирина мама.

– Меня зовут Виктория. Будем знакомы.

Женщина протянула руку Иришке, та положила на протянутую ладонь свою ладошку.

– Познакомились, – кивнула Виктория.

Мужчины тоже представились.

Я почему-то была уверена, что Максим Петрович предложит даме поменяться полками, но этого не последовало.

Впрочем, Викторию, похоже, не смущала перспектива ехать наверху.

Стали рассказывать, кто куда едет.

Оказалось, Максим Петрович выходит раньше остальных.

– На родину еду, – пояснил он. – В станицу. Шестнадцать лет не был.

– На похороны или на свадьбу? – весело поинтересовался Сергей.

– Ни то ни другое. Просто потянуло. Зов крови, что ли? – немного стесняясь, признался Максим Петрович. – Хотя родителей уже в живых нет, остались только двоюродные братья-сестры, с кем в детстве в казаки-разбойники гоняли. Хотя есть сомнения – узнают ли? Вспомнят? Столько лет прошло…

– Обязательно вспомнят, – поддержал Сергей. – Под водочку да под закусочку…

– Я не пью, – сухо оборвал Максим Петрович и нахмурился. – Уж десять лет не употребляю.

– Тогда гарантировать нельзя, – сделав серьезное лицо, сказал Сергей. – Могут и не вспомнить…

Максим Петрович коротко взглянул на него, повернулся и вышел.

– Курить пошел, – предположил моряк. – Нервничает.

– А в чем дело-то? – поинтересовалась Виктория.

– Да он же, чудик, никого из родни не предупредил, что едет! – хохотнул Сергей. – Шестнадцать лет не был и ждет, чтобы его все сразу там узнали, обрадовались, что он как снег на голову свалился, без предупреждения.

Максим Петрович вернулся, но в купе не вошел – стоял у окна в коридоре, спиной к нам.

Наверное, он уже каялся, что отправился в такой дальний путь, не предупредив родню.

– А я вот без предупреждения никогда не являюсь, – признался Сергей. – Мало ли что? Когда еду домой, всегда позвоню, чтобы ждали.

– Боитесь застать жену с любовником? – обернулся Максим Петрович.

– Не боюсь, а не хочу. Это разные вещи. Я слишком ценю то, что имею, – ответил Сергей. – Лучше подстраховаться от случайностей. И с родителями так. Пусть подготовятся, излишние волнения всегда вредны, даже и положительные.

Виктория помалкивала, но я видела, как за дымчатыми стеклами очков ее глаза внимательно наблюдают за собеседниками.

– Ну, родители – другое дело. Но жена… – не отставал пессимист. – Выходит, вы ей не доверяете?