– А позвонить нельзя было? – взвилась я. – Зачем нужно было ехать домой?

– Ну не сердитесь, Свет. Я часто делаю глупости…

– Я заметила. Спрашивайте, что хотели, – нахохлилась я.

– Мне показалось, мы перешли на ты.

– Не помню такого! – отрезала я. Женин тон раздражал меня. Хотелось поставить его на место, вернуть отношения в чисто деловое русло. Зачем я позволила себя подвезти? Добралась бы на автобусе. – Хорошо, – небрежно бросила я. – На ты так на ты. Высади меня у того супермаркета.

– Есть, – не моргнув глазом ответил Женя. – Я не могу вести машину и задавать свои вопросы. Это очень серьезно.

Он огляделся. Мы находились в спальном микрорайоне. Почти на краю города.

Свернув с главной дороги, мы оказались в каком-то дворе. Несколько минут петляли по дворам, прежде чем втиснуться в узкий прогал между гаражом и трансформаторной будкой.

– Что за дела? – не поняла я. – Учти, у меня дежурство в интернате и я опаздываю. Бегом свои вопросы.

Женя выключил движок и поставил машину на тормоз.

– Бегом? – переспросил он.

Я мельком отметила в душе, что все, касающееся убийства Чернова, то, о чем он, как я думала, хочет спросить, для меня отодвинулось и теперь не важно! Другие события заслонили нелепую смерть Вадика. Авария Ники, например. А по большому счету для меня важно лишь то, что мой муж Игорь спит с продавщицей из «Мехов». Что он целует ее и что-то ласковое шепчет при этом на ухо. Что…

Женя перегнулся через меня, что-то положил в бардачок. Повернулся. Его лицо оказалось прямо перед моим. Я вдруг поняла, что все совсем не так, как я думаю. Он приблизил свое лицо и поцеловал меня. Несильно. Просто потрогал своими губами мои губы. Я подумала, что бы такое ему сказать. На ум пришло только банальное: «Я мужу пожалуюсь».

Пока я думала, он обнял меня правой рукой и поцеловал сильно. Я выпустила сумку и освободившейся рукой обхватила его голову.

Мы сидели и целовались долго, пока я не вспомнила про дежурство.

– Хватит, – сказала я.

Женя вздохнул, отстранился. Несколько секунд посидел с закрытыми глазами.

– У тебя были ко мне вопросы, – напомнила я.

– Вообще-то вопросы у меня не к тебе, а к твоей подруге.

– Что ты еще хочешь узнать? – удивилась я. – Разве она тебя об этом просила?

– Я ведь опер, – извинился Женя. – Пусть бывший. Но не могу дело бросить на середине. Интересно узнать, что там произошло на самом деле.

– Поехали, я опаздываю.

– Я приеду к вам в Поле Чудес?

– Нет.

– Но я не к тебе. К Ксении.

Я пожала плечами.

Женя что-то еще говорил, но я его почти не слышала. Была сосредоточена на своих ощущениях. Я впервые целовалась с посторонним мужчиной. И меня это волновало.

Весь вечер этот факт крутился в голове. Все свои дела я делала механически, а когда позвонила Ксюшка и стала напрашиваться ко мне на работу, я отвечала рассеянно. Она все же пришла, и это оказалось кстати, поскольку дети разбуянились. Пока я утихомиривала мальчишек, Ксюшка сидела у девочек.

Потом мы пили чай и говорили о Нике. Там дела были совсем плохи. Операция была тяжелой, Ника едва не умерла на операционном столе.

– Хирург сказал Гориным, что он «собрать – соберет», но больше ни за что поручиться не может.

– То есть…

– То есть ходить она не будет, двигаться тоже. Там все нервы перебиты, понимаешь? – расширив глаза, сообщила Ксюха. – Живого места на ней нет.

– А Элла как?

– Элла одно твердит: только спасите, только чтобы жива была. Элла на привидение похожа. Рома – тоже.

Мы помолчали.

– Знаешь, Светка, я вот думаю: почему это с нами всеми так вдруг произошло? Как снежный ком, одно за другим?

Я пожала плечами. Ксюшка права: наши беды как стихия – завязались, и не остановить.

– Оно как с горы покатилось, остановиться не может, – продолжала рассуждать моя подружка. – За что нас всех так?

Я задумалась. Как-то не приходило в голову все наши беды связать воедино. А ведь так и получается – как случилось тогда с Кирюшей на юбилее, так и понеслось.

И если это действительно – звенья одной цепи, то как остановить поток негативных событий?

Ведь должен быть какой-то противовес?

– Нет, – вспомнила я. – Не все так плохо! У Лены нашей любовь.

– Да, – вздохнула Ксюшка. – Она мне рассказывала. Как в сказке…

Я сразу вспомнила Женю. Его поцелуи. Мне хотелось не думать о них. Просто стереть из памяти, будто не было ничего.

Ксюшка устроила себе ночлег на диване. Когда я уже решила, что она уснула, вдруг услышала:

– А Карину отпустят ко мне в гости на выходные?

– Зачем? – опешила я.

– Ни за чем. Просто хочу пригласить к себе в гости твою ученицу. Так отпустят или нет?

– Под расписку отпустят. Но извини, Ксюш, ты бы хоть у меня спросила. Почему именно Карину?

– Она мне понравилась. Ты сама говорила, что ее никто на выходные не забирает.

– Ксюшка, так нельзя. Ты не знаешь этого ребенка, а я знаю. Она – та еще штучка.

– А в чем проблемы? – вяло поинтересовалась моя подруга.

– Во-первых, Карина не любит детей, а мы живем у тебя с Иришкой. Во-вторых, она очень назойливая, я от нее в школе устаю. В-третьих, она привяжется к тебе, а ты от нее быстро устанешь. Сейчас ей некого ждать, а тогда она станет ждать…

– Извини, Свет, ты привыкла все усложнять. Я спать хочу. К тому же я ее уже пригласила. Смирись.

– Что?!

Я уставилась на свою подругу, а та уже ровно сопела. У Ксюхи моей удивительная способность засыпать мгновенно. Она не склонна к долгим ночным разговорам и не страдает от бессонницы.

Зато я уснуть не могла. Я снова думала о нас всех – о Ксюшке и ее дочке, убитой за несколько месяцев до рождения, о разбитой в кашу Нике Гориной, о Марине, ее муже-наркомане и об их сыне-первокласснике, о себе и Игоре. О себе и Жене, о Жене и Степочке…

Мне было о чем подумать в ту ночь.

А утром у ворот интерната нас поджидал Игорь. Он сиротливо топтался у ворот, и Ксюшка, увидев его, открыто проявила радость. Крикнула:

– О! Игорек!

Подбежала, поцеловала в щеку, повисла на нем. Раньше, при Вадике, она себе такого не позволяла. Ксюшка начала освобождаться от страха перед Вадиком, это хороший знак. Я же подошла и молча остановилась рядом.

Игорь был гладко выбрит. На скуле возле шеи краснел полоской порез. Он частенько получал такую травму, когда брился и при этом нервничал. Я едва удержалась от желания провести пальцем по его царапине.

– Привет, – сказал он и вопросительно взглянул на меня.

– Привет.

– Дежурила?

– Ну да.

– А я вот… ушел из магазина.

– Да? – Голос мой был ровным. – Куда же теперь?

– Володя Грачев приглашает к себе. Ты же помнишь, он кондиционерами занимается.

– Помню.

– Соглашаться?

Я пожала плечами.

– А как Иришка? – спросил он.

– Все нормально, – бодро ответила я. – Она сегодня у моих. Папа обещал отвезти ее в сад.

Мы топтались у ворот и говорили ни о чем. К интернату по тропинке стекались воспитатели, дневная смена. Мы стояли у них на дороге.

– Ну, пока, – сказала я.

– Пока, – глухо отозвался Игорь.

Я повернулась и пошла догонять подругу. Не знаю, почему я так себя вела. Прислушалась к себе: больно? Больно. Хотя уже не так, как в день суда. Не так остро и пронзительно. Но тупая боль тоже мешает. Я не представляла, как буду жить с Игорем в нашей квартире и делать вид, что ничего не произошло.

После дежурства я целый день спала. Проснулась, когда услышала голоса. Говорили внизу, в гостиной. Голосов было два – мужской и женский.

Игорь! – подумала я. Мне так остро вдруг захотелось, чтобы он поднялся сюда, наверх, и разбудил меня. Забрался бы ко мне, сонной, под одеяло, сгреб в охапку, прижался прохладной щекой, царапая меня отросшей за день щетиной. И все стало бы не важно…

Но наверх никто не поднялся. Голоса стихли, стукнула входная дверь. Я накинула Ксюшкин халат и выскользнула в коридор. Перегнулась через перила и увидела Женю. Он сидел на диване с фотоальбомом.

– А где Ксюша? – спросила я.

– Ушла в детский сад за твоей дочкой. – Женя отложил альбом. – Спускайся. Мне скучно тут одному.

Я долго подбирала фразу, способную поставить его на место. Типа «Я гостей не приглашала». Или «Некогда мне тут разговоры разговаривать».

Но достойной фразы не подобрала и стала спускаться. Прямо в халате. Вообще-то Ксюшкин халат выглядит шикарнее моего выходного костюма.

– Опять наш сыщик что-то вынюхивает. – Я кивнула на фотоальбом.

– Да так… ерунда. Но альбом любопытный.

– Дембельский альбом? – удивилась я. – По-моему, они все похожи друг на друга, как прописи первоклашек.

– Не скажи… – туманно уклонился Женя.

Я машинально раскрыла альбом. Цветные безвкусные армейские комиксы. Солдатский юмор. Между комиксами любительские фото.

– Вот интересный снимок, – подвинулся ко мне Женя. – Узнаешь?

Я добросовестно рассматривала фотку. Вадима, конечно, узнать не составило труда. У него в ту пору было не такое сытое лицо, но все же пошире и покруглее, чем у других. И глаза наглые.

– Танк, солдаты, – пробормотала я. – В каждом альбоме имеются подобные.

– Это не танк, а бэтээр, – поправил Женя.

– Ну и что? – возразила я. – Обычный снимок. У Игоря в альбоме почти такие же. Только Игорь служил не в Чечне.

– А по фото можно определить, что Вадим служил в Чечне? – Женя спрашивал меня как на экзамене.

– Ну да. Горы вдалеке. Вот девушка-чеченка рядом с Вадиком.

– Да… девушка, – эхом повторил Женя. – Глаза у нее такие…

– Диковатые, – подсказала я.

– Диковатые, – задумчиво согласился Женя. – А у Вадика сохранилась дружба с сослуживцами?

– У Ксюши спроси, – буркнула я, закрывая альбом. – Насколько я знаю, сохранилась.

– А с Гориным Вадим дружил? – ни с того ни с сего поинтересовался Женя.