И только дедушка Лева показал ей оттопыренный большой палец в знак одобрения.

– А когда ты освободишься? – на мягких лапках спросил Захар Игнатьевич.

Зинаида обвела взглядом публику, ловящую каждое ее слово, мысленно вздохнула: «Э-эх! Рви гармошку, босота, разбивай сердца, балалайка!»

– Часа через полтора, – без эмоций, ровным тоном сообщила сегодняшнее личное расписание Зинаида.

Народ внимал ей благоговейно, как в зале Чайковского струнному концерту.

– Я хотел пригласить тебя в гости…

– Закончить неудавшийся осмотр квартиры? – не меняя тона, дирижировала «струнным оркестром», а заодно и публикой, внимающей ему, Зинаида.

Сцена третья, акт восьмой или наоборот?

– Да, мне очень хотелось бы показать тебе, что у меня тут получилось, вернее, не у меня, а у дизайнера… впрочем, пока, скорее, не получилось…

Почему-то ей это приглашение сильно напомнило розы дедушки Левы, на центральной улице города Одессы, с единственной поправкой: «И шо ви имеете мне предложить?»

– Хорошо, – согласилась Зинаида.

Публика перед ней зашлась в беззвучных бурных аплодисментах, переходящих в овации…

Пока Зинаида заканчивала разговор, договариваясь о месте и времени встречи, всеобщее собрание за столом, уже выказывая пренебрежение этим техническим деталям, но стараясь не мешать разговору при общем одобрительном согласии, достало из шкафчика и разливало по рюмочкам наливочку дедушки Левы.

– Ну, вот! – звонко и радостно оповестил всех Севочка, когда Зинаида положила на стол мобильник. – И маму не пришлось напускать. Он и сам испугался!


Она не знала, как себя вести, что говорить, что делать, как «не преподносить себя на блюде», как посоветовала бабушка Сима, когда всем табором родные вышли в прихожую провожать и напутствовать ее. И думала об этом всю дорогу, пока добиралась на метро.

Какая машина?! Сердце стучало, как после забега на время, руки предательски дрожали так, что она никак не могла достать купюры из кошелька, когда покупала билет в кассе…

«Боже! Боже! Боже! Что ж я у тебя такая нерадивая! Почему бы не узнать, вон, хотя бы у Ритки – как себя вести, как жеманничать-кокетничать. И чтоб «не на блюде», и вся такая загадочная, и слегка обиженная, но что-то там правильно говорящая, ой-ой-ой! И хорошо бы еще – такая из себя дама в приступе красоты!» Ее мелко колотило нервной дрожью перевозбуждения, глупости всякие лезли в голову, она одергивала себя, урезонивала – ну, не девица же малолетняя! Что уж так нервничать, а то по позвоночнику какая-то фигня мурашечная бегает куда хочет – то вверх, то вниз!

Она остановилась, как в стену уперлась, перед эскалатором, ведущим наверх, к выходу, к стеклянным дверям, за которыми должен был ждать ее Захар. Ее толкали, задевали, недоуменно, а кто-то и зло оборачивались, а она стояла, даже глаза закрыла, и думала:

«Я его сейчас увижу, и мне страшно! С ума можно сойти, что же это такое-то, а?..»

Она открыла глаза, послала подальше странные мысли и встала на ленту эскалатора.

Она увидела его еще через двери! Сразу! Зинаиду поразило, что она, оказывается, запомнив всего его до мельчайших подробностей, совсем забыла, как он на нее действует – шаманство какое-то! Словно околдовал кто…

Сердце подпрыгнуло куда-то в горло, перекрыв возможность дышать, что-то сильно стукнуло в голову, ноги ослабели…

Он высматривал ее среди выходящих, выделяясь из массы движущихся и стоявших, тоже кого-то ожидающих людей, как адмиралтейский линкор на фоне захудалых, суетливо снующих баркасов.

Или Зинаиде так казалось в ее нежданной-негаданной влюбленности.

Высокий, стройный, в расстегнутом черном длинном пальто, без головного убора, несмотря на ощутимый морозец на улице, со здоровущим букетом роз в руках – мечта принцесс на всех горошинах мира!

У нее даже слезы навернулись и защипало в кончике носа.

Он волновался. Сильно.

Зина и увидела, и почувствовала его волнение, а когда Захар отыскал ее взглядом и немного расслабился – она и это сразу поняла.

А он больше ее взгляд не отпускал. Она подошла, совсем близко, не отводя глаз. «Что-то, наверное, надо говорить…»

Ах, да! Есть ведь определенные правила поведения на все случаи жизни! Черт, вспомнить бы еще, как там предписано себя вести в пункте, скажем, первом: «встреча». Или, блин, «свидание»? Или «встреча-свидание номер два»?

Для начала неплохо бы поздороваться. И смотреть желательно в сторону или рассеянно, но точно не прямо в глаза…

– Ты не звонил, – так и не отведя взгляда и задвинув любые правила подальше, констатировала Зина. – И я подумала самое плохое. О тебе. О себе. О нас. И попрощалась с тобой. Совсем.

Поздоровалась, называется. Ничего не скажешь! Все-то через пень-колоду.

– Черт! Зи-ин! Я совсем не поэтому не звонил! – Он даже перепугался. – Я хотел… думал пригласить тебя в готовую квартиру… так решил! Но не получилось, как задумал!

Он не отводил тревожного взгляда.

– Понятно, – кивнула Зинаида и вспомнила дедушку Леву:

– «И имел стратегический план…»

– Да, его! – обрадовался Захар ее пониманию. – Но обстоятельства, черт, пришлось менять задуманное и решать все на ходу!

– Значит, если бы не обстоятельства, ты так и не появился бы? – совсем уже не понимая, о чем идет речь, пыталась хоть что-то прояснить Зинаида.

– Как это – «не объявился»? – проявлял, в свою очередь, «чудеса сообразительности» Захар Игнатьевич, между прочим, единичный суперспециалист в стране, а может, и во всем мире.

– Так же, как до сегодняшнего дня, – улыбнулась Зина.

И вдруг ей сделалось легко и радостно на душе, как в детстве на больших качелях, когда раскачиваешься сильно-сильно, до предела, – и страшно, и дух захватывает, и весело, и летишь высоко, высоко, счастливая!

– Ага, – начали доходить до господина Дуброва последствия созданной им же самим нелепой ситуации. – Наверное, я что-то не так придумал…

– Может, и здорово придумал, я же не знаю основной концепции твоего грандиозного плана. Что там первым пунктом? Мы должны стоять здесь?

– Нет! – спохватился Захар и протянул ей букет: – Это тебе.

– Красивенько. Спасибо.

– Идем! – воодушевился Захар. – Там еще многое недоделано, и совсем не так, как я хотел. Посмотришь!

Ухватив ее за свободную от цветов руку, ловко маневрируя между людьми, он потащил Зинаиду за собой. Так и тащил – от станции метро до самого подъезда. Ходьбы-то было минут пять, но он так торопился, что они преодолели дорогу минуты за три. А Зина поглядывала на его широкую спину, семеня сзади, и все ей казалось до странности легким, простым и очевидным…

Но только до закрывшихся за ними дверей лифта, куда ее нетерпеливо водворил Захар.

Двери лифта отрезали, оставив там, в зимнем вечере улиц, легкость, бесшабашность и бег этот, как на отходящий поезд, а здесь…. Переменились настроение, направленность мыслей, напомнив о прошлой встрече замкнутостью пространства, ударило в кровь возбуждением, сковав слова, мысли.

Ничего, доехали как-то до нужного этажа без приключений…

Захар открыл ключами дверь, распахнул перед ней и пригласил:

– Проходи.

Зинаида зашла и постаралась сосредоточиться на осмотре помещения, отвлечься от будоражащих мыслей и желаний, мимолетно отметила появившиеся предметы мебели: столик, зеркало во весь рост, пуфик, что-то еще, наверняка стильное и правильное…

И развернулась, несколько резковато, к Захару, закрывшему дверь, умудрившись задеть его по лицу головками роз, которые держала на сгибе локтя.

– И что здесь не соответствует твоему стратегическому плану? – спросила она, для того, чтобы хоть что-то спросить.

Потому что напряжение звенело, зашкаливало и она уже совсем ничего не понимала – ни про себя, непутевую, ни про свои настроения, меняющиеся со скоростью спуска на американских горках…

– Да какие планы, Зина! – срываясь, почти закричал Захар. – К черту все планы, и вообще – все это!

Он шагнул к ней – сделал последний, единственный шаг, разделяющий их, – просунул ладони ей под мышки и поднял так, чтобы глаза вровень перекрестились взглядами…

Зинаида откинула куда-то за пределы созданного ими пространства на двоих букет, ухватилась за его плечи и все смотрела и смотрела в его кипящие золотом глаза.

Так они смотрели-смотрели-смотрели, говорили что-то друг другу – не словами, объясняли что-то, но не договорили, так и не объяснили – сорвались!

Он рывком прижал ее сильно к себе, так и не опустив на пол, держал одной рукой, второй запрокинул ее голову и поцеловал.

И поплыло-о-о-о все куда-то…

Бесследно канув!

Ничего не осталось вокруг… за… вне… только они.

Здесь и сейчас! Во всем пространстве.

Реальный мир исчез, не тревожа их единение…

Они куда-то спешили, рвались, опомнившись на пару секунд, обнаружили себя лежащими на полу в прихожей, попытались торопливо стянуть друг с друга одежду – забыли, бросили, снова потерявшись в поцелуе! Да ну ее, в конце концов, одежду!

Они целовались неистово, как школьники на укромной лавочке в парке, спрятавшись ото всех, позабыв обо всем на свете, и еще говорить пытались:

– Соскучился… страшно… увидел…

– Да-а-а, – вторила Зинаида, не понимая, что говорит.

– Как вспышка…

Они шептали что-то бессмысленное, радостное – какая разница что! Голоса друг друга слушали, как музыку…

И Захар не выдержал! Еще совсем немного – и можно перегореть в пепел от нежности, страсти, желания!

И вошел в нее сильно, мощно, побеждая, оставляя за этим движением все прошлое, реально-правильное, реально-неправильное – бывшую жизнь! Замер на пару секунд, переживая обладание этой бесконечно желанной женщиной, как возрождение… и понесся вперед! С ней, одним целым!

– Господи, Захар! – простонала она.

– Я знаю, маленькая, знаю!

И она закричала, взлетев на самый запредельный верх, молодо, бесстрашно, отринув и отказавшись от всякой суетной шелухи!! А он вел ее за собой, победно рыча нутром, как перед смертью! И держал ее в руках, и сильно и нежно одновременно, когда они возвращались…