– Вернемся к более важной проблеме: убийству регента, – сухо произнес лорд Мэйстоун, заметив молчаливую битву между Мэрайей и Уолфингэмом.

Мэрайе стало тяжело дышать, не говоря уже о том, чтобы вырваться из-под гнета тяжелого взгляда. Она чувствовала себя пригвожденной к булавке бабочкой, и не было никакого пути к спасению.

Она учащенно задышала, только когда Дэриэн, одарив ее напоследок тяжелой насмешливой улыбкой, обратил все свое внимание на Обри Мэйстоуна.

– Полагаю, участие вашего личного секретаря в заговоре Руссо раскрыло имена тех людей, которые на вас работают, – проницательно заметил Дэриэн.

Мэрайя тревожно распахнула глаза, только сейчас осознав всю тяжесть бремени, которое легло на поникшие плечи Обри Мэйстоуна.

– Почти всех, – кивнул пожилой мужчина. – У нас, конечно, возникли первые подозрения, когда Руссо рассказал Джорджианне, что Хоксмир работает на корону.

Дэриэн мрачно кивнул, эта информация означала, что больше Хоксмир не сможет шпионить на Мэйстоуна. Может, это и к лучшему, учитывая, что тот недавно женился, и все же…

– Полагаю также, раз вы хотели непременно поговорить именно с нами, наши с леди Бичем имена им еще не известны?

– Именно так, – подтвердил Мэйстоун. – Я не держу письменных свидетельств моих агентов, вы в курсе. Однако из двенадцати моих шпионов только вы двое не заходили ни в Министерство иностранных дел, ни ко мне домой.

– А не насторожит ли следящих за вами заговорщиков тот факт, что вы решили лично зайти к графине сегодня утром? Они могут предположить, что она…

– Я еще не совсем потерял бдительность, Уолфингэм! – оскорбленно воскликнул пожилой мужчина. – Я вышел из дому еще до прихода моих слуг, нанял кэб и остановил его за две улицы от особняка леди Бичем. Остальной путь я проделал пешком. И все время внимательно следил, не проявляет ли кто-то из посторонних подозрительного интереса к моим передвижениям.

– Прошу прощения. – Полный раскаяния, Дэриэн наклонил голову.

– Извинения приняты, – нетерпеливо кивнул Мэйстоун. – Вернемся к убийцам и чертовым заговорам.

Дэриэн задумчиво откинулся в кресле:

– Полагаю, вы теперь расскажете, какую роль мы должны сыграть, чтобы расстроить их планы?

Мэрайя уже знала о выдающихся умственных способностях Уолфингэма – в самом деле, его разум, казалось, представлял собой четко отлаженный механизм. Но кроме того, в эти минуты она невольно почувствовала уважение к Дэриэну за особую, присущую только ему проницательность. Судя по раздражению, проступившему на лице Обри Мэйстоуна, слова герцога вновь попали в яблочко.

– Что мы вдвоем могли бы предпринять, чего вы сами еще не сделали? – осторожно спросила леди, ей решительно не хотелось проводить в обществе Дэриэна Хантера больше времени, чем нужно.

Обри Мэйстоун не знал о ее невысказанном желании, да и, скорее всего, не придал бы ему значения, но она все же надеялась. Его слова тотчас разрушили ее надежды.

– Мэрайя рассказала мне, что приняла приглашение лорда и леди Николс на прием в Кенте, который состоится в конце недели. Я бы желал, чтобы вы сопровождали ее, Уолфингэм.

– Но…

– Я в курсе, что вам непривычны подобные развлечения, – сухо заметил Мэйстоун. – Но в этом случае слишком опасно отпускать Мэрайю одну.

– А зачем мне вообще туда ехать? – решительно спросила леди, сердце которой на мгновение сжалось при одной лишь мысли провести весь уик-энд в компании своенравного и надменного герцога. Мало того что он явно презирал ее мнение, так еще ей придется флиртовать с гостями на приеме Клары Николс – известном, кстати, своими довольно свободными нравами – под пристальным взглядом холодных зеленых глаз. – Мне было бы нетрудно прислать Кларе Николс свои извинения.

– Это последнее, чего бы мне хотелось, моя дорогая, – мягко заверил ее Обри Мэйстоун и пустился в пространные объяснения, почему им двоим необходимо посетить прием Николсов.


– Подумать только, ведь совсем недавно вы утверждали, что такие вещи, как политика и интриги, вас утомляют, – насмешливо протянул Уолфингэм.

Обри Мэйстоун уже изложил свое дело и тотчас уехал, сказав напоследок, что оставляет их двоих наедине, чтобы они смогли все обсудить и поразмыслить над его просьбой, а за окончательным ответом он заедет позже вечером.

Просьбой, которая, по мнению Мэрайи, была настолько возмутительной, сколь и немыслимой.

И все же…

В прошлом она никогда не отказывала Обри Мэйстоуну. Ей и теперь не хотелось этого делать.

Только на этот раз просьба ее связного касалась Уолфингэма, человека, которого у нее с некоторых пор были веские причины опасаться.

Она бросила быстрый взгляд на Уолфингэма, сидевшего в кресле напротив. Их разделял столик с чайником чая и графином с бренди, и тот и другой сосуды за время оживленной часовой дискуссии изрядно опустели.

– Полагаю, вы тоже позволили мне оставаться в заблуждении, что пулю в плече вы получили на дуэли, а не во время устранения Андре Руссо!

– Как деликатно вы подбираете слова, браво, мадам! – съязвил Уолфингэм. – Однако же вам очень нравилось дразнить меня этой дуэлью – возможно, вы вообразили себе, что ее причиной была трагическая любовная история? – Он насмешливо изогнул бровь.

Да, Мэрайе действительно нравилось дразнить высокомерного несносного герцога Уолфингэма, предполагая, что поводом к дуэли послужила женщина.

Но теперь она знала, что пулю в плече он получил после долгих дней опасной разведки во французской глубинке в поисках полезной информации для английского правительства. После чего последовала рукопашная схватка, в результате которой другой мужчина – француз Андре Руссо, шпион Наполеона, – погиб, а Дэриэна Хантера ранили.

– Кажется, нам обоим было что скрывать, – примирительно произнес Уолфингэм. – Весь вопрос в том, что нам ответить на дерзкую просьбу Мэйстоуна.

«Это возмутительно», – вновь повторила про себя Мэрайя, поморщившись. Хуже, чем возмутительно – ведь просьба состояла в том, чтобы они с Дэриэном Хантером при каждом появлении на публике играли любовников! Их роман послужит отличным прикрытием, когда – точнее, если – они согласятся посетить званый вечер лорда и леди Николс в Кенте.

Потому что, по всей вероятности, Николсы принадлежали к числу заговорщиков, целью которых было убить регента.

Николсы известны тем, что один-два раза в сезон устраивают достаточно вольные вечеринки. Вечеринки, на которых принц-регент, живший неподалеку, обычно появлялся в субботу, когда проходил бал-маскарад. На этот раз Обри Мэйстоуну и другим членам правительства удалось убедить регента не посещать этот прием.

Принцу-регенту особенно нравились подобные званые вечера, ведь на них не предполагалось присутствие молоденьких дебютанток и их мамаш, озабоченных поисками для них подходящих мужей. Наоборот, такие вечера посещали старшие, более зрелые и опытные члены высшего общества, где их фривольное поведение не подвергнут осуждению.

Мэрайя, к примеру, ни за что не позволила бы Кристине присутствовать на этом приеме. Перед тем как принять приглашение, графиня сделала необходимые приготовления: ее юная дочь проведет этот уик-энд в гостях у своей подруги, Дианы Гилберт. Мама Дианы, леди Гилберт, сопроводит обеих девушек на музыкальное суаре в пятницу вечером, а после, в субботу вечером, – на бал. Воскресный день они проведут в церкви, а к вечеру уже вернется Мэрайя.

Она считала важным для себя посещать званые вечера у лорда и леди Николс, когда обычно сдержанное поведение аристократов становится более расслабленным и становится легче заполучить нужную информацию.

Согласно сведениям Обри Мэйстоуна, более легкая атмосфера, царящая на их приемах, служила на пользу и самим Николсам.

Сочтя, что опасность слишком велика, Обри Мэйстоун предложил Уолфингэму сопровождать Мэрайю в Кент в качестве ее любовника. Объяснив при этом, что вряд ли это станет неожиданностью, учитывая, что за последнюю пару недель они танцевали и общались друг с другом на публике несколько раз. Понятно, что в обществе уже поползли слухи и предположения, существует ли между ними любовная связь.

Мэрайя не могла с уверенностью утверждать, что собственными ушами слышала подобные сплетни, но, учитывая, что она сама являлась их объектом, не ожидать этого было бы глупо.

Мэйстоун заверил их, что все пройдет гладко, если оба они появятся на вечеринке вместе и тем самым подтвердят гулявшие в бомонде слухи.

И все же это был обман, на который, как считала Мэрайя, суровый и высокомерный герцог Уолфингэм был не способен.

До сегодняшнего дня.

Мэрайя не сомневалась теперь, что Уолфингэм решил скрывать свою истинную сущность под маской холодного и надменного герцога. Она подозревала – знала, – что за внешностью гордого красавца-аристократа скрывается человек сильных, глубоких страстей.

Настолько сильных и безжалостных, что они пугали леди Бичем до глубины души – и в то же время заставляли трепетать все ее естество…

Она решительно выпрямилась:

– Вы ведь понимаете, что, если я соглашусь пойти на это, связь между нами останется только публичной? Что между нами не будет настоящей близости?

Она широко раскрыла глаза, увидев неожиданно грустную улыбку Уолфингэма. Теплый взгляд зеленых глаз и мягкий изгиб точеных губ придавали ему моложавый вид и несколько сглаживали столь привычный суровый вид.

– У вас и вправду талант подбирать нужные слова, Мэрайя. – Дэриэн задумчиво наклонил голову. – И заверяю вас, я никогда не сомневался в том, что наша связь, – он сухо повторил ее собственные слова, – останется только публичной. – Он несколько успокоился. – Если, конечно, мы примем предложение Мэйстоуна, – решительно добавил он, – чего никто из нас еще не сделал.

Но Мэрайя понимала, что у них нет другого выбора, ведь предателям, вознамерившимся убить принца-регента, обязательно нужно помешать. Задержать и арестовать.