Моя коленка была слишком мягкой, бревна слишком круглыми, а земля слишком сыпучей, поэтому бумажку прижали к железному погребу Петровича, и я накалякала на ней свою фамилию (подпись), а потом еще раз свою фамилию (расшифровку подписи).

Сразу вслед за этим произошло нечто ужасное.

Макс вытащил из кармана две бумажки: признание в любви и приглашение на свидание. Взглянул на одну, потом на другую. Внимательно всмотрелся в образец моего почерка под псевдообращением. Наконец заглянул мне в глаза и сказал:

– Извини, Надь, что я так, обманом, твой почерк узнал. По-другому не смог бы. Теперь вот спросить хочу…

– Это не я! – неожиданно и как-то самопроизвольно вырвалось из моих уст.

– Что – не ты?

– Не я это написала!

– Не ты?

– Ты же должен понимать, Макс! Мы с тобой серьезные люди! Все ведь очевидно!

– Подожди, Надь… Ты так быстро, я не успеваю… Что тут очевидно-то?

– Очевидно, что это подделка! Ты разве не видишь? – Мой язык работал быстрее, чем голова. – Ведь ясно, что я не могла написать ничего подобного!

– Подобного чему? – На лице Максима промелькнуло нечто, похожее на усмешку. – Откуда ты знаешь, что в этих записках? Я же еще не давал тебе их читать! Только, можно сказать, перед носом помахал. А ты, получается, уже в курсе, что там написано?

Я снова не растерялась:

– Какая мне разница, что там написано?! Вижу, что почерк сличаешь. А я-то тебе ничего не писала! На что ты мне сдался?!

Стоп. Последняя фраза, кажется, прозвучала слушком грубо. А вдруг Макс обидится? Обидится и больше не будет со мной разговаривать… Снова стоп! Я что, собираюсь дружить с ним, с Самым-Глупым-Мальчишкой-Из-Нашего-Поселка? Да на что он мне сдался, действительно!? Ох… Ну и вляпалась я в ситуацию!

Тем временем Максим вытащил из кармана спрятанные было «улики», спокойно развернул их и дал мне:

– Если ты действительно не знаешь, что в записках, разрешаю ознакомиться.

Стараясь не отступать от «сценария», я взяла в руки «чужие письма» и демонстративно начала читать. Вернее, попыталась читать: собственноручно выведенные буквы запрыгали перед глазами, полезли обниматься и начали танцевать пасодобль.

– Ну что ты там так долго смотришь? – спросил Макс спустя минуту. – Пару строчек не осилишь?

Я запрокинула голову и делано засмеялась:

– Перечитываю эту белиберду пятый раз и не могу поверить своим глазам, Максим! Я подозревала, что там чушь, но чтобы до такой степени!.. Теперь даже оправдываться глупо! Ты же умный мальчик! Сам должен понимать, что такого написать тебе я никак не могла!

Макс немного помолчал. Потом сказал:

– Ну, все понятно. Типа я такой отстойный, что нельзя в меня влюбиться. Ясно, ясно… Кто тогда писал?

– Откуда же мне знать, Максим?! Разве я разбираюсь в твоих поклонницах?! Посмотри по сторонам, пораскинь мозгами! Катька, например, круглые сутки вокруг твоего участка вертится! Да мало ли еще кто! Как я могу знать, кого ты там охмуряешь?

– А почему мои поклонницы подделывают твой почерк? – скучающим тоном поинтересовался мой собеседник.

Пришлось изобразить негодование:

– Максим! Почем я знаю?! Что за глупые вопросы?! Может быть, они решили насолить мне. Или просто застеснялись открываться!

– И зачем было признаваться в любви, если стесняешься открываться? Уж или говори прямо, или совсем молчи!

– Ты у меня спрашиваешь?

– Естественно, у тебя. Это же ты сначала пишешь любовные записки, а потом придумываешь всякую белиберду, чтобы от них откреститься, – невозмутимо произнес Макс. И прежде чем я успела зашуметь, добавил: – Я ведь видел, как ты ночью мне бутылку-то подкинула, Надюха.

– Я?.. Бутылку?..

Ушам стало жарко. Похоже, они покраснели. Вот гадство!

– Андрюха ночью встал, в окошко глянул, а там ты ползешь. Меня позвал: мы спим-то в одной комнате. Свет вырубили, чтобы не спугнуть тебя, но видно все равно было неплохо. Рассказать, как ты через грядки прыгала?

– Что?.. Нет… Как?.. Я?..

– Ты, ты! Кто еще-то?!

Поскольку в экстремальных ситуациях в голову вечно лезет всякая белиберда, вместо того чтобы придумать подходящую увертку, я зачем-то вспомнила бородатый анекдот про Штирлица. «Это провал», – подумал Штирлиц. Вот уж действительно провал!

– То есть некто проник к тебе ночью под видом меня… – понесла я обычную чушь в духе книжного сыщика. – Как это было?

Макс покачал головой. Похоже, ему доставляло удовольствие наблюдать мой идиотский спектакль и было любопытно, какую еще отмазку я смогу придумать.

– Ну, Надь, ведь я серьезно, – произнес он наконец. – Ведь я же видел! Понимаешь?

– И с чего ты, интересно, взял, что это я?

– По куртке понял: не такая уж и темень там была. И кепка твоя белая. Она почти светилась!

– Постой… Кепка? Так ведь ее у меня украли! Точно-точно, еще неделю назад! – в этом месте я постаралась сказать как можно более пораженную и вместе с тем светящуюся мыслью физиономию. – Кажется, кое-что начинает проясняться! У нас появились зацепочки! Та-а-акс…

– Украли? – задумчиво переспросил парень.

Йессс, он, кажется, купился! Ну еще бы, Лучшая-из-Девочек и Самый-Глупый-Парень – кто кого? Ха-ха!

– Украли, да. Так все же знают! Я ведь даже объявление повесила, но только не откликнулся никто. Ты что, не видел?

– Не-а.

– Ясен пень! Сорвали очень быстро! Ведь в их планы объявление не входило! – Я все больше расходилась, почувствовав прилив сочинительского вдохновения. А в конце еще решила добавить для пущей важности и загадочности: – Кажется, я даже знаю, кто и почему это сделал!

– Я тоже знаю, – ответил мой собеседник.

– Ну и кто же?

– Да ты, Надька, ты!

Нет, ну с этим Максом невозможно иметь дело!

– Да ну тебя…

– Это тебя «ну»! С тобой невозможно иметь дело, Надюха! Думаешь, что я совсем тупой?! Не видел, как ты в этой белой кепке вчера бегала?!

Теперь мне захотелось разрыдаться. Почему, за что такое ужасное невезение?! Бедная я, бедная! Несчастная и маленькая, слабенькая девочка! Никто меня не спрячет от позора…

– Я новую… такую же… купила… – с трудом выдавила я.

– Ага, ага! Уже поверил! – парень фыркнул. – Странная ты, Надька. Ну ей-богу! Вот чего ты добиваешься-то, а? То пишешь мне всякие письма, то выдумываешь, будто это злоумышленники, то на свидания приглашаешь, то сама же, придя, за нужником прячешься, от меня убегаешь… Издевательство, что ли, такое изощренное надо мной? А в чем тогда прикол, что-то не просекаю?

Я отвернулась. Дескать, не знаю вообще, о чем речь, меня все это не касается.

– Влюбилась – так и скажи, – осторожно произнес Максим.

– Что-о-о?! – Я мгновенно пришла в бешенство. – Влюбилась?! Да пошел ты!!! С дуба рухнул!!! Размечтался, блин, жаних, ага, нашелся!!! Не тут-то было!!!

– Да постой ты…

– Потупее не придумал ничего, а?! Ну и самомнение! Ты в зеркало смотрелся вообще?!

– Ну-ну, полегче!

– Что – «полегче»? – Я вскочила. – Пристаешь, блин, тут с с вопросами со всякими, а сам-то? «Надюшка, ты мне тоже, сю-сю-сю»… Зачем прислал?! Влюбился?! Ну давай, скажи, типа! Влюбился?

Максим, было, встал, но теперь сел обратно.

– Какая «Надюшка»? О чем ты вообще?

– Ах, о чем?!

– Ну да, о чем?

– Да о любовной записочке, которую ваша милость изволила мне написать!

– О любовной записочке? – парень нахмурился, но через миг улыбнулся опять. – Фу-ты, ну-ты! Я чуть не купился! Подумал, и правда тебе кто-то что-то писал от моего имени! Надь, ну ты монстр по части отмаз! Просто мегаталантище! Это же надо – за десять минут разговора столько всего навыдумывать – про подделку, про кепку, записку какую-то… Так натурально ругаешься, просто артистка!

Мое возмущение поднялось до такого градуса, что даже кричать уже не было сил. Я глубоко вдохнула, потом выдохнула. Сосчитала до десяти. Этому учили в какой-то телепередаче – и, кажется, способ действительно помогает.

– Знаешь что, Максик? – Следующие слова были произнесены с максимальной холодностью. – Надоело мне тут с тобой разговаривать. Ну нравится тебе думать, что я за тобой бегаю, – думай на здоровье! Пускай самооценка повышается, не жалко. И про свидание, и про то, что я – как ты там говорил? – за каким-то нужником якобы пряталась – пожалуйста, воображай, мне не жалко! Сколько можно с глупостями спорить? Все, пока!

– Постой, постой!

– Ну?

– Значит, на опушке за сортиром не ты пряталась?

Я фыркнула, всем видом показав, что отвечать на подобные вопросы – ниже моего достоинства.

– Если так, то, пожалуй, возьми эту штуку!

Озорно улыбаясь, Максим вытащил из кармана резиночку для волос, украшенную пластмассовой ягодой клубники, и протянул мне.

– Я ведь не мог найти ее вчера в лесу, не так ли, раз тебя там не было? Значит, и теперь этой резинки у меня быть не должно! Бери скорее!

Я вскрикнула, покраснела.

Потом развернулась и, не помня себя, убежала домой.


Дотемна я не выходила из дому: боялась наткнуться на Макса. А вдруг он уже разболтал кому-нибудь обо всех моих выходках и своих подозрениях насчет влюбленности? Страшно даже представить. Если такое случится, лучше мне будет вообще никогда больше не ездить на дачу. Лето в пыльном городе с раскаленным асфальтом – это не так уж и ужасно по сравнению с перспективой сделаться объектом насмешек целого поселка.

В десять вечера я отложила томик классика, который безуспешно мусолила уже больше месяца, а сегодня неожиданно дочитала, и вышла на чердачный балкончик. Воздух пах холодной свежестью, дымом, только что взрыхленной землей и еще откуда-то – шашлыками. Озорной голос радиоведущего из черной коробочки на крыльце смешивался с пыхтением грузовика, только что заехавшего в наш поселок, и лязганьем ворот, закрываемых шофером. Дэна и компании на бревнах пока не было. Валька сидела на своем крыльце перед огромным блюдом с клубникой и, судя по всему, не скучала.