А что есть такое сам ребенок, тот, кто должен будет родиться у Зои? Личинка гомо сапиенс, бессмысленная и неприятная. Которая одного лишь хочет – есть и испражняться. Ну да, потом ребенок поумнеет, превратится в нормального человека (да и то не факт, вон сколько вокруг невоспитанных идиотов), но даже это не гарантирует того, что Глеб будет ему рад, этой новой… личности. Зачем она Глебу?

Вон вокруг сколько личностей – разных людей, мужчин и женщин, они разве нужны ему? Или дело в том, что чужие не нужны, а родные – нужны?.. Минутку, у Глеба уже есть родные, но он не испытывает никакой потребности с ними общаться. Они где-то там, в провинции, далеко, живут своей жизнью, а он своей – здесь, в Москве. Почему он, Глеб, должен радоваться, что рядом с ним скоро появится очередной родственник? Да, по крови свой, но по сути – все равно чужой, другой.

Гордиться тем, что сам его произвел на свет? О, можно подумать, «гениальное» произведение. Миллиарды людей этим производством занимались и занимаются, в чем уникальность – непонятно.

Так что и Зоя была теперь неприятна Глебу, и этот ее будущий ребенок – тоже… Нет, ну она заявила, что рожать не собирается, но все равно – противно от самого себя стало, как будто это он заразил танцовщицу какой-то тяжелой болезнью…

«И все-таки она была не уверена в своем решении. Сообщила, что не хочет ребенка, но не сказала, что точно собирается избавиться от него. Значит, сама сомневалась – избавляться или нет. И ко мне пошла, потому что ждала поддержки, может, думала, что я сумею ее переубедить. Я понял – она на меня всю ответственность пыталась свалить! Я должен был все за нее решать, опять я… Если бы она хотела избавиться от ребенка, она бы не думала о том, как отнесутся к ее беременности в новом театре. Какая разница, как отнесутся, если ребенка все равно не будет! Мне кажется, Зоя хочет всех перехитрить, она стремится усидеть на двух стульях. Это женское желание стать матерью, но и корысть женская – как бы еще и место в театре не потерять… Врала она про то, что она – чайлдфри! Она подпишет контракт с новой труппой, никому не скажет о своей беременности, а потом, спустя несколько месяцев, когда живот станет заметен, сделает несчастные глазки, изобразит из себя невинность – ой, а я на момент подписания еще не знала, что жду ребенка… Она и театр еще подведет, и Мальтизен обо мне как о сволочи и лицемере станет слухи распространять, это ведь я, получается, подставил известный театр, подсунул театру танцовщицу, которая не на сцену выйдет, а в декрет… И прав окажется Мальтизен!»

Глеб потянулся к своему мобильнику, секунду еще сомневался, держа телефон в руках.

Затем все-таки коснулся пальцем экрана – там, где в списке стояло имя нужного ему сейчас абонента.

– Алё-о-о…

– Серж? – неуверенно, нервничая, спросил Глеб.

– О, Глеб Потоцкий собственной персоной… Приветики, – поздоровался легкомысленно помреж. – Что на этот раз?

– Хочу о Зое Лапиади поговорить, – выдохнул Глеб.

– Да ладно, не благодари… – произнес его собеседник все тем же вальяжным, капризным тоном.

– Нет, я не о том. Кажется, я подвел тебя.

– Ты о чем? – Тон у Мальтизена мгновенно сменился. Глеб словно воочию увидел перед собой уставшего, брюзгливого, не очень здорового и уже немолодого мужчину – коим и являлся на самом деле Серж.

– Зоя беременна.

– Ну здрасте! – зло выпалил Серж и витиевато выругался.

– Я не знаю, собирается она рожать или нет… Возможно, что и родит. Женская душа – потемки. Но ты должен быть в курсе. Я сам только что узнал.

– Ты отец ребенка, что ли?

– Да какая разница… Впрочем, да, скорее всего, – с трудом, не в силах преодолеть мучительное недовольство собой и всей этой ситуацией, признался Глеб. – Словом, Серж, прежде чем подписывать с Лапиади контракт, поговори с ней на эту тему.

– А что ты мне указываешь, брат, что мне делать, а что нет?! Нашел мальчика… Не будем мы с ней контракт подписывать в любом случае! – фыркнул помреж. – Пусть уж рожает. Что мы тут, фашисты какие, заставлять женщину от ребенка избавляться?.. Это грех, между прочим. А ты милый, женись. Негоже, если дитя без отца расти будет, – скрипуче захохотал, словно закашлялся Мальтизен. И, верно, нажал на отбой, поскольку тут же пошли в трубке короткие гудки.

Глеб не стал перезванивать. Сидел в своем кресле, опустив плечи, как оплеванный. Но смысл обижаться на Сержа, который в общем-то человек зависимый от своего места?

«Ладно, найдут они себе другую какую-нибудь, вместо Зои, мало ли еще танцовщиц… – подумал Глеб. – Но все равно она меня вынудила сейчас выставить себя не в самом лучшем свете. У этого Мальтизена связи везде, ну как он на меня обозлится и натравит на меня всяких блогеров, журналистов и те начнут писать гадости о моем проекте?! Хотя нет, в чем я виноват, я же предупредил театр, что Зоя, возможно, уйдет в декрет, смысл Мальтизену мне мстить теперь? О, у меня уже паранойя, я всего боюсь… Блин, как же Зоя подставила нас всех и себя тоже, но особенно – меня!»

«Подставила» – Глеб имел в виду в первую очередь то, что Зоя отказалась выступать в его галерее. Конечно, мужчина, не будь дурак, еще раньше предусмотрительно договорился с несколькими выпускницами хореографического училища, причем сразу с несколькими – девчонки нуждались в подработках, да еще по своей специальности, и отнеслись к предложению галериста с восторгом… Но это же большая разница – танец выпускницы и танец опытной балерины!

Пусть Зоя и твердила, что только знатоки эту разницу могут заметить, но танцовщица лукавила. По крайней мере, Глеб прекрасно эту разницу ощущал. Неопытность, «жеребиную» неуклюжесть начинающих и плавную отточенность движений уже опытных балерин…

«Подставила» Зоя Глеба еще и потому, что оказалась совсем не той девушкой, о которой он мечтал. Только сегодня ему внезапно открылось, что его возлюбленная вовсе не тот воздушный ангел, которым она представлялась. Больше всего Глеб не любил в женщинах наглость, напористость, желание командовать, неспособность вести диалог со своим партнером. Из серии – «Как я сказала, так и будет». А Зоя именно так себя повела… И глупость, потрясающая эта бабская неразумность – ну а как иначе назвать то, что Зоя умудрилась забеременеть в столь ответственный момент, неподходящий в первую очередь для нее самой?.. Это в наше-то просвещенное время!

«Она, наверное, думает, что я расчувствуюсь и сразу предложу ей руку и сердце? Это при том, что я ей несколько раз внятно сообщал о том, что не хочу иметь детей, по крайней, мере в ближайшее время. Похоже, Зоя вообще не способна кого-то слышать и слушать… Ребенок. Да, для полного счастья мне только ребенка не хватало. Нет, эта женщина меня не подчинит себе, не сломает. Руку и сердце я ей уже не предложу, хотя и собирался это сделать, да, надо честно признать… Если она захочет рожать – пожалуйста, это ее решение, но я в этом никак участвовать не стану. Приспичило ей стать матерью – пускай, но заставить меня насильно стать отцом – фигушки. И я Зое чуть не в уши кричал – НЕ ХОЧУ. Это мое мнение, мое желание, и я имею на него право».

В дверь постучали:

– Глеб Андреевич, автоматы привезли… Куда ставить?

– Да, иду! – встрепенулся, вскочил мужчина.

На некоторое время, пока он занимался последними приготовлениями, необходимыми для открытия галереи, Глеб забыл о Зое. Но потом, ближе к окончанию очередного суматошного дня, почти ночью, когда ехал на такси в свое Строгино, Глеб вдруг вспомнил… но не только о Зое он вспомнил тогда, нет. Еще об Арине Фардиновой. Мужчина невольно сравнил этих двух девушек, само так получилось.

Зоя – своевластная, требовательная, упрямая. Арина – гибкая, внимательная, доброжелательная. Внешне, конечно, Арина – не его типаж, но речь сейчас не о внешности, а о характере.

Зоя вечно спорила, возражала, безжалостно подсмеивалась над каждым его промахом, каждым не к месту сказанным словом. Арина же – обожала, судя по всему, разговаривать с Глебом. Помнится, во время прогулок, общих встреч она внимательно слушала своего собеседника, и каждое его слово, мысль находили в ней отклик. Этой золотоволосой нимфе можно было позвонить в любое время – и она спокойно и радостно отзывалась. Так же спокойно относилась к любым замечаниям Глеба (ну, по работе, разумеется), не истерила и не скандалила по пустякам. Даже когда, помнится, ей не сразу перечислили первый транш (что-то там по вине банка, потом разобрались) – она и то вела себя нормально, умудрялась шутить, никаких претензий к Глебу не выдвигала…

Зоя лишь отнимала. Арина давала. Делилась щедро и бескорыстно своей добротой. И она ведь, эта милая Золушка, его любила…

Да. Да, да, да. Арина любила его. И Глеб это знал, только не придавал этому факту большого значения. Влюбилась и влюбилась, что такого… Главной задачей с его стороны всегда было не морочить ей голову, не давать бедняжке ненужных надежд, с чем Глеб успешно справлялся. Как только чувствовал, что вот он, опасный момент, рядом, сейчас Арина начнет те самые душеизлияния, от которых потом самой станет неловко (а уж ему, Глебу, и подавно) – мужчина уходил в глухую оборону. Иногда даже просто сбегал, сославшись на занятость.

И почему он считал раньше, что только яркая, необыкновенная девушка может стать спутницей его жизни? Спутницей жизни должна быть женщина добрая и покладистая. Та, которая способна стать другом, помощницей. Соратницей. Та, которая слушает и слышит…

Даже если внешность такой соратницы не идеальна. В конце концов, можно как-то мягко подкорректировать недостатки Арины – она с удовольствием пойдет навстречу пожеланиям Глеба. Похудеет, сострижет эти вульгарные кудри а-ля «Анжелика, маркиза ангелов», сменит стиль в одежде.

«Почему Арина? – спросил себя Глеб. И тут же сам себе ответил: – А потому, что она нужна мне в первую очередь как специалист». И, кстати, Арина, если исходить из ее характера, из ее постоянного желания угодить Глебу – уж точно не стала бы вешать на него свои проблемы. Не заставляла бы его бегать по своим поручениям, общаясь с неприятными людьми.