В школе Глеб особых успехов не делал, хватал одни тройки и по жизни являлся застенчивым, пугливым мальчишкой. Физической силой и выносливостью тоже не отличался. Одним словом – заморыш.

Ни учителя в школе, ни родители, ни старшие братья особо не верили, что из белобрысого смешного пацана может получиться что-то дельное.

А Глеб взял да и поехал после школы в Москву, поступать в институт. Не в самый престижный, конечно, вуз и не на самый «модный» факультет, но все же. В те времена еще относительно легко можно было поступить на бюджетное отделение…

У молодого человека словно какая-то лампочка в голове включилась в последний год перед отъездом из родного поселка. Когда совсем уж тошно стало в отцовском гараже со ржавым железом возиться. Да Глеб и не был никогда дурачком, скорее – застенчивым малым, не умеющим собой владеть. А в последнем классе – раз, и словно просветлело все вокруг. Сделалось понятным и простым. Учебники стали понятными, мотивы поведения окружающих людей, как себя с ними вести, что говорить кому…

Он читал книги, учебники, необходимые для поступления в вуз, – и понимал их. Он понимал, как надо решить ту или иную задачу… Ко всему прочему, Глеб еще и преодолел страх перед выступлениями на публике – и заговорил вслух, красиво и убедительно.

Родители с братьями, правда, не заметили этих перемен (лицом к лицу лица не увидать) и потому отпустили младшего Потоцкого в Москву с большой неохотой, с сомнениями. Ничего же не получится у мальца, пропадет там, в столице…

Но Глеб не пропал.

Стал лучшим на курсе, в общежитии ребята его тоже уважали – такого открытого, простого, честного. Преподаватели любили. Глеб перевелся на другой факультет, более престижный. Он, первым из семейства Потоцких, получил высшее образование. И даже умудрился сохранить свой имидж – внешне простоватого паренька.

Дружелюбие и легкость характера позволили Глебу завести множество знакомств, связей. Сразу после вуза он попал в известную компанию, стал заниматься рекламой и маркетингом.

И вот это были самые «тучные» годы его жизни.

Хорошая квартира (ну и что, что съемная), приличный автомобиль, поездки за границу, покупка брендовых вещей, обеды в хороших ресторанах… Музеи, выставки, модные книги.

Глеб превратился в типичного московского жителя, сытого, доброго и неизменно веселого (привычка стебаться и иронизировать – в крови у всех, живущих в столице).

Да, главное! Он посылал своей семье деньги. Каждый месяц перечислял определенную сумму, необременительную для него, но весьма существенную для того поселка городского типа. Пару раз молодой человек даже съездил к родне. Отец тогда, при встрече, обнимая сына, изрек с простодушным изумлением: «Не думали мы, Глебка, что из тебя что-то путное выйдет, ты ж лопух лопухом рос, уж прости… Ну-ка, покажи, что у тебя за часы такие чудные? Их насквозь видно…»

«Эта модель называется «скелетон», пап. И это не фейк, настоящая швейцарская марка, между прочим!»

«Чего? Слова какие-то загадочные… Эх, отстали мы тут от жизни!» – вздохнул отец.

Дела в семейном автосервисе шли неплохо, надо сказать. Сам сарай, в котором он находился, покрасили, преобразили, территорию расширили. Братья работали там же. Искали бросовые, сломанные авто, чинили их, потом продавали. У каждого теперь по небольшому собственному домику, семьи…

Возможно, благосостояние семейства Потоцких выросло за счет Глеба. Встреча родни вышла теплой, потом отец даже предложил младшему сыну, пусть и в шутку, возвратиться домой.

«Может, и вернусь», – тоже в шутку кивнул Глеб.

И словно сам себя сглазил.

Вскоре после его последней поездки домой в стране случился кризис, который не сразу, постепенно, но неотвратимо докатился и до той компании, в которой работал Глеб.

Кризис первым делом бьет по рекламному бизнесу (в котором и трудился в последние годы Глеб). Если денег мало, то реклама становится уже роскошью. И именно на ней компании начинают экономить в первую очередь.

Столичные рекламисты, сытые, довольные, разбалованные, пришли в ужас. Закрылись те проекты, что они вели, новые отменили из-за недостатка финансирования, расходы стали сокращать и стали сокращать самих рекламистов и прочих маркетологов.

Бывшие яппи, катавшиеся на дорогих иномарках, ездившие в Доминикану и на Мальдивы, превратились в простых наемных служащих.

И тут ничего удивительного нет. Собственно, какой смысл рекламировать товары и услуги, если у населения денег в обрез?

Но главное, никто не сочувствовал рекламистам. Простое население, замученное рекламой, которой была завешана и обклеена Москва, только обрадовалось, когда с улиц постепенно стали исчезать все эти многочисленные билборды и растяжки.

Глеб понимал, что совсем уж реклама исчезнуть не сможет, скорее сейчас самое время придумать новую рекламу – умную и не такую навязчивую, проявить свои незаурядные способности, но… Контору, в которой он работал, тоже просто-напросто закрыли.

Глеб оказался на улице.

Он сразу же принялся искать для себя новые вакансии. И не находил. Люди его специальности стали не нужны в данный момент, какими бы талантливыми и способными они ни являлись. Мужчина был даже согласен на работу за пятьдесят тысяч (вместо прежних двухсот, а то и трехсот). Но за эти деньги его никто не брал.

У Глеба имелись накопления, и он некоторое время мог позволить себе жить, не работая. Но аренда квартиры! Расходы на авто! Подорожавшие еда и продукты!

Москва, эта милая добрая Москва, вдруг расхохоталась Глебу прямо в лицо. Многие из знакомых Глеба, работавших в том же рекламном бизнесе, что и он, постепенно начали уезжать прочь из столицы, в свои родные пенаты. А вечные пробки на дорогах, а цены в магазинах, а давка в общественном транспорте… только подхлестывали уезжающих побыстрее покинуть этот коварный город.

У Глеба тоже мелькнула эта мысль: раз настали такие времена, не проще ли вернуться в родной поселок? Там на накопленные деньги можно еще долго существовать… Здесь на эти деньги квартиру не купишь, но там вполне дом можно себе построить, влиться в семейный бизнес.

Но скука. Нет, не скука – тоска там, в глуши. Вечный туман, вечный запашок гари, грязь под ногами, от которой он отвык.

Нет, вернуться равносильно смерти. И тогда Глеб решился на свой проект. Не такой уж безумный, если прикинуть…

Москвичи, для которых стало дорого ходить в рестораны, все же не отказались от привычки ходить куда-то. Культурный досуг сделался модным. Отчего бы не придумать нечто такое… не требующее особых вложений и сил, но дающее бешеный доход?

Выставка, например, художественная выставка. Галерея. Ожившие картины знаменитых художников…

Глеб стал реализовывать свой проект. Очень помогла ему Арина Фардинова. Благодаря этому знакомству Глеб сумел сэкономить очень прилично. Одно дело целой студии платить, другое – специалисту-фрилансеру, который решает сразу все проблемы.

«Она умничка… – ворочаясь в постели с боку на бок, умиленно подумал Глеб о своей помощнице. – Дай бог ей всего хорошего. И как она меня тоже понимает, буквально с полуслова… Но уж больно неказистая на вид, даже вульгарная. До стильной Зои Арине очень далеко».

* * *

У Зои болело все – руки, ноги, спина… Особенно спина. К этой постоянной боли девушка почти привыкла, она являлась постоянной спутницей многих балерин, но сегодня боль была чуть сильнее, кажется.

Тем не менее спать Зое хотелось настолько сильно, что она, едва пришла домой, сразу же рухнула в постель, лишь звук у телефона успела отключить. И тут же мгновенно заснула, хотя даже сквозь сон продолжала чувствовать эту ноющую, рвущую мышцы боль.

…Наверное, если боль станет еще сильнее, придется уйти из балета. Многие уходят, не выдерживая боли, нагрузок и тех ограничений, что накладывает танец на сцене на артиста. Но как тогда жить, чем заниматься?

Зоя попала в балетный кружок в раннем детстве, еще до школы. Ее привела мама по просьбе самой девочки. Зое нравилось танцевать, ей хотелось стать артисткой, стать известной. Нравилось, когда все смотрят и восхищаются. Тогда, в далеком детстве, Зоя о трудностях и боли не думала.

В десять лет девочка решила поступить в хореографическое училище. И ее охотно приняли (хотя принимают далеко не всех). Но у Зои оказалась прекрасная растяжка, она запросто садилась на любой шпагат. И, самое главное, Зоин прыжок от природы являлся красивым и выразительным. Она прыгала и высоко, и легко одновременно. Конечно, именно прыжку учили, но на это потребовалось бы дополнительное время и усилия. Поэтому прыжок являлся ее фирменной фишкой с самого начала ее карьеры. Прыгнув, Зоя замирала в воздухе, для нее словно не существовали законы земного притяжения. Юная балерина парила над сценой, она взвивалась над ней как птица!

Иногда даже самой Зое казалось, что она может летать, особенно когда оказывалась где-нибудь на высоте и смотрела на землю сверху вниз: «А что, если я упаду отсюда, случайно, например? Наверное, я не разобьюсь, я все равно полечу!» Но, к счастью, здравый рассудок удерживал Зою от бессмысленного риска…

Словом, благодаря своим способностям Зоя оказалась впереди многих своих соучениц, тоже мечтающих танцевать. Кроме того, у девочки имелся музыкальный слух, она, танцуя, попадала в такт музыке.

Здоровье. Здоровьем девочка отличалась тоже хорошим, да и наследственной склонности к полноте у нее не имелось…

Словом, Зою охотно взяли в училище, в котором она провела восемь замечательных, интересных (хотя и не самых легких) лет. Боль? Она в те времена не терзала Зою – уже присутствовала в ее жизни, да, но не владела ею, не подчиняла себе, как в последнее время.

После училища Зою, подающую большие надежды юную танцовщицу, взял к себе в труппу один московский театр. Театр не самый известный, но все равно – это была большая удача, что в восемнадцать лет Зоя оказалась на столичной сцене.