В ответ она получила следующее:

«Я рад, что тебе понравились стихи. Если ты догадалась, кто я на самом деле, то это тоже хорошо. Надоело скрываться».

«Зря ты думал, что я не обратила бы внимание на стихи, если бы ты писал их от своего имени».

«Но они же не мои! Это классика! Последние — Осипа Мандельштама!»

«Неважно. Я на твоем месте поменяла бы ник и аватар, раз уж все теперь выяснилось!»

«Поменяю какнибудь! Не все сразу!»

Вера подумала немного и, сильно смущаясь, написала, поскольку считала, что после того, что Новиков для нее сделал, она должна была уже сама както себя проявить:

«Предлагаю сегодня встретиться. Я многое хочу сказать тебе».

Ответ был получен такой:

«Я готов. Где?»

«Конечно, в башне!»

«В башне?»

«Ну да! На крыше! Думаю, ты не будешь против!»

«Там опасно!»

«Теперь ты можешь за меня не бояться!»

«Ну если так — давай! Во сколько?»

«Предлагаю часов в восемь вечера, как тогда!»

«Как тогда?»

«Именно — как тогда! Это важно!»

«Хорошо! До встречи у башни!»

«Нет! До встречи на крыше!»

«Договорились!»

Вера выключила ноутбук и взглянула на часы. До встречи оставался час. Надо срочно придумать, что она скажет Сереге. Ну, вопервых, спасибо за то, что он ее спас. Да, именно спас! Если бы не он, она непременно свалилась бы на голый асфальт, и сейчас то, что от нее бы осталось, лежало бы в морге. Конечно, Новиков сам привел ее на крышу башни, но она и без этого уже решилась на последнее. Она или замерзла бы насмерть в проходном дворе, или ее покалечили бы собирающиеся там бомжи и прочие асоциальные элементы, или она и сама вспомнила бы площадку башни, с которой так легко сигануть вниз, и совершила бы этот прыжок. Сережка заставил ее взглянуть на то, что с ней происходило, под другим углом. Да, ей, наверно, не хуже, чем многим. Чем ему, к примеру. Кроме того, мама с отцом абсолютно не виноваты в том, что у них такая непутевая дочь. Они воспитывали ее правильно. Вовсе не в результате какихто их педагогических просчетов она совершает идиотские поступки. Просто у нее такой склад характера…

Вера представила, как вчера к родителям, веселящимся с друзьями юности, заявилась бы милиция с сообщением, что их дочь только что отскребли от асфальта и им теперь надо непременно поехать и опознать в морге ее изуродованные останки. От этих жутких мыслей девочка резко передернула плечами. Да, Серега Новиков вчера спас всю их семью. А еще он ее до дома довел. Только вот как… она помнит это не очень отчетливо. В памяти только всплывает, как он чемто вытирает ей лицо у фонтана. И плечи у него при этом голые. Наверно, своей рубашкой вытирал… А еще она помнит, как он крепко прижимал ее к себе на крыше башни, как ласково гладил по волосам и убеждал не делать глупостей. Она думала, что у него просто была такая естественная реакция — помочь отчаявшемуся человеку. А оказалось, что она ему нравится. Такие стихи так просто не присылают.

Вот интересно, а он может ей понравиться? Вера напрягла память и вспомнила согнутую над тетрадкой длинную и неуклюжую фигуру Новикова. Это видение вовсе не вызывало отторжения. Как он там говорил… будто комуто даже стоять с ним рядом стыдно… И кому бы это? Наверняка, Первухиной! Еще бы! Ведь она такая крутая! Или Маринке Карпенко! А она, Вера, совершенно обыкновенная! Она ничем не лучше Сереги! С ней тоже никто рядом стоять не захочет. Так что они друг друга стоят!

Эти мысли Веру почемуто рассмешили. Она этому удивилась, поскольку давно уже не смеялась. Хихикнув пару раз, она с большим аппетитом, чего тоже за ней уже давно не наблюдалось, съела целую тарелку макарон с сыром, запила все это чаем с медом и решила, что уже пора идти на свидание. Да! Пусть это будет называться свиданием! Чтото она давно на свидания не ходила!


Винтовая лестница башни была еще пуста. Значит, никто им с Новиковым не помешает поговорить. Вера взглянула на часы мобильника. Она, как всегда, точна. 20.00. Удивительно, но внутренние часы ее никогда не подводят. Хорошо бы, чтобы Сережка был уже там.

Вера дошла до последней ступеньки лестницы и, надавив плечом на крышку люка, вылезла на крышу. У нее сразу слегка закружилась голова от неприятных воспоминаний. Она закрыла глаза, потрясла головой, прогоняя их, а когда открыла, очень надеялась увидеть Серегу. Но перед ней стоял совсем другой человек.

— По тебе, как всегда, можно проверять часы, — сказал Алик Рогачев, поскольку это был именно он. Его щеку перечеркивала запекшаяся царапина, а правый глаз был немного прикрыт разбухшим веком.

Вера заглянула ему за спину в надежде увидеть Новикова, но смотровая площадка башни была пуста.

— Ты один? — на всякий случай спросила Вера.

— А с кем я должен быть? — удивился Алик.

— А что ты тут делаешь? — вместо ответа опять спросила она.

— Как что? Тебя жду!

— Меня? А зачем? И почему именно здесь ждешь?

— А где же я должен был тебя ждать? Ты ж сама меня сюда пригласила?

— Я?!! — Удивлению Веры не было предела.

— А кто же? Это же ты написала мне сообщение! Твое лицо было на аве… Еще за стихи хвалила… Писала, что понравились… А раньше зачемто велела заткнуться, помнишь? Но я не послушался и, похоже, правильно сделал…

Вера, уставившаяся на Рогачева, начала прозревать.

— То есть ты хочешь сказать, что Серж Дзеркаль — это ты и есть?

— Ну… да… я… В инете приняты никнеймы.

— А откуда такое странное имя?

— Так… В книжке одной попалось. И что тут такого удивительного?

— Ничего, конечно, удивительного нет, просто я… понимаешь… обозналась…

— Что значит, обозналась?

— То и значит! Я думала, что Дзеркаль — это совсем другой человек!

— И кто же? — опять спросил Алик, и Вере показалось, что ему неприятно, что она надеялась здесь встретить когото другого.

— Какая тебе разница? — ответила она, вовсе не желая его разозлить еще больше. Просто оказалось, что ей все равно, какой будет его реакция.

— Мне есть разница, — нервно проговорил Алик. — Раз уж я тебе такие стихи посылаю, то — есть!

— Кстати, а зачем ты их мне посылаешь? Я даже на тебя и подумать не могла! А вчера ты вообще совершенно четко сказал, как ко мне относишься! К чему стихито?

— Вчера… — Алик запнулся. — Вчера… мне просто стыдно было перед тобой за свое унижение… понимаешь… Ты же видела, как эти… как я…

— Ааа… — равнодушно протянула Вера и очень удивилась своему равнодушию.

— Если ты думаешь, что я деньги тебе не отдам, то напрасно… Я отдам, только не сразу… то есть… не сразу всю сумму целиком. Ты же понимаешь, что у меня нет постоянного дохода… только так… от родаков чтото перепадет… Опять же — день рождения у меня скоро… через две недели. Наверняка деньги подарят… Я тебя на него приглашаю… Придешь?

Вера посмотрела на Рогачева с полным непониманием и спросила:

— Меня приглашаешь? А как же Первухина? И вообще, как класс? Что они на это скажут? Может быть, увидят меня и все дружно покинут твой гостеприимный дом?

— А мы без Первухиной… и вообще… без всех… Только вдвоем, а, Вера! Придешь?

— Ага, вдвоем. Поняла. А вместе со всеми нельзя?

Алик смутился, помолчал немного, а потом сказал:

— Понимаешь, у Первухиной есть на меня компромат… видео одно… позорное… И если я буду с тобой, то она выложит его в инет, понимаешь? Такие вот дела… Поэтому мы пока можем только тайно…

— Что значит, пока?

— Ну… не знаю, пока я не придумаю, как вылезти из той ситуации, в которую вляпался…

— А вылезти, Алик, на самом деле очень просто, — усмехнувшись, сказала Вера.

— И как же это? — спросил он с большим недоверием, которое Вера тут же оправдала:

— Пусть Ольга выложит видео.

— Повторяю: оно позорное!

— И что такого?! Для моего позора в «Лучших друзьях» целую группу организовали, в которую ты, кстати, вступил одним из первых! А я ничего! Живу! И ты проживешь!

— То есть ты хочешь, чтобы мне было так же плохо, как и тебе, да?

— Знаешь, сегодня я вдруг поняла, что мне не так уж и плохо, — отозвалась Вера. — Я не трачу больше время на Интернет, на пустую переписку и разговоры, на дружбу с предательницей, на… любовь… с предателем… Про меня в группе «Мы ненавидим Веру Филимонову!», помоему, уже все написали, нарисовали, отшопили мои фотки как могли. Скоро они выдохнутся. Сколько можно? Скучно же! Так и с тобой! Ну… выложит Ольга твое позорное видео, пообсуждает народ с недельку да и забудет. У всех своих забот хватает.

— А если я тебе скажу, что на видео?

— Можешь и не говорить… — Вера хотела добавить: «Мне все равно», но сдержалась, потому что сама этому опять удивилась. Почему ей — и вдруг все равно то, что касается Рогачева?

— Нет, я скажу! Другим ни за что не сказал бы, а тебе скажу! Эти отморозки: Рыба и два его урода… они уже давно из меня деньги трясут! Да! Смейся! Презирай! Я не могу им противостоять! Их трое, а я один! Всегда один! А Ольга засняла на камеру мобильника, как я… как они меня… Ну, примерно все то же, что и ты видела вчера.

— То есть ты хочешь сказать, что Первухина привязала тебя к себе этим видео?

— Да! Да! Да! Я именно это и хочу сказать!

— То есть на самом деле она тебе не нравится?

— Да какое там нравится! Я эту Ольгу ненавижу! Я не знаю, как от нее отделаться! Я тебя… люблю… Вера… Все время о тебе думаю… Да, я подлец! Сознаю! Но так сложились обстоятельства! Пойми ты это! Я просто у них, у этих идиотских обстоятельств, в плену!

Вера с интересом взглянула на Рогачева. Вот она и дождалась от него любовного признания, но оно нисколько не тронуло ее сердце. Более того, она теперь никак не может понять, чем этот Алик, жалкий трус и приспособленец, ей так нравился? Почему она с ума сходила именно по нему? Ведь не далее как вчера готова была даже жизни себя лишить только от того, что он ее не любит. А он, оказывается, любит. Просто благополучие собственной персоны, имидж первого парня в классе для него оказался куда важнее любви к ней. Но тогда это и не любовь вовсе! Уж онато, Вера, теперь точно знает, что ради любимого человека можно пойти на все, а в отсутствии его — даже на смерть! Да, если бы не Новиков, ее, Веру, собрав по частям, уже укладывали бы в гроб. Настоящий, между прочим, с крышкой. А все ради кого? Ради этого мелко суетящегося Рогачева! Ужас какой!