Когда Светорада приблизилась и услышала их разговор, она едва не задохнулась от возмущения и страха, ибо не могла поверить в то, что говорил Ипатий.

– Всех и всякого я убеждал в том, что Глеб – мой сын, о сиятельнейший. Но это было не так. Когда судьба свела меня со смоленской княжной Светорадой, это дитя уже было при ней. Но я хотел взять Янтарную в жены, а потому решил принять и ее ребенка. Я очень любил ее тогда… И я полюбил ее сына. Настолько, что даже собственного сына Варду считал более чужим, чем Глеба.

При этом мальчик резко оглянулся на него, часто задышал, его огромные голубые глаза расширились. Но Ипатий спокойно и решительно продолжал, сказав, что никогда бы не признался в этом, если бы не угроза, нависшая над Константинополем.

– Вы можете выставить условие этим богомерзким язычникам, мой государь. Ибо этот отрок не мой сын, а сын Светорады от русского князя Игоря, родича варвара Олега Вещего. Русы очень заботятся о своей родне, и жизнью Глеба вы сможете вынудить богомерзкого Олега отказаться от осады. Князь Олег пойдет на все, дабы спасти ребенка. Глеб – ваш заложник, государь. Я же… готов отдать его в жертву, как Авраам готов был принести в жертву Исаака во славу Господа.

У Светорады перехватило дыхание, сердце болезненно сжалось. О небо! Ипатий отдавал этим людям Глеба в качестве щита для Царьграда!

Она стремительно бросилась вперед.

– Ложь! Это все ложь, о всемилостивый. Глеб не сын Игоря, не внук Олега. Да Олегу и дела до него нет! Этого человека не остановит жизнь несчастного ребенка, он… Он идет к цели, невзирая ни на чьи жизни!

Все повернулись к ней, а она кинулась к Глебу, упала перед ним на колени, обняла, смотрела через плечо мальчика на Ипатия со жгучей ненавистью. Она ведь доверила ему Глеба, она знала, как он любил его, и готова была не видеться с сыном, уповая на то, что такой любящий отец, как Ипатий, не причинит ребенку вреда.

В зале воцарилась тишина. Лев медленно огладил рукой свою холеную бороду. Алый перстень на его руке кроваво сверкнул.

– Ваше признание несколько неожиданно. Прискорбно, что вы столь долго таили это от нас, Ипатий.

– Я ждал, о наивысочайший. Мне нужен был знак свыше. Я ведь на многое решаюсь, отдавая вам ребенка, которого полюбил, как своего. Но Глеб так невероятно похож на Игоря. А Светорада… Госпожа Ксантия одно время была невестой упомянутого мной архонта Игоря. У язычников ведь нет нашего целомудрия, и Игорь мог взять обещанную ему невесту на ложе еще до свадебного пира. По возрасту Глеба ясно, что так оно и было. Я давно это понял, но никогда не говорил об этом с Янтарной. Но от кого она понесла сына, я не сомневался.

Светорада вдруг нервно воскликнула:

– Чушь! Я никогда не имела детей от Игоря. Олег это знает и только рассмеется вам в лицо. Это будет напрасная жертва. Олег всегда идет к цели, переступая через всякого, даже через дитя!

– Может, вы просто стараетесь спасти своего сына? – почти мягко спросил ее Лев.

Светорада повернула к нему бледное лицо, ее глаза, ставшие почти желтыми от напряжения, остро сверкнули. Она стала торопливо говорить, что готова поклясться чем угодно, поклясться на Евангелии, поклясться жизнью Глеба и своей бессмертной душой, что она не рожала Глеба от русского князя!

– А я, – неожиданно перебил ее Ипатий, – тоже готов поклясться своей душой и своим местом в раю, что Глеб – сын Игоря Русского. Он очень похож на него. И если вы покажете этого ребенка Олегу, то при одном взгляде на Глеба князь пойдет на уступки. Этот ребенок может быть нашим заложником, тем щитом, коим христиане оградятся от жестокости язычников.

Находившиеся в зале Орла царедворцы согласно закивали. Они видели в сжавшемся от страха Глебе не ребенка, а возможность настоять на своем.

– Вы сказали, Ипатий, что вам был знак отдать нам мальчика, – обратился к Малеилу Лев. – Что это был за знак?

Ипатий прикрыл глаза. Лицо его казалось утомленным и суровым одновременно.

– Всем вам ведомо, какая вражда существовала между мной и моим сыном Вардой. Я даже отказал ему в наследстве и отеческом благословении. Все ради Глеба. И вот… Варда и раньше порой приходил к монастырю Святого Мартинакия, но я не желал его принимать. И вдруг, когда я молился в часовне, у меня появилось ощущение, что какой– то голос приказал мне выйти на улицу. Меня будто что– то вело. И только я вышел, как увидел Варду. Мой сын… Именно в тот момент я понял, что Варда – мой сын, герой осады Фессалоник, защитник Константинополя! Он стоял передо мной с перевязанной рукой, со шрамом на щеке и смотрел на меня. И тогда я понял, что Господь повелевает мне: вот твой сын, Ипатий, а Глеба отдай, чтобы защитить град Богоматери. Пожертвуй Глебом, дабы защитить церкви и храмы Константинополя, спасти христиан от язычников, прекратить разбой и смерть. И я обнял своего сына Варду, – склонив голову, закончил Ипатий, – ибо Глеб – отродье антихриста Олега, который громит наши храмы…

Такие истории были в чести у ромеев. Они нисколько не сомневались в том, что услышали. Да и сам Ипатий верил в то, что говорил. Глеба надлежало сделать заслоном, жертвой. Кто– то даже посоветовал, что стоит показать ребенка Олегу и объявить, кто он, а там пригрозить, что мальчику отрежут руку и пришлют варварам, если они не остановят грабеж и кровопролития. Сперва можно будет отрубить не руку, а только пальчик – ведь не изверги же они. Но если на Олега это не воздействует, то за каждый погром и убийство Олегу будут кидать со стены его внука по частям.

И опять Светорада билась, обнимала ноги императора и молила не следовать этим советам. Ведь он же христианин, Господь не простит ему подобной жестокости!

– Она пытается вымолить жизнь своему сыну, – говорили вокруг.

Светорада была в ужасе. Видя, каким непреклонным стало лицо базилевса, как он смотрит на Глеба, она кричала, плакала, умоляя его пощадить ребенка. Олег не снимет осады, даже если заметит, как сильно Глеб похож на Игоря…

Княжна внезапно умолкла, сообразив, что проговорилась. В одно мгновение выражение лиц собравшихся изменилось. Она замерла, дрожа и прижимая к себе тихонько всхлипывающего мальчика.

– Так– так, – кивнул Лев. – Значит, сходство все же есть?

– Глеб – родич Олега, но он не от Игоря, – устало выдохнула княжна.

– Чей же он сын? Кто его отец? То, что вы мать, мы видим, а вот кто его отец, раз он в родстве с русскими князьями?

Светорада молчала. Вспомнила полуденную степь и умчавшуюся от нее Ольгу, которая уводила за собой кочевников. Вспомнила, как маленький Глебушка остался у нее на руках… стал ей сыном.[159]

– Его отец рус. Он в родстве с Игорем, но… – Светорада сбилась, поняв, что не помнит никого из бастардов Рюрика, кого бы можно было признать отцом мальчика и тем самым объяснить сходство Глеба с Рюриковичами. Да и понимала, что этим людям нет до ее объяснений никакого дела. Их заинтересовала лишь возможность выставить условие Олегу, повелеть ему… используя Глеба, если понадобится. И вот уже опять кто– то советует показать Олегу ребенка, объявить, кто он… Если Олегу скажут, что Глеб тут… Глебом звали сына Игоря и Ольги, Олег умен, он быстро все поймет, догадается. Но это не остановит его. Даже будь Глеб его кровным наследником, он не предаст ради него приведенные под Константинополь орды.

И тогда Светорада решилась:

– О наисветлейший, позволь выкупить у тебя жизнь этого ребенка, сообщив, кто был предателем во дворце. Я готова рассказать, кто из твоего окружения сделал так, чтобы Константинополь оказался ослаблен к приходу русов. Скажи, это защитит моего сына?

Император побледнел. Наклонился к ней. Их лица были теперь настолько близко, что она могла даже различить выступившие под жемчужным ободом его венца капельки пота.

– Даже так, Ксантия? Дочь русского архонта… Это были вы?

– Я могу назвать этого человека! – Светорада упрямо тряхнула головой, так что качнулись колты.

Да, княжна готова была признаться, выдав себя, но… Словно вспышка молнии, у нее вдруг мелькнула мысль, что она уже не вправе распоряжаться своей жизнью. Ведь она беременна!

– Я жду ребенка от кесаря, – напомнила Светорада. И поспешила добавить: – Не обо мне речь. Но я выдам вам этого человека, если вы пообещаете пощадить Глеба.

Лев задумался, а княжна уже искала глазами среди находившихся тут советников Самону. Доказательства? Она понимала, что всесильный евнух слишком осторожен, чтобы кто– либо из царедворцев мог располагать доказательствами его вины. К тому же все предыдущие попытки очернить Самону ни к чему не привели. И все– таки у него немало врагов, и они должны ее поддержать.

Внезапно базилевс быстро произнес:

– Отведите эту женщину в тюрьму Вуколеона. И чтобы никто не сообщал об этом кесарю. Пока мы не разберемся. Кесарь во Влахернах, он ничего не должен знать. А вам, Ксантия, – он опять приблизил к ней свое лицо, – нужно подумать, стоят ли ваши сведения того, чтобы я сохранил жизнь вашего сына.

Княжну взяли под стражу, стали уводить. И она уже готова была выкрикнуть имя Самоны, как вдруг к ней с громким криком кинулся Глеб. Вцепился, задыхаясь от плача. И пока его оттаскивали, пока сама Светорада тянулась к нему и умоляла пощадить ребенка, момент, когда можно было бросить тень на Самону, был упущен.

Княжна поняла это, уже оказавшись в подземелье подле Вуколеонского дворца. Вверху располагался роскошный дворец, за стеной – Вуколеонский порт с позолоченными изваяниями быка и вскочившего на него льва, а тюрьма… Вход в нее начинался у стыдливо затаившейся у основания башни калитки. Рядом стояли в полном боевом облачении охранники. За дверью выступала в полутьме площадка лестницы, крутые ступени которой уводили глубоко в подземелье. Светорада еще различила, как к ним вышел закованный в броню крепкий мужчина с рыжеватыми, коротко подрезанными волосами. Лицо его показалось ей смутно знакомым. Этот воин что– то сказал сопровождавшим княжну стражам, а потом, когда ее повели вниз, шел рядом, освещая путь смоляным факелом. Потрясенная происходящим, Светорада шла молча.