– А вы что скажете на все это, севаста Ксантия? – неожиданно обратилась к молчавшей Светораде императрица Зоя. – Базилевс высокого мнения о вашем уме, а вы отмалчиваетесь. Или вы переживаете за этих варваров, оттого что еще не забыли, как жили среди них?

– Не забыла, – подняв на императора глаза, ответила Светорада. – И уже когда– то рассказывала об этом наивысочайшему. Да, у них не столь внушительные доспехи, как у городских схолариев, тем более не такие великолепные латы, как у дворцовой гвардии, но русы живут в постоянных походах и не столько обороняются, сколько наступают и набираются опыта в войнах. Они быстры и отважны. Ваши войска стратиотов,[137] регулярно набираемые из крестьян, не выдержали бы их натиска. Но я считаю, что империя ромеев не уронит своего достоинства, если, вместо того чтобы презирать воинов с Руси, начнет брать их на службу.

– С этого места, будьте добры, поподробнее, – попросил император, повернувшись к ней всем корпусом.

Военная тактика была его коньком, но лица присутствующих сразу же помрачнели. Ну вот, сейчас опять увлечется, станет вести бесконечно долгий разговор, рассуждая о военных операциях и забыв обо всем остальном, а им сиди, вникай и незаметно подавляй зевоту. Однако едва Лев приступил к расспросам, как патриарх Евфимий встал и заявил, что приближается время церковной службы, следует вспомнить о Посте и подумать о Боге. Придворные вздохнули с облегчением. А Светорада подумала, что ей надо упредить Стему, что на его «Хищницу» уже обратили внимание.

И она опять отправила древлянина Силу с янтарным перстнем в корчму Фоки.

Вечером, едва княжна вышла через боковой придел церкви во Влахернах, она увидела Стему, который уже поджидал ее. После быстрых и жарких объятий (им все время казалось, что они вечность не виделись) он неожиданно посерьезнел и спросил:

– Могу ли я довериться тебе, Светка? Это очень важно. Даже важнее твоего положения севасты.

Она почувствовала в его голосе напряженность. Сказала, что если он хочет ей в чем– то открыться, то пусть лучше прислушается к своему сердцу: оно подскажет, что она может сделать для него и насколько готова предать.

Помедлив, Стемид улыбнулся:

– Ты словно вольный ветер, Светорада Смоленская, – так подсказывает мое сердце. Но веет этот ветер в мою сторону.

Но даже после этого признания он оставался напряженным, отмалчивался большую часть пути, пока вел ее по предместью Святого Маманта. Когда же они приблизились к эргастерию Фоки, Стема остановился, собираясь с духом.

– С тобой хочет встретиться один человек. И учти: я для него все сделаю!

Светорада была заинтригована. Но когда они прошли в корчму и тот, к встрече с кем готовил ее Стема, поднялся и повернулся к ней…

Если бы весь Царьград неожиданно взлетел в воздух и стал медленно вращаться – и тогда бы Светорада не была поражена больше, чем сейчас. Ибо здесь, в обычной корчме, в предместье Святого Маманта, в свете слабо мигавшей на столе масляной плошки она увидела объединителя земель русских, правителя Руси, князя Олега Вещего!

Не в силах вымолвить и слова, княжна медленно опустилась на лавку подле стены.

Олег велел:

– Выйди, Стемид. Поговорить нам с ней надо.

Светорада продолжала молча смотреть на него. Олег мало изменился: все тот же высокий витязь– варяг с гордой осанкой, все те же светлые волосы до плеч и аккуратная борода, тот же спокойный взгляд зеленоватых глаз. Может, только морщин у него стало побольше, да сутулился князь немного. Ну и одет был скорее как купец, а не воин – в длинный, темного сукна опашень,[138] светлую рубаху с вышивкой у ворота и опушенную куницей круглую шапочку.

Князь прижал руку к сердцу и, чуть склонив голову, произнес:

– Здравия тебе и радости, княжна Светорада Смоленская, блистательная севаста Ксантия.

Она только и смогла, что кивнуть. А затем вдруг встрепенулась:

– Вы понимаете, как опасно и безрассудно вам появляться здесь?

Он чуть усмехнулся:

– Раз тревожишься за меня – значит, ты еще наша.

– А вы бы встретились со мной, если бы сомневались?

– Стемид за тебя головой ручался.

И тут у Светорады стало нехорошо на душе. Олег знал, как влиять на нее.

Князь Олег Вещий всегда появлялся в самые ответственные периоды ее жизни. По его воле она стала невестой Игоря Киевского, он позвал ее отца в поход на угров, где Эгиля Золото постигла нежданная кончина; при Олеге Вещем ее мать, Гордоксева Смоленская, пожелала уйти в Ирий[139] вслед за мужем и Светорада осталась сиротой. Он повелел, чтобы юная княжна отказалась от своих прав на Смоленск ради великой цели – объединения Руси.[140] Ему преданно служат ее братья Ингельд и Асмунд, даже Стема сказал: «Учти, я для него все сделаю». А Олегу что человек, что былинка. Смотрит поверх голов ради поставленных им целей. Вот и сейчас он дал понять, что ее Стема может головой поплатиться, если что… А вот что? Неужто Вещий не ведает, что, даже поселившись в Палатии, она не предаст ромеям русского князя? Тогда какой же он Вещий, если не понимает этого?

Она не знала, что отразилось на ее лице, но Олег сказал:

– Мне есть что предложить тебе, чтобы не таила на меня обиду. Знаю, не всегда мы ладили, но ведь и врагами не были. Ныне же ты вознеслась так, как я и предвидеть не мог. Не стала княгиней Руси – стала почти кесариной ромейской. А вот Стема твой остался при мне. Я ценю его, мне нужны такие, как он, и ради этого я даже закрыл глаза на его предательство, забыл, как он оскорбил меня и моего воспитанника Игоря, выкрав тебя перед свадебным пиром. Знаешь, сколько мне после вашего самовольства пришлось усилий приложить, чтобы Смоленск покорился единой Руси?

От напряжения у Светорады заболели скулы. Но когда она заговорила, голос ее звучал спокойно:

– Так вы все знали?

Он чуть кивнул.

– Да, знал. Знал, что не ты будешь княгиней Руси. Но в то время, когда дело шло к вашей с Игорем свадьбе… непросто все было. Однако же потом улеглось. А когда Стемид– Лодьир вдруг возник как ни в чем не бывало, да еще и со своим хирдом, мне уже ни к чему было поминать былое. К тому же Русь нуждается в таких людях, как твой Стрелок. И я даже возвысил его, приблизил к себе. Теперь же готов пойти на ряд с тобой, Светорада. И если я закрыл глаза на то небрежение, какое ты проявила к моему родичу Игорю, то и ты забудь прошлые обиды. Вспомни, что ты славянка, что наша. Ибо нам необходима твоя помощь. Ты живешь среди правителей ромейской империи, у тебя есть возможность помочь Руси. И если все сладится… я даже готов вернуть тебе Смоленск. При условии, что захочешь…

Смоленск! Град на холмах над текучим Днепром, еловые боры и густые дубравы, пестреющие цветами луга и березовые рощи, веселые смоляне и… Но где это все? А где она! И Светорада спросила почти с вызовом:

– Думаете, мне Смоленск теперь важнее титула севасты?

Олег придвинулся к ней, посмотрел внимательно:

– Да, далеко ты ушла от той девочки, которая весело плясала перед гостями на дворище Смоленского терема. Но ведь та девочка все еще жива в тебе, раз ты прибегаешь к своему Стрелку из золотых чертогов Палатия?

От его слов в глазах Светорады заблестели слезы. Да, та девочка все еще жива в ней. И ни почести, ни высшее положение, ни богатство не значат для нее столько, сколько покой и радость в душе. Но она заставила себя встряхнуться, заметив Олегу, что и в нем осталось что– то от варяжского бродяги, каким много лет назад он явился на Русь, если теперь, став могущественным князем, он рискует своим положением и жизнью, прокравшись тайком в город своих врагов.

Она говорила с ним на равных и была несколько удовлетворена, заметив, как по обычно замкнутому лицу Олега промелькнула взволнованная тень, как он встал и шагнул в темноту узкой комнаты, словно бы переводя дыхание. А вернулся – был уже спокоен.

– Ну, если ты меня так понимаешь, думаю, мы сговоримся.

«Мой отец любил его, – вспомнила Светорада. – Моя мать его почитала, мои братья у него в услужении, Ольга и Игорь при нем, вся Русь… Русь, которую он сделал мощной и единой, перестав платить дань иным находникам. И Стема ему предан».

Поэтому Светорада только и спросила: что ей надлежит сделать?

Олег заговорил негромко:

– Когда вернувшиеся после разгрома и осрамы русские купцы поведали, как ты помогла им во время мятежа, я понял, что в Константинополе у Руси есть преданный человек. Плохим бы я был князем, если бы не имел в лагере врагов своих людей. И ты не единственная, уж поверь мне. Но ты высоко стоишь, ты многое можешь. Для начала я хочу посвятить тебя в свои планы. А планы эти таковы: Русь пойдет на Царьград, чтобы помститься за то, как к ней отнеслись. Ибо то, что случилось… Вот и ляхи раз за разом поминают про то, и хазары над нами смеются, и печенеги дикие считают, что мы слабы, если ромеи позволяют попирать наших людей. Но Русь крепнет, становится сильной и готова доказать, что может постоять за себя. Вот этого я и хочу… Хочу, чтобы все знали: Русь и ромеев сумеет поставить на место.

Светорада медленно поднесла руки к лицу. Ей было страшно. Понимала, что за словами о чести Руси последуют сполохи войны, кровавой и жестокой. Она глубоко вдохнула. Оба молчали. Ночь была тихой, и в приоткрытое окошко влетали привычные звуки почивавшего южного города: выводили свои трели сверчки, где– то вдали слышалась перекличка ночной стражи, ветер шумел листвой, время от времени стихая.

– Некогда Русь уже ходила на Царьград, – негромко произнесла Светорада. – Князья Аскольд и Дир пытались грозить ромеям, но их разметали. И на Руси до сих пор вспоминают, какой стон и плач стояли в Киеве, когда горестная весть достигла берегов Днепра.

– Так все женщины говорят. Им страшны поражения мужей. И все же все помнят, что Русь ходила на Царьград и устрашила его!

– Вы не понимаете! – рассердилась Светорада. – Ромеи ценят и уважают только себя, все остальные для них просто варвары.