Он смотрел на нее испытующе и строго.

– Что, Светорада? Я ведь знаю, кто ты теперь и с кем ты. Великая честь для Руси, что наша княжна стала невестой самого кесаря. С таких вершин не спускаются. Только вот горько, что ты так ничего и не сделала для своих.

– Как это я не сделала? Да я… Ведь прошлым летом…

– Да знаю я, – отмахнулся он. – Помогала ты нашим, рассказывали. И купец Фост, и витязь Рулав, и варяг Фарлаф – все они хвалили тебя.

– Так они выжили! – обрадовалась Светорада. – Не достали ромеи их корабль своей горючей смесью!

Стема согласно кивнул. Сказал, что в Киеве известно, что смоленская княжна сама предложила себя в заложницы, когда русские гости схлестнулись с эпархом Юстином. Ну да ведь теперь она куда больше могла бы сделать. Например, снять запрет на торговлю русских купцов.

– Все не так просто, Стемушка, – вздохнула Светорада. – В Палатии действуют свои законы, там не каждого слушают. Там… так крутиться надо, так изворачиваться, чтобы чего– то добиться. Однако ты прав, теперь я бы могла что– то сделать для русов. Если займу предназначенное мне место, если сделаюсь женой кесаря. Однако… тогда я навсегда останусь в Византии. Я же, Стемушка, хочу быть с тобой. Ведь мы, несмотря ни на что, все же встретились!

При этих ее словах Стема стал медленно подниматься, задышал с трудом, лицо его озарилось такой радостью, что возникшая в душе княжны во время его рассказа тревога вмиг бесследно исчезла. И когда она протянула к нему руки… Казалось бы, солнце не смогло бы осветить этот мрачный покой – так ярко и счастливо засияли ее глаза.

Стема шагнул к ней, она ждала… Но он вдруг отвернулся.

– Я не могу, Светорада!

– Не можешь?

Удивление вдруг сменилось страхом. И резкой болью. Из самых глубин ее души стал подниматься тягостный приступ рыдания. Чтобы сдержать себя, княжна старалась не дышать. Но все же спросила:

– Ты женат? У тебя семья, жена, дети, а я… Я уже не нужна тебе?

– Что? – Он выглядел изумленным. Потом махнул рукой. – Моя семья – это мой хирд, мои «рысята». И мы все… Ты там не сможешь. Да и служу я, Светка.

– Служишь?

– Олегу Вещему служу.

– Ну и что?

Но он не отвечал, лицо его становилось все более замкнутым, суровым.

Светорада осведомилась:

– Ты служишь тому, кого некогда обманул, похитив меня перед свадьбой с его воспитанником Игорем?

– Он о том не ведает.

– Это Вещий– то?

Она усмехнулась. И вдруг стала понимать. Ее Стема был воином, воинская жизнь всегда много значила для него. И сейчас он, видимо, высоко поднялся на службе у русского князя, многого достиг. Для ее соколика Стемы это было важнее всего. А то, что связывало их ранее… Ну полюбили некогда друг друга двое детей на берегах Днепра, ну поиграли в семью в далеком Ростове… Когда это было? И разве ей самой не казалось уже, что она утешилась с красивым могущественным кесарем, который любит ее. По– своему любит, но все же… Однако сейчас Светораде не хотелось думать об Александре, это бы окончательно сломило ее. По крайней мере в глазах Стемки она вознеслась так высоко, что ей можно позавидовать. К тому же он считает, что у нее дитя от другого. Ей бы поведать ему о Глебе, но княжна слишком долго носила в себе эту тайну и теперь даже Стеме не могла открыться. Да и стыдно было сознаться, что она пустая. Это после стольких– то мужей!

– Ты отказываешься от меня? – глухо спросила она.

– У нас разные жизни, Светка. Так уж доля сложилась. И не ради тебя я прибыл ныне в Царьград. Тут… Надо мне, короче. И если ты сейчас уйдешь… будет только лучше. Наше прошлое – это наше прошлое. Теперь же все по– другому.

Стема говорил все суровее и непримиримее, решив твердо стоять на своем. И каждое его слово, словно новая вспышка боли, обрушивалось на Светораду. Она просто смотрела на него и молчала. Если от тебя отказываются… остается только гордо вынести это.

Она медленно встала, спокойно накинула на голову капюшон, поправила волосы. На Стему старалась не глядеть, хотя краем глаза видела, что он отвернулся.

Светорада вышла не прощаясь. Медленно спустилась по лестнице. Услышала доносившийся со двора эргастерия непривычно громкий, визгливый смех Дорофеи. С чего бы это почтенная матрона так веселилась? Но тут в проходе возникла фигура Силы.

– Уже? Ну и славно. А то Фока напоил бедную Дорофею. Как ее такую в Палатий отправлять?

– Что? – не сразу поняла Светорада. Дорофея, Палатий, прежняя жизнь… Нет! И она вдруг с силой сжала руку древлянина, стала быстро говорить: – Силушка, помоги! Пусть никто сюда не входит. Мне очень надо. А Дорофея… Пусть хоть зальется, но мне невмоготу вот так взять и уйти.

Она кинулась назад, но замерла подле закрытой двери. Ей вдруг стало ужасно страшно! Стема сказал, что их прошлое – это только прошлое. Он отказался от нее. А она… Светорада резко тряхнула головой. К лешему! Они не для того встретились, чтобы тут же расстаться!

Княжна уже взялась за дверную ручку, когда вдруг услышала звук, который не ожидала услышать. Медленно отворила дверь и замерла…

Такого она и в страшном сне не могла представить. Стема плакал. Ей никогда не приходило в голову, что он может плакать. Этот воин, воевода, варяг, предводитель «рысят» рыдал, как ребенок. Стемид не услышал, как она вернулась, стоял в углу, упершись сильными руками в стену. Положив их крест– накрест и прижавшись к ним лбом, он сотрясался от плача, всхлипывал. Странные хриплые звуки вырывались из этого сильного тела. Он старался побороть себя, на миг умолкал, но потом его спина вновь вздрагивала и все тело сотрясалось от безудержных рыданий. Его горе было таким глубоким, что Светорада сама не заметила, как из ее глаз тоже потекли слезы. Медленно и беззвучно она приблизилась к нему, робко коснулась его плеча.

Стемид обернулся и, словно зная, что это может быть только она, с силой прижал ее к себе. Они прильнули друг к другу, будто ища опоры, и губы их, еще соленые от слез, слились в поцелуе…

…Только потом, когда они оба смогли наконец вздохнуть, все еще поддерживая друг друга, Светорада вымолвила:

– Да пусть хоть Перун с Велесом[132] свалятся с небес – но мы будем вместе!

На ее лице читалась непреклонная решимость. Что это он удумал? Да она теперь ни за что не позволит им так расстаться. И Стема понял это. Глядел на нее еще полными слез глазами, но уже более радостно, даже гордо.

– Второй раз в жизни реву так… из– за тебя, Светорада.

Она не спрашивала, когда было в первый раз. Просто ласково гладила его по щекам, по глазам, по этим сильным и таким надежным плечам. Стема стал осторожно целовать ее, коснулся лба, виска, полуприкрытых ресницами глаз. Это была еще не страсть… даже не нежность. Это было новое признание друг друга, соединение двух половинок, встреча. Только потом, через длительное время, когда их сердца стали биться в унисон – стремительно и гулко, – они посмотрели друг на друга уже иначе.

– Жена моя, – прошептал Стема и поцеловал крепко и глубоко.

И словно волна прошла по телу Светорады, тяжелая и легкая одновременно, когда вдруг все поплыло, ноги стали слабеть, и она схватилась за Стему, как за единственного, кто мог удержать ее в этом мире, дать ей радость, упоение. Она жадно и страстно целовала его, задыхаясь в горячечном безумии. А он, подхватив ее, закружил, и они оба расхохотались, словно сбрасывая какие– то оковы и ничего не страшась.

Когда они рухнули на лежанку, Стема смотрел на нее, видел ее взгляд. Она! Это было непостижимо. Он бешено целовал ее откинутые руки, ее волосы, ее полураскрытые уста. Одежды вдруг оказалось так много… Светорада ломала ногти, когда рвала шнуровку его грубой кожаной безрукавки, он путался, не зная, как избавиться от этой длинной пенулы. Но постепенно они справились. Они ведь все могли, когда были вместе!

Поцелуи, прикосновения, сближение… Светорада покорялась с некоей радостной готовностью, почти с нетерпением, а потом вскрикнула от наслаждения и страсти, когда он сильно и мощно вошел в нее. Он ртом заглушал ее крики, крупно дрожал и был напряжен. И они оба замерли на миг, не сводя друг с друга глаз.

– Вот я и дома, – прошептал он у самых ее уст.

– Вот я и не одинока, – ответила она.

Они были вместе, несмотря на годы, расстояния, потери, смерть и по– разному сложившуюся жизнь. И оба устремились друг к другу, качнулись, опять сблизились… медленно, словно вновь обретая свою любовь, словно все перенесенное ими было ниспослано только для этого мига – мига радости единения и возрождения любви.

А потом… Светорада не уловила момент, когда все ускорилось, когда между ласковых слов и поцелуев она полетела за ним неведомо куда. Казалось, небо обрушилось с высот – такой звездопад вдруг засверкал вокруг. Но даже среди этого искрящегося света она уже была не одна.

Спустя какое– то время, когда они лежали рядом, мокрые, усталые и безмятежно счастливые, княжна негромко произнесла:

– Да мы никак на небо попали с тобой, Стемушка!

Помнил ли он когда– то давно сказанную им фразу? Светорада никогда не забывала, как они плавали ночью по озеру Неро, а небо и вода были усеяны бликами светлых звезд. Сколько раз вспоминала она эти слова, даже не мечтая, что повторит их вслух!

Стема помнил. И озеро Неро, и звезды, и ощущение победы своей любви над миром, богами и волей правителей. Он помнил все.

– Когда мне бывало совсем плохо, Светка, я вспоминал все это. И утешал себя мыслью, что самая лучшая девушка в подлунном мире была моей!

– Она и сейчас твоя.

Он зарылся лицом в ее волосы, но тут же приподнялся, взглянул серьезно.

– А кесарь твой? Говорят, он писаный красавец.

– Он сейчас далеко.

– А когда вернется?

Но Светорада уже думала о другом.

– Меня Богородица услышала, – сказала она. – Смотрела, понимала мою тоску и вернула мне тебя.

– Ах да, ваша богиня пресветлая! Да не она меня тебе вернула, а я сам вернулся.