– Медовая. – Он указал на нее большим пальцем.

Светорада озиралась, слыша вокруг непонятный каркающий язык. Попробовала было что-то объяснять на хазарском, но все стали смеяться. Сагай опустился на разостланный войлок и начал что-то рассказывать остальным мужчинам, порой оглядываясь на привезенную им пленницу. Светорада обратилась к одной из женщин, попросила поесть, но та никак не отреагировала. Постепенно все разошлись, занялись своими делами. Из степи к становищу шли коровы, распространяя вокруг запах пота, шерсти и молока. Доильщицы с кожаными ведрами потянулись к стаду.

Вечерело. Женщины готовили у костров еду. Недалеко от Светорады поставили на огонь большой бронзовый котел. Когда похлебка закипела, темная пена, поднимаясь с одного края, выплеснулась на огонь и зашипела.

Сперва к котлам подсели мужчины. Светорада опять увидела Сагая, но он на нее даже не посмотрел. Княжна отрешенно сидела в стороне, прислонившись к колесу повозки. Укачивала Глеба, который встрепенулся, учуяв запах еды, заныл тихонько:

– Ма! Мням, мням.

– Тише, мой соколик. Скоро поешь.

От его хрупкости и беззащитности у нее сжималось сердце.

Когда вокруг котлов уселись женщины, Светорада, оставив малыша под телегой, решила присоединиться к ним. Но на нее закричали, стали отгонять. Только когда все женщины насытились, ей разрешили соскрести со стен котла остатки еды.

Разваренная козлятина с кореньями показалась Светораде странной, но вкусной, и она, набрав еды в глиняную миску, стала кормить Глеба. Потом укачивала его, напевая колыбельную. Малыш сонно поднимал ручку, гладил ее нежной ладошкой по щеке.

– Ма! Мама!

Светорада судорожно всхлипнула. Вот и у нее появился сыночек. Опять подумала об Ольге. Где она сейчас? Жива ли?

К Светораде подошла одна из женщин, жестом и окриком дала понять, чтобы она отправлялась мыть котел. Пришлось повиноваться. Похоже, ее рассказам, что она хазарская царевна, тут никто не поверил.

Когда уже в потемках она окончила работу и вернулась к Глебу, то увидела, что подле него на корточках сидит Сагай. Услышав ее шаги, он повернулся и указал на брошенный у телеги войлок.

– Ложись, – сказал по-хазарски.

Светорада молча смотрела на него. Ей вдруг стало дурно. Когда Сагай схватил ее, она упруго изогнулась в его руках, как большая сильная рыбина, и попыталась вырваться. Тогда он с силой толкнул ее, и она упала, но тут же быстро вскочила на ноги. Удерживая его, стала опять говорить, что она царевна, что за нее он получит большую награду.

На их возню стали обращать внимание, где-то в стороне прозвучал смеющийся голос мужчины.

Сагай тяжело дышал в темноте, глядя на пленницу.

– Знаешь, что он сказал? Чтобы я тебя побил. Но я не хочу. Я тебя подобрал, накормил, привез. Ты должна быть доброй со мной.

Его хазарское произношение было ужасно, но она все поняла. Как и поняла его последнюю фразу:

– Ты ведь не хочешь, чтобы завтра в этом котле сварили твоего сына?

Мучительно застонав, Светорада подчинилась. И уже лежа под двигавшимся на ней печенеге, вспоминала, что еще недавно была со своими, обнимала брата и верила, что все ее напасти позади. И вот все сызнова. Но только еще хуже.

Наконец Сагай задвигался быстрее, застонал и скатился с нее. Но, как оказалось, это было еще не все. Когда мужчина, подтягивая штаны, собрался уходить, подле Светорады возникла еще одна фигура. Другие руки попытались опрокинуть ее на войлок. Княжна стала отбиваться, звать Сагая. Со стороны послышались возмущенные сонные голоса. Сагай шел, не оглядываясь. Когда Светорада попыталась сопротивляться, даже драться, ее больно ударили плетью. Княжну это не остановило, и она продолжала вырываться. Недолго думая, степняк размахнулся и стегнул уже заснувшего Глеба. Малыш тоненько и пронзительно запищал. Но как только насильник вновь занес руку для удара, Светорада вцепилась в него и покорно упала на спину.

Она лежала безропотно, думая о том, что печенеги овладевают женщиной не раздеваясь, что их одежда заскорузла от грязи и отвратительно пахнет, что их объятия полны грубой похоти, а не страсти.

Когда ее оставили в покое, она долго плакала в ночи, прижимая к себе Глеба.

Утром печенеги решили трогаться с места. Светораде давали поручения, ругали за нерасторопность. Она вспоминала, как ранее справлялись с подобной работой женщины хазар. Ах, раньше у нее не было никаких забот, и даже такое громоздкое и хлопотное времяпрепровождение, как кочевка, не доставляло ей неудобств. Блистательная шадё, которой все стремились услужить. Теперь же, когда Сагай посадил Глеба на одну из телег и велел ей идти следом, она смиренно подчинилась.

По пути она нарвала травы и кое-как сплела куклу, наподобие тех, какие ему мастерила Ольга. Малыш заулыбался, получив игрушку, что-то залопотал. Когда игра надоедала, протягивал к Светораде ручки и говорил:

– Ма-ма!

Светорада брела за медленно увлекаемой волами повозкой. Мимо проезжали всадники, мычали подгоняемые бичами коровы, блеяли овцы. Шли, переговариваясь, женщины. Светорада молчала, подавленная гнетом своей злой Недоли. Вот она и рабыня, вот и опустилась ниже некуда. Где ее княжеская гордость? Ей бы не тащиться за повозкой, а лечь и умереть. Пусть бы ее убили, замучили. Но как она может решиться на такое, если в повозке сидит ребенок и зовет ее:

– Ма! Ма-ма!

ГЛАВА 18

Так у княжны началась новая жизнь.

Хотя в стане печенегов хозяином Светорады считался привезший ее из степи Сагай, это отнюдь не означало, что она была его женщиной, скорее она принадлежала всему становищу и была доступна всякому. Вскоре в кочевье не осталось ни одного достаточно взрослого или не совсем старого мужчины, который бы не обладал ею. И Светорада теперь искренне радовалась своему бесплодию. Понести от такого вот… животного – сохрани боги! И хотя княжна чувствовала себя безмерно униженной, все равно знала, что она лучше их, а потому держалась горделиво, с достоинством, что одновременно и раздражало печенегов, и вызывало к ней уважение. Ее почти не били. Печенеги вообще довольно терпимо относились к своим немногочисленным рабам, берегли их, как тот же скот или юрты. Заботились и об общих детях. Так что и к маленькому Глебу относились добрее и заботливее, чем к его матери. Ибо никто не сомневался, что Медовая, как ее тут все звали, мать голубоглазого малыша.

Глеб же, до этого почти не говоривший, теперь, оказавшись на общем попечении, среди множества людей, в том числе и детей, на удивление скоро залопотал на их языке. И хотя Светорада разговаривала с ним только по-славянски, мальчик, все понимая, отвечал ей на местном языке. Светораду это огорчало, хотя и сама она довольно скоро стала понимать грубый каркающий выговор печенегов. Попробуй тут не научись, когда за непонимание можно получить пинок, или пропустить черед садиться с миской у котла. Правда, вскоре она узнала, что одна из женщин в кочевье тоже славянка, хотя та и мало отличалась от иных печенежских женщин – такая же загорелая до черноты, коренастая и темноглазая. Светорада просто заметила, что та более внимательна к ней, иногда даже помогает. И однажды, объясняя Медовой, как надо выделывать войлок, она неожиданно перешла на славянский язык.

Светорада так растерялась, что только смотрела, удивленно моргая. А женщина, почему-то помрачнев, сказала:

– Чего пялишься? Я тут уже несколько лет. Многое позабылось. Но думаешь, они зря называют меня Липней?

Липня. Рожденная в месяце, когда на Руси начинают цвести липы, распространяя вокруг сладкий аромат. И вот… Одета, как печенежские женщины, разговаривает на их языке, дети у нее тут свои – чернявенькие, узкоглазые, кривоногие.

Постепенно Липня рассказала о себе новой пленнице. Она была из славянского племени вятичей, жила в богатом селище, пока однажды на них не совершили набег разбойники печенеги. Не из этого кочевья, другого, а с этим похитившие те степняки встретились уже позже, и ее, молодую крепкую рабыню, обменяли на пару дойных коров и большой котел варки мяса. Липня хорошо знала себе цену, потому что рабыню, которая столь дорого обошлась степнякам, тут ценили, сытно кормили, заботились, когда она прихварывала.

Липня поведала Светораде, что главой рода в этом кочевье является хан Таштимер – уже немолодой, но достаточно крепкий, чтобы стоять над другими, кочевник, толстый, но подвижный и властный. Он считается богатым среди других печенежских ханов, поэтому не очень рвется совершать набеги, хотя и не запрещает молодым воинам, когда те собираются в отряды и уезжают за добычей – то ли просто на охоту, то ли в набег на какие-то селения, а то и на иные кочующие роды. У печенегов это является особой свободой, своеобразным делом чести для мужчин. Самого же Таштимера больше интересуют скот и кочевка, чтобы его стада росли и были сыты, а люди ни в чем не знали нужды. Он известен как хороший хан, покладистый и разумный, его уважают за былую воинскую славу и почитают за силу его воинственных сыновей. Те уже взрослые и ходят собственными кочевьями, сперва выделенными им отцом из своего, но теперь уже приумноженными молодыми ханами. Хан Таштимер порой съезжается с сыновьями, и они кочуют вместе, а то устраивают долгие стоянки с песнями, охотой, хвастливыми речами о набегах. Они и торгуют между собой. Вот так Липня и перешла от одних печенегов к иным. Поначалу, как и Светорада, она тоже была общей женщиной, а потом забеременела и родила двойню. А это всегда считается признаком особой милости небес, потому что сама богиня Умай указывает на наиболее достойную женщину. Поэтому, когда Липню спросили, кто отец ее сыновей, она не растерялась и указала на одного из небедных воинов в кочевье, хотя и не была в том уверена. Однако ее избранник не стал перечить словам столь достойной женщины и при всех объявил, что берет Липню женой, которая войдет в его юрту на правах хозяйки. Вот так Липня и смогла ужиться в становище, постепенно привыкла и теперь всем довольна. Светораде было о чем задуматься. Она ненавидела свое нынешнее существование, однако надо же было как-то устраиваться даже среди того ужаса, в каком ей приходилось жить. И если уж становиться чьей-то женой… Не меньше, чем хана. С тех пор Светорада все чаще смотрела на властного тучного печенега в пышной меховой шапке с полуседыми, спадающими на грудь косами.