В опочивальне кагана горел свет. Асгерд возникла в дверном проеме, как валькирия – с горящими глазами и занесенной для удара рукой. Она увидела Усмара, который протягивал кагану чашу с питьем, и самого кагана, почти раздетого, если не считать набедренной повязки на его огромном волосатом теле. На миг она задержала свой взгляд на обращенном к ней лице Муниша, бородатом, на удивление спокойном и как будто покорном. Потом глаза его расширились, рука, протянувшаяся было за чашей с питьем, замерла. Каган уставился на Асгерд, и Усмар, почувствовав неладное, тоже повернулся. Женщина смотрела на его красивое холеное лицо в обрамлении темной бородки и видела, как он заморгал своими длинными мохнатыми ресницами.

– Узнал меня, муж? А теперь – умри!

Ее рука не дрогнула, и тонкое острие длинной иглы в одно мгновение уперлось в основание его открытой в вырезе просторного одеяния шеи. Асгерд почувствовала, как острие туго входит в плоть, как оно чиркнуло по кости, чуть изогнулось, но потом вновь стало погружаться. Асгерд вогнала его до конца, до самого круглого опала, вкруг которого тут же стала образовываться кровавая отметина.

– Один! – воскликнула Асгерд, вскидывая руки к кедровому потолку покоев и взывая к богу своей далекой родины.

Она торжествовала, и ей было абсолютно все равно, что случится с ней самой. Главное она сделала!

Собачки кагана пронзительно залаяли, заметались. Асгерд же какое-то время ничего не замечала. И только через какое-то время увидела, что Усмар еще жив, что он катается по полу, держась за окровавленное горло, и сучит ногами, растеряв свои блестящие шлепанцы. А еще… Она перестала смотреть на умирающего Усмара, когда каган Муниш вдруг упал на колени и, горестно стеная, стал лизать ковер, на котором расплывалось темное пятно от жидкости из чаши, выроненной мшарейтом. Асгерд стояла и изумленно смотрела, как этот огромный голый мужчина ползает среди мечущихся маленьких собачек и, едва ли не плача, приникает ртом к мокрому ворсу ковра, пытаясь втянуть в себя хотя бы немного пролитой жидкости. А его животные тоже суетились, некоторые, как и он, стали лизать ковер, другие заскакивали едва ли не на спину кагана, заливались лаем.

Когда Асгерд схватили, она, пораженная поведением Муниша, в первый миг даже не испугалась. А когда ее уводили, заметила, что каган, стоя на четвереньках, плачет и бьется лбом о ковер. Потом он рухнул и стал кататься по полу, а на его губах появилась пена. Выла одна из собачонок, а другая уже лежала на спине, извиваясь в судорогах.

В следующее мгновение Асгерд куда-то поволокли.

Светорада уже спала, когда ее разбудили громкие голоса. Она привстала, натягивая на грудь покрывало и заслоняясь рукой от света. Громкий мужской голос рядом приказал:

– Оденьтесь, госпожа! Хаджиб Аарон велел немедленно доставить вас к нему.

Она почему-то совсем не испугалась, скорее была поражена подобной наглостью. Однако, пока служанки, всхлипывая и роняя принадлежности ее туалета, все же одели свою госпожу, она почувствовала, что дрожит. Стараясь взять себя в руки, Светорада подумала, что она русская княжна и не станет унижаться, выказывая страх. И еще поняла: из-за Овадии она попала в какую-то очень опасную передрягу.

Когда ее привели к Аарону, она держалась с достоинством. Стягивала на груди широкое легкое покрывало, откинула с лица разметавшиеся волосы. Хаджиб сидел на низеньком стульчике посреди какого-то темного помещения; в свете факела проступали контуры кирпичных стен, темно-красные арки.

– Присаживайтесь, благородная шадё. – Он указал ей на сиденье напротив себя. Его молодое смуглое лицо казалось бесстрастным, тонкий нос с горбинкой отбрасывал тень на пухлые губы в обрамлении коротко подрезанной иссиня-черной бороды.

– По какому праву… – начала было княжна, но он резко оборвал ее:

– По праву охранника дворца и жизни кагана! Ибо у меня есть подозрение, что ваш муж Овадия бен Муниш хотел отравить своего отца, благословенного кагана Муниша.

Светорада только судорожно сглотнула. Голос повиновался ей с трудом, когда она стала говорить, что такое невозможно, что Овадия безмерно любит родителя, что он жизнь бы за него отдал…

– Помолчи, женщина! – вновь перебил ее Аарон. – Мы схватили слугу Овадии, который пытался опоить кагана отравой. И только появление твоей служанки спасло нашего повелителя. С ним сейчас лекари.

Отчего-то Светорада сразу догадалась, о какой служанке шла речь. Судя по всему, Асгерд была готова на все, только бы отомстить мужу за предательство и гибель ее родных.

Понятия о мести святы у варягов, и Асгерд поставила перед собой цель, ставшую смыслом ее жизни, – убить Усмара.

– Похоже, что вы должны поблагодарить меня за спасение кагана Муниша, – наконец произнесла она, когда Аарон закончил свой рассказ.

– Женщина с оружием в руках в опочивальне кагана – уже преступление. Сейчас ее допрашивают.

Голос Аарона звучал бесстрастно, и Светорада стала понимать, зачем ее привели в это подвальное помещение, дворцовую тюрьму, и что означает допрос Асгерд. Ту пытали. От этой мысли княжну прошиб холодный пот.

Светорада попробовала оправдаться. Она приняла вид хорошенькой напуганной дурочки, стала что-то лепетать о мести Асгерд, о том, что Усмар не имел к самой Светораде никакого отношения, что она даже не подозревала о том, что задумала ее служанка, которую просто выкупила для себя. Усмар же был рабом тудуна Гаведдая.

Аарон не сводил с нее взгляда своих пронзительных черных глаз. Эта молодая женщина с ее растрепавшимися кудряшками и дрожащими губами не походила на заговорщицу. Она так отличалась от решительной служанки, которая плевала в лицо палачам, когда те растянули ее на дыбе, разрывая сухожилия. И ничего не сказала.

– Вашей служанке не удалось сразу убить этого Усмара, – сказал Аарон, когда поток слов шадё иссяк. – Будучи еще жив, он признался, что это Овадия выкупил его у тудуна Гаведдая и приставил к кагану Мунишу. Он также сказал, что питье ему подал евнух Сабур. А этого предателя нигде не могут найти.

Светорада вдруг вспомнила заверения Овадии в том, что Усмар скоро умрет страшной и жестокой смертью, и от мелькнувшей догадки у нее по телу побежали мурашки. Неужели Овадия и впрямь хотел отравить отца? И понимал, что Усмар после этого будет жестоко казнен. Она же осталась во дворце… С ней могут сделать что угодно!

Но Светорада постаралась сыграть свою роль до конца. Она опять хлопала ресницами и хмурила темные брови, принимая вид оскорбленной невинности и уверяя хаджиба, что во всем виноват евнух Сабур, который и ее не так давно попытался отравить. Во дворце все об этом знают, добавила она, наматывая локон на пальчик, чтобы казаться этому ужасному иудею еще более простодушной.

– Но вас Сабур пытался отравить по приказу Рахиль, – просто сказал Аарон. – Рахиль считала, что, избавившись от вас, ускорит свой брак с Овадией. В чем-то она оказалась права, ибо Овадия, испугавшись за вашу жизнь, и впрямь поспешил со свадьбой. Вы много значите для него, княжна Светорада Смоленская, – назвал он ее прежним именем. – Овадия доверял вам, любил вас, и вы многое видели и слышали. Поэтому я хочу узнать: что вам известно?

Но Светорада только повторяла, что она всего лишь глупая слабая женщина, услада ночей, потеха для души Овадии бен Муниша, который никогда бы не посмел посягнуть на жизнь любимого отца.

– Я вам поясню, – вздохнув, устало произнес Аарон. – Когда каган умирает до назначенного срока… да еще и насильственной смертью, то в этом могут обвинить только блюдущих его рахдонитов. После кончины кагана все ишханы хазарских родов стекаются в Итиль. И что же будет, если они, прознав, что кагана убили, хлынут в столицу со своими войсками? Что будет, если нас обвинят в его смерти, особенно теперь, когда войско аларсиев сдерживает ваших соплеменников с их Хельгу, а все силы кара-хазар стянутся к дворцу кагана? Ну что, еще не уразумели?

Светорада так решительно затрясла головой, что ее серьги зазвенели, всколыхнувшись у лица. Но Аарон стал догадываться, что она все понимает… может, даже была в курсе дел шада с самого начала. Но против этого говорило вмешательство ее служанки, по сути спасшей Муниша. Аарон не знал, как поступить с шадё. Отдать палачам?.. И вдруг хаджиб поймал себя на мысли, что ему жаль калечить такую красоту. Он вспомнил, какой стала служанка княжны после того, как ту скинули с дыбы. А ведь тоже красивая женщина была, даже с этими шрамами… А сейчас… просто мешок костей и плоти. Вряд ли после пытки выживет. И если он поступит так с этой златовласой хрупкой девочкой… К тому же, пока она у него в руках, он еще может как-то повлиять на Овадию. Всем известно, как любит ее шад. Не только ее, но все же…

– Вас сейчас отведут в темницу, княжна Светорада. Там вы подумаете, о чем можете мне поведать. Ибо, как бы вы ни старались выгородить своего мужа… Должен сказать, что он не самый добрый друг для вас. Вы ведь неплохо жили и без него, пока он не послал своих людей, приказав им похитить вас любой ценой. Проведал, что вы живете среди полудиких мерян, и велел убить вашего прежнего мужа, а вас доставить в Итиль.

Наступила тишина. Светорада сидела с замкнутым выражением лица, глаза опущены, тени от длинных ресниц полукружьями падают на бледные щеки, нижняя яркая губа закушена.

«Хорошо сделано, – отметил про себя Аарон. – Немного томления, и если княжна и впрямь в чем-то замешана, она выложит все. А если ничего не знает, то все равно хорошо, что она здесь, у нас. Овадия трижды подумает, прежде чем что-либо предпринять. Вот только… Вот только, если не вмешается Мариам…»

Светорада молча ушла за охранниками. Так же молча сидела в полуподвальном помещении, куда ее привели. Сырая темница в подземелье, только небольшое окошко выходит на улицу. Когда стало светать, княжна все же подошла к нему, вскарабкалась по выщербленной склизкой стене и выглянула наружу. Окно выходило на реку, вдали были видны строения противоположной части столицы Итиль, Хамлиджа. Выбраться бы она смогла, даже доплыть, но что дальше? Люди Аарона вскоре разыщут ее и снова водворят в узилище, а подозрение на нее падет еще большее. Да и зачем бежать? Последняя весть Аарона совсем подкосила ее.