– Итиль! Итиль! Мы уже подплываем!

Столица Хазарии вырастала на обоих берегах реки, сливаясь с пригородами и оттого поражая своими размерами. Казалось, этот город не имел ни начала, ни конца. Это была обширная житница, куда приплывали большие корабли, приходили верблюжьи караваны, стекались на зимовья роды кочующих хазар. На фоне яркого неба виднелись тонкие столбики минаретов и яйцеобразные купола синагог, массивные постройки христианских церквей с крестами на кровлях и высокие столбы изваяний на языческих капищах. Многочисленные дымы очагов поднимались к светлому небу, на набережной суетились пестро одетые горожане, шли вереницей верблюды, гарцевали всадники, передвигались кибитки на высоких колесах.

И все же особый колорит столице Хазарии придавала река. Любой город прекрасен, когда он расположен на воде, а Итиль казался просто плывущим по реке. Река была тут широкая, с многочисленными островами, на которых виднелись беленые строения усадеб в окружении зеленых зарослей, а по волнам, между островами и застроенным побережьем сновало множество лодок под парусами и на веслах.

Гаведдай объяснял княжне: столица Итиль состоит из двух частей – собственно Итиль, который расположен на западном берегу, где раскинулись дворцы знати и караван-сараи торговых гостей, а также другой его части – Хамлиджа на противоположном берегу. В Хамлидже были базары, бани, синагоги, церкви, мечети и минареты, много общественных зданий. Располагались там и беспорядочно разбросанные глинобитные домики и юрты простого люда: ремесленников, торговцев, содержателей постоялых дворов.

Обе части города соединялись плавучим мостом, и между ними постоянно ходили паромы и лодки с пассажирами. Светорада и Руслана с интересом смотрели, как на один из паромов заходят люди с большими тюками, заскакивают женщины, закутанные в покрывала. Последним заводили большого рыжего верблюда. Он ревел и мотал головой, когда его попытались поставить на колени. Так и поплыл, гордо вскинув голову, а с его длинных губ падала пена…

Корабелам пришлось пропустить паром. Потом вновь весла ушли в воду великой реки, которая служила связующей дорогой в столице Хазарии, кормила и защищала ее. Река обвевала ее терпким и душистым воздухом, унося прочь смрад, присущий любому месту, где обитает огромное количество людей. Ну а главной достопримечательностью столицы, безусловно, был дворец божественного кагана, к которому как раз и направлялась ладья, маневрируя между иными судами, огибая острова с богатыми усадьбами.

– Смотрите, княжна, вон ваше будущее жилище! – говорил Гаведдай, указывая рукой на огромный дворец из красного кирпича, располагавшийся на острове посреди реки – там, где более мелкие острова отступали от него, словно не смея состязаться в величии с обиталищем правителя.

Первое впечатление от дворца – он богат и огромен. Второе – необычен. Ибо всю дворцовую территорию окружала мощная стена, состоявшая из круглых башен красного кирпича, как будто сросшихся между собой и украшенных мозаикой из белой извести и ярко-синими изразцами, протянувшимися вдоль причудливых зубцов. Орнамент изразцов был богат и необычен, и также богато были облицованы обрамления узких окон, арки нескольких ворот, у которых располагались причалы, где покачивались на волнах ожидавшие пассажиров лодки. Сами входы охранялись стражами с высокими копьями и большими щитами. Все вместе производило яркое и красивое зрелище, и пленницам, привыкшим к деревянным постройкам своей родины, дворец кагана казался каким-то чудом.

Их корабль вошел в относительно узкую протоку между островом-дворцом и берегом Итиля и свернул в сводчатую арку, тоже украшенную сине-белым мозаичным узором.

– Мы проникаем в само жилище богоизбранного кагана Муниша! – воскликнул Гаведдай, воздев руки, словно совершал священнодействие.

Руслана даже пала ниц, прижав к себе сына, который вдруг поднял рев. Хорошо, что Светорада приняла его из рук матери и успокоила. Светорада помнила, что она сама из рода правителей и недостойно ей выказывать изумление и робость перед чужим величием.

Так она и стояла, прямая и невозмутимая, поглаживая Взимка по голове, поэтому даже не придала особого значения тому, как подобострастно стали вести себя Гаведдай и остальные корабелы, когда нос ладьи был пришвартован у кирпичного причала, на котором их ожидали какие-то странные на вид люди. Светорада сперва подумала, что это обычные мужчины, поскольку все они были в белых чалмах и широких шароварах, а потом даже растерялась, заметив, что под их короткими безрукавками угадываются отвислые груди, а лица с многочисленными подбородками и складками жира совершенно безволосы. И если бритых мужчин ей приходилось видывать и раньше, то эти широкобедрые толстые служители, одновременно важные и подобострастные, вызвали у нее брезгливое недоумение, словно она увидела неких уродцев.

– Вас встречают евнухи из гарема самого кагана, княжна, – подсказал ей услужливый Гаведдай.

Светорада была наслышана о евнухах, мужчинах, лишенных своего мужского естества и не имевших потребности в близости с женщинами. Такие жили и при дворе византийских царей, и в странах, где поклоняются Аллаху. Обслуживая покои женщин, они не вызывали опасений у хозяев, что возжелают своих подопечных. И все же видеть евнухов Светораде довелось впервые, что уж говорить о выросшей в глуши Руслане, изумленно пялившейся на мужчин, больше похожих на толстых старух. А те почтительно кланялись Медовой, сразу определив, которая из двух прибывших женщин главная.

– Светлого дня тебе и отменного здоровья, госпожа! – воскликнул приблизившийся к Светораде толстяк. Его голубые глаза утопали в складках жира, а голову венчала огромная белая чалма, увитая золочеными цепочками. – Следуй за мной, прекрасная пери, и ты удостоверишься, что твой удел высок и благороден.

– Это сам Сабур, главный евнух Итильского дворца, – шепнул Светораде Гаведдай, догоняя ее в узком проходе с каменным сводом. Здесь им пришлось вытянуться в цепочку, и Гаведдай скоренько засеменил за княжной, продолжая шепотом объяснять, что евнух Сабур – один из самых важных распорядителей двора кагана и что ей оказана великая честь, если он лично решил встретить ее.

Светорада была молчалива и спокойна. Только на миг задержалась, когда Сабур, миновав лабиринт переходов, сделал знак Гаведдаю, чтобы тот отстал, ибо они входили на женскую половину дворца. Горбун только и успел, что поймать край покрывала княжны и припасть к нему губами, но Светорада почти не заметила этого жеста. Они прошли еще через ряд небольших покоев, где витал смешанный запах гвоздики и мускуса, пока не оказались в отдельном помещении. Здесь им навстречу кинулись несколько нарядных женщин, принявшихся кланяться и улыбаться.

– Да будет с тобой свет солнца и милость неба, прекрасная госпожа! – щебетали они.

Светорада огляделась. Она находилась в довольно просторной, но невысокой комнате, стены и полы которой были сплошь покрыты пестрыми коврами. Взгляд княжны скользнул по деревянному потолку, украшенному резьбой, по богато инкрустированной мебели. Повсюду на коврах в живописном беспорядке лежали вышитые подушечки, а на низких столиках и в нишах стояли изящные, поблескивающие в полумраке кувшинчики, вазочки, пузырьки. Полукруглое небольшое окно было забрано узорчатой решеткой, а два завешенных легкой тканью прохода вели в другие помещения. Евнух Сабур сказал, что там находятся ее купальня и спальный покой.

– Но сейчас вам следует отдохнуть с дороги, дивная пери, а также подкрепиться.

Евнух держался так величаво, будто все здесь принадлежало ему, но Светорада, почти не глядя на него, прошла мимо и приникла к решетке окна. В голове мелькнула мысль, что она здесь словно в золоченой клетке. Вид из окна, выходившего на стену соседней башни, не давал обзора, и это лишь усилило ощущение Светорады, что ей не хватает воздуха, что она заперта, упрятана, скрыта… И теперь ей придется привыкать к подобной жизни.

Однако, когда служанки, улыбаясь и кланяясь, принесли обеим женщинам поесть, оказалось, что она проголодалась, и, чтобы не думать о пленении, Светорада решила хотя бы получить удовольствие от пищи. Она только удивилась, поняв, что есть ей придется как в походных условиях, на полу, где служанки расстелили скатерть – дастархан. Да и еда, как выяснилось, состояла из одних фруктов – гранаты и виноград, арбуз, разрезанный и разложенный в виде цветка, сушеные абрикосы и румяные яблоки. Руслана на этот счет проворчала, что она с дороги лучше бы поела гороховой каши с курятиной или щей.

Но после того как путницы слегка перекусили, им принесли еще один поднос, на котором в небольших, но глубоких чашечках из яшмы и нефрита лежали всевозможные сласти: халва и шербет, изюм и засахаренный миндаль, ломтики сушеной дыни. Тоже еда, но не особо привлекающая внимание, когда по-настоящему голоден. Однако, как оказалось, кормить их тут намеревались всерьез и долго, в соответствии с местными традициями. Едва Светорада отодвинула от себя блюдо с дыней, как по знаку одной из женщин перед ними поставили тарелки с какой-то пряно пахнущей густой похлебкой, в которой плавали кусочки мяса, но при этом забыли подать им ложки. Светорада была озадачена: воспитание не позволяло ей есть руками – она ведь княжна, а не какая-нибудь нищенка! – и она предпочла сделать знак, что уже сыта. Когда же Руслана все-таки стала вылавливать пальчиками содержимое похлебки, одна из женщин оторвала пласт от лежавшей тут же на блюде салфетки, которая на самом деле была на удивление тонким хлебом, и показала, как сложить ее наподобие ложки и зачерпывать похлебку. Кушанье оказалось весьма вкусным. А потом им принесли еще одно яство. Сам Сабур явился во главе слуг, внесших в покой на огромном подносе блюдо из ароматного желтого риса с большими кусками мяса, источавшими дивный аромат.

– Этот плов приготовили к вашему прибытию, госпожа, – объявил он, склоняясь перед княжной.