Гаведдай и впрямь из кожи лез, чтобы угодить Светораде. Он заметил, что она уже не настолько мрачна и углублена в себя, что порой с интересом оглядывает берега, вдоль которых они плыли. Да, в жизни этой женщины было нечто, чего Гаведдай не понимал, но особо и не утруждал себя раздумьями.

Горбун возлагал надежды на благотворное влияние путешествия. Он знал, что перемены в пути не могут не отвлечь человека от грустных мыслей, что новизна впечатлений смягчает боль от былых потрясений и в пути есть немало такого, что может развеять печаль, какой бы глубокой она ни была. Поэтому Гаведдай постоянно отвлекал княжну от горестных воспоминаний, тешил беседами.

– Видите, Светорада, эти берега? Земли, что лежат по правую руку от нас, принадлежат народу мордвы. На другом же, более пологом берегу, обитает храброе и решительное племя гузов, отличных воинов, женщины которых умеют ткать удивительно мягкие и пушистые ковры. А вообще, и гузы, и мордвины являются данниками великой Хазарии. Как и буртасы, к землям которых мы подплываем.

Еще Гаведдай хвалил себя за то, что оставил подле княжны эту бестолковую чернявенькую служанку. Молодая бесхитростная женщина, когда ее не отвлекали заботы о ребенке, просто наслаждалась путешествием, постоянно делясь впечатлениями с новой хозяйкой:

– Ты погляди, какая краса вокруг, а, Медовая! – говорила она, указывая вдаль рукой. – А река тут какая! Если ее запрудить – к вечеру до неба бы поднялась!

Река Итиль и впрямь разливалась широко и привольно, блестя на солнце и отсвечивая голубизной небес. Легкие волны играли у бортов, яркие стрекозы садились на высокие борта ладьи, а в вышине пронзительно кричали чайки.

Зеленые, набегающие друг на друга холмы вдоль берегов, среди которых то там, то здесь поднимались светлые известняковые утесы, поросли высокими соснами и были красивы необыкновенно. У воды порой виднелись деревянные строения, у причалов сновали лодки, на лугах пасся скот.

Светорада окидывала взглядом пространство. Это были новые края, новые земли. Она смотрела вдаль, придерживая на голове развеваемое ветром легкое покрывало, ее щеки разрумянились, глаза блестели, волосы игриво завивались вокруг прелестного лица. Порой она казалась Гаведдаю столь же прекрасной, как и некогда в Смоленске. Вот если бы только не эта пугающая пустота в светло-карих глазах, не эта время от времени появляющаяся на лице недобрая усмешка. Тогда Гаведдай начинал ее попросту бояться. Неизвестно, что еще наговорит о нем Овадии недобрая княжна. И он опять начинал рассказывать, какой радостью для его господина будет встреча с бывшей невестой, ведь Светорада и впрямь могла стать женой царевича Овадии, не подоспей так некстати со своим сватовством Игорь Киевский. Но теперь воля богов свершится и Овадия встретит ту, о которой мечтал непрестанно. Для Овадии это будет такая радость! А смоленскую княжну подле него ждут только величие и счастье.

Река казалась нескончаемой. Сейчас движение по ней было куда оживленнее, чем у берегов Ростова. Мчались под легкими парусами ладьи булгар и хазарских торговцев, сновали узкие легкие лодки-долбленки буртасов, торжественно плыли корабли арабов, богатые и раскрашенные в невероятные цвета. Они казались слишком мощными и неповоротливыми и шли неторопливо, как из-за обилия товара, так и из-за большого количества охранников на них. Особо бдительными стражи становились, когда на водной глади вдруг появлялись стремительные и быстрые корабли варягов со страшными оскаленными головами драконов на высоких штевнях. А один раз Светорада увидела родной русский струг с вытканной на светлом парусе огромной бычьей головой и широко расходящимися рогами – знаком покровителя дорог Велеса. Она долго смотрела ему вслед.

Между тем берега Итиля постепенно стали меняться, переходя в открытую степь. Вдоль правого берега реки протянулся караванный путь. Временами он уходил в сторону, огибая всхолмленные возвышенности, затем вновь возвращался к берегу. Дважды они видели с корабля караваны: вереницы верблюдов, сопровождаемые вооруженными охранниками на быстрых лошадях.

И вот однажды, когда корабль сделал остановку у прибрежной песчаной отмели, на берегу показался отряд всадников, во главе которых скакал тот, кого Гаведдай ожидал уже давно.

Горбун засуетился, прикрикнув на Руслану, чтобы та привела в порядок госпожу, расчесала и подкрасила. Сам же взошел на высокую корму, стал махать ярким широким полотнищем. Светорада невольно заволновалась, поняв, что сейчас она встретится с бывшим женихом, шадом Овадией бен Мунишем. Когда-то ей нравилось поддразнивать его, строить ему глазки, чувствуя свою защищенность, которую давало ей положение княжны, дочери правителя. Ее игривость распалила в сердце молодого хазарина сильное чувство. Теперь же она поплатилась за то свое легкомыслие, став его пленницей.

Отряд на берегу замедлил бег коней. Все всадники восседали на отличных лошадях, украшенных золоченой сбруей, и были окружены борзыми собаками, словно выехали на охоту. Их предводитель подъехал почти к самой воде, сделав знак спутникам приотстать, и теперь во все глаза смотрел на причаливающий корабль. Левой рукой он натягивал повод с золочеными бляшками, сдерживая своего легкого скакуна. Алый чепрак коня блистал золотом, между ушами колыхались пучки фазаньих перьев. Подобный пучок был и на высоком островерхом шлеме Овадии, золоченый ободок которого переходил в наносную стрелку, затенявшую лицо царевича. Но вот он снял его, обнажив выбритую, правильной формы голову с длинным клоком волос на макушке. Светорада даже не сразу узнала его. Ранее он носил длинные волосы, которые щегольски завивал и отбрасывал за плечи. Теперь же – степняк степняком: смуглое лицо, чуть раскосые черные глаза, небольшой, немного приплюснутый нос, под которым темнела полоска усов, обтекавших полные губы хазарина и переходивших в небольшую аккуратную бородку. И все же это был тот же щеголь в богатом облачении, прекрасный наездник, немного полноватый, но ловкий и стремительный. Овадия перекинул ногу в вышитом сапожке через луку седла и одним движением соскользнул на землю. Он шел к приближавшемуся кораблю, не отрывая глаз от укутанной в золотистое покрывало женщины у высокого борта. Когда корабль чуть вздрогнул, пристав к песчаному берегу, с него сбросили сходни и Гаведдай величаво и плавно, будто совершая некий ритуал, стал сводить по ним смоленскую княжну.

Овадия продолжал улыбаться, но одновременно его лицо словно застыло от внутреннего волнения, а грудь вздымалась глубоко и часто. Он смотрел на свою давнишнюю мечту, на эту прекрасную молодую женщину в золотисто-желтом длинном покрывале, столь непривычно выглядевшую в одежде местного кроя – шелковом платье нежного телесного цвета и легких алых шароварах. Овадия увидел ее серьезное лицо, на котором не было и намека на былую беспечную веселость, и словно бы споткнулся о ее колючий взгляд. Да, это, безусловно, была Светорада Золотая, его восхитительная мечта из Смоленских земель. Но в то же время эта женщина казалась куда серьезнее, строже, старше… но и желаннее. Не легкий мотылек, неуловимый и хрупкий, а достойная женщина, земная и близкая, которой он может коснуться, притянуть к себе, обнять… Ведь княжна – его добыча. Ее привезли ему, подарили именно тогда, когда он почти перестал надеяться на встречу, особенно после того, как узнал, что Светорада Смоленская не стала женой Игоря Киевского, внезапно исчезла и ее исчезновение овеяно самыми невероятными слухами, почти легендами.

Словно во сне, он сделал несколько шагов ей навстречу, протянул руки.

– Светорада Смоленская! Прекрасная гурия[107] моих снов! Я и теперь, как много дней назад, ранен стрелой из лука твоих бровей!

Но княжна продолжала смотреть на него почти с неприязнью. Восторженный блеск в его глазах не вдохновил ее, она опасалась шада и видела в нем причину своих бед. Поэтому даже отступила от протянутых рук Овадии и надменно вскинула подбородок.

– Я ваша пленница, шад. Но это не значит, что вам легко будет со мной. Я не желала нашей встречи и не ликую оттого, что она произошла.

Пожалуй, она имела все основания так говорить. Однако Овадию это не смутило. Он окинул взглядом золотые пластинки цепочек у нее на груди и заметил среди них посверкивающий алый кулон, который он когда-то подарил ей.

– Конечно, вы не можете ликовать, Светорада. Но наша встреча была предопределена свыше, и я всегда знал об этом. И хотя гордый Эгиль Смоленский выбрал для вас иного мужа, я уже тогда надеялся, что воля богов вновь сведет нас.

Словно не замечая, как она отшатнулась, Овадия подошел совсем близко и указал на кулон.

– Я неспроста преподнес вам этот прощальный дар, Каплю Сердечной Крови, заверив, что он будет охранять вас. Я почти не солгал тогда, хотя и не уточнил, что этот дар будет оберегать вас для меня. Это роковой талисман, над которым ворожили наши кудесники и который должен был свести вас со мной. Капля Сердечной Крови заговорена на то, чтобы жизненный путь привел вас ко мне. И вот все сбылось! Я вижу вас перед собой, вы моя, я смог получить вас, какие бы преграды ни стояли на нашем пути.

Светорада неотрывно смотрела на него. Его белозубая улыбка вдруг показалась ей отвратительной. Пускай он тут хозяин… ее хозяин, но она презирает его за то, что он посмел внести свое чародейство в ее судьбу. И резким движением оттолкнув руку Овадии, Светорада сорвала с себя кулон и отбросила в сторону.

Шад перестал улыбаться. Его всадники с негодованием зашумели, возмущенные тем, как непочтительно держится эта странная женщина с их предводителем. Гаведдай немного отступил, ожидая неминуемого гнева повелителя. Но Овадия сдержался, даже рассмеялся, негромко и снисходительно.

– О, какая ярость! Ваши золотые глаза, княжна, обладай они смертоносной силой, не оставили бы от меня и кучки пепла. Но вы всегда были страстной и горячей. За это я вас и полюбил. И люблю по сей день. А любовь такого мужчины, как я, не самое большое несчастье для женщины.