Подойдя к дому, мы услышали мужской голос с террасы. Стас решительно сдвинул щеколду калитки, мы вошли во двор и двинулись по мощенной булыжником дорожке к дому. Я обратила внимание, что садик ухожен и очень красив. На террасе показались мужчина и женщина, держащая за руку карапуза лет трех.

Женщина сразу заговорила:

— Это вы приходили днем, зачем… — Но мужчина не дал ей закончить. Отодвинув ее рукой, он заговорил нервным, ломающимся голосом:

— Я все время ждал, что вы вернетесь. Боялся и ждал. Хотя я и прикипел сердцем к этому дому, чувствовал, что он не мой.

Женщина тихо ойкнула и, закрыв рот рукой, смотрела на нас круглыми от ужаса глазами. Мужчина, посерев лицом, присел на ступеньку. Подбежали еще дети, женщина увела их в дом.

Когда они ушли, Стас сказал:

— Рассказывайте, и как можно подробнее. Мы тоже присели на ступеньки.

— Я не преступник и никогда не думал, что смогу так поступить, но жизнь иногда загоняет в такой угол! — начал мужчина свой рассказ. — Мы тогда приехали из Таджикистана, бежали оттуда в спешке, даже не все вещи взяли. Да и то, трое детей и Аня в положении, хоть их бы вывезти, о другом тогда и не думалось. Поселили нас здесь в общежитии, но это только название, а на деле сырой вонючий барак, где хороший хозяин и свиней держать не станет. Грязь, удобств никаких, даже воды нет. Мы только разочек переночевали там. А утром хватились — тюка одного нету, успели украсть. И кто, свои же. Ведь все офицерские семьи, приехавшие кто откуда. Аня в слезы, а ей нельзя волноваться. Я проклял тогда все на свете, всю эту армию гребаную, эту власть, которая сначала посылает на край земли, где и цивилизации-то почти нет, живут словно в каменном веке, а как только заварушка случилась, вообще бросает на произвол судьбы, спасайся как знаешь. Машину, правда, до города дали, а денег нет. Словно и невдомек им, что невозможно ехать и устраиваться на новом месте без денег. Простите! Вам не это нужно, но как вспомню то время, меня аж трясет! Нашел я в тот же день отдельное жилье, та еще халупа — на окраине, ветхая, только и радости, что отдельная. Летом еще можно было там перебиться, а зимой? Пошел в военкомат скандалить. Либо, говорю, давайте нормальное жилье, работу и деньги выплатите за все это время, либо увольняйте к чертовой матери! Но деньги все равно выплатите, что мне, с детьми с голоду умирать? Чуть на гауптвахту не упекли. Но тут из Москвы к ним кто-то приехал, проверка, что ли, какая? Так не поверите, они меня за полчаса на гражданку оформили, деньги какие-то выдали, иди, говорят, отсюда и не шуми. А дня через два после этого я с женой и детьми на барахолке местной был, вещи им теплые покупал, пока деньги еще есть. Там меня женщина и присмотрела. Отозвала в сторонку, стала расспрашивать о моем житье-бытье. Я не сдержался и все ей выложил. Она мне предложила — сделаешь, мол, дельце одно, а я тебе дом отпишу, большой, крепкий. Я перебила его:

— Женщина к вам подходила, не мужчина?

— Женщина. Мужик с ней был, странный такой, молчит и взгляд жутковатый. Я спрашиваю у нее, что за дело такое? Да и дом посмотреть надо. А она мне: надо так надо, идем посмотрим, а о деле потом поговорим. Аню с детьми я домой отослал, а сам пошел с ними. Дом мне понравился, не дом — сказка! В таком только детей и растить. А бабенка эта меня и подзуживает: сделаешь дельце — дом твой. Я ведь не вовсе дурной, понимаю, что домами просто так не раскидываются, знать, дельце-то это дурного толка. А что мне делать? Работы нет, а и устроюсь, разве заработаю столько, чтоб и за хорошее жилье платить, и на жизнь осталось? Да и дом мне в душу запал. Ладно, говорю ей, если не грабить и не убивать, то согласен, сделаю. Девка эта и говорит мне медовым голосом, что убивать не следует, а вот труп утопить надо, и не в реке, а в море. Я так и обалдел! Потом говорю ей, что до моря еще на чем-то доехать надо. А она мне: мол, добудь машину, угони, что ты, не мужик? Я вздохнул и спросил когда. Она отвечает, надо срочно, сегодня вечером. Договорились мы с ней, где и во сколько встречаемся, и я пошел домой. Ане рассказал, а она в слезы: мол, ради меня и детей на такое страшное дело подряжаешься. Потом слезы вытерла и надоумила меня, что машину можно на день или два попросить у хозяина, у которого мы жилье снимали. Подъехали к одиннадцати на условленное место, девка села ко мне в машину и стала указывать, куда ехать, а добравшись до места, я понял, что кружила она, чтоб я не понял, где это. А я был на этой улице, когда жилье себе искал, местность я хорошо запоминаю, на границе все же служил. Остановились за кустами, она дальше пошла, а мне ждать велела, но я тихонько пошел все же за ней, она и не заметила. Вошла во двор какой-то, я за ней, через забор махнул да за кустами хоронюсь. Баба к крыльцу подошла, а на крыльце мужик тот угрюмый и женщина какая-то, тоже молодая, ночи светлые еще, все видно. Подошла, значит, эта бабенка к ним, а мужик хохотнул: «Поздно гуляешь, Юлька, заждались мы тебя, чай пойдем пить». И они ушли, а я к машине вернулся, ждал около часа, вдруг, смотрю, бежит ко мне эта девка. Я машину завел и вперед малой скоростью, она мне ворота открыла, я во двор въехал, к самому крыльцу подрулил. Тут мужик и выносит труп девушки в голубом костюме, с босыми ногами и почему-то мокрый, аж вода течет. Я как глянул, меня аж затрясло, ведь это та девушка, что еще час назад на крыльце живой сидела! Я-то думал, что труп уже давно труп, а тут выходит, ее чуть ли не на моих глазах утопили! Вот ироды-то! Стою столбом, а эти суетятся, девка заднюю дверь машины открывает, мужик труп кладет. Положил, дверцу закрыл, а у самого руки-то трясутся, только девке все нипочем, словно каждый день такие дела проворачивает! Девка мне и говорит, чтобы я подъезжал на следующее утро к нотариусу, и адрес называет. Я поехал, и тут только сообразил, что груза никакого не взял, чтобы к ногам трупа привязать. Вернуться не захотел, поехал к своей халупе, Аня выбежала, удивилась, что я так быстро, я ей объяснил. А она мне и говорит, что не надо топить, пока дом на тебя не оформят, хоть и слабая, а гарантия. Я говорю, что ж ей в машине лежать до следующей ночи? В сарай, говорит, положи, дети туда не ходят. Утром поехал к девяти, а сам думаю, что если не придет, то поеду к этому дому, авось они еще там. Но пришла, оформили все быстро, нотариус пожилой такой дядька. Девка оплатила, что надо, мне дали бумаги с печатью. Я вернулся домой, а жена моя и огорошила. Она в сарай наведывалась, а труп и не труп вовсе, дышит и стонет тихонько! Аня сама вся белая, трясется! В ее ли положении такие переживания?! Пошел я в сарай, девушка и вправду очнулась, шевелится, сесть пробует. Но глаза чумные, заговорил с ней, она словно не слышит. Обсудили мы все с Аней и решили отправить нынче же вечером девушку на поезде куда-нибудь подальше. После обеда я за билетом поехал, самым удобным был московский поезд, на него и взял, он поздно отходит, людей немного. Вечером стал собираться, жена мне посоветовала парик ее надеть, чтоб никто не узнал, я напялил, смехота, да и только, не человек, а леший! Аня девушке тапки подобрала и сумку, денег туда немного положила, это она мне уж потом сказала. Девушка уже ходила и говорила, но только односложно: да, нет. Есть отказалась, даже пить не стала. Я приехал с запасом, выпросил у проводницы постельное белье, мол, жена болеет, уложил девушку, она сразу уснула, и ушел. А с тех пор частенько вижу во сне, как мужик выносит во двор ту девушку, вас то есть, всю мокрую, и в машину кладет. Я ведь догадался, что дом этот ваш, мужик девку Юлькой назвал, а документы были на Александру. Все ждал, что вы приедете дом отбирать, вот и дождался. Аня вас не узнала, она и не смотрела на вас тогда, вина ее грызла, что из-за нее я на такое пошел, а я сразу узнал.

Тут на террасе показалась Аня. Не глядя ни на нас, ни на мужа, она сказала тихим голосом:

— Я вещи собирать начала, но враз все не соберешь, да и ночь скоро. Может, завтра? — Она подняла на меня потухший взгляд, и столько мольбы и затаенной вины было в ее взгляде, что я невольно содрогнулась.

Стас заерзал и посмотрел на меня, я давно все уже решила, потому и сказала спокойно:

— Вещи собирать не надо, это ваш дом, вы и живите в нем. Не мне вас судить, тем более Юлька могла ведь и других людей найти, пожестче, кормить мне тогда рыб в Белом море.

Женщина раскрыла ладонь и протянула ко мне руку:

— Это ваше, я в доме нашла, в подполе. — На ее ладони лежали три золотые царские монеты и кулон, большая черная жемчужина на золотой цепочке.

Я посмотрела и спросила:

— У вас дочь есть или только сыновья?

— Да, вторая по старшинству, — ответила удивленная Аня.

— Ну, значит, кулон для нее, а монеты найдете на что потратить. Кстати, имейте в виду, в доме еще могут найтись ценности, Юлька с Костиком вряд ли тщательно искали, взяли, что на виду было. Это дом моего деда, он всякого мог понапрятать.

Мы встали, собираясь уйти, но Анин муж поинтересовался судьбой Юльки и Костика, Стас коротко рассказал.

Меня знобило, но не от холода. Стас напоил меня горячим чаем, я прижалась к нему, и мне стало легче, тоска отпустила меня. И я спросила:

— Стас, как ты думаешь, каким чудом я осталась жива?

— Нет тут никакого чуда, лапушка. Стечение обстоятельств и неумелость этих мерзавцев. Ты была не голая, в костюме, значит, не сама мыться пошла. Тебе что-то подсыпали в чай, усыпили и положили в воду, газообмен в таком состоянии замедлен, да и держали, наверно, недолго, нервничали, воды в тебя попало не так много, и она вся вылилась в машине и в сарае.

Когда мы появились на даче, я сразу почувствовала — что-то произошло! Да и Пестов в рабочее время оказался здесь, хотя и в выходные нечасто бывает. Или нас ждал с таким нетерпением? В кабинете мы доложили Пестову, что и как, вернее, говорил Стас. Потом Пестов прикинул, как я смогла выжить, и почти слово в слово повторил то, что мне уже сказал Стас. Значит, наверняка так и было, раз они не сговариваясь говорят одно и то же. Вскоре Пестов уехал по делам.