Я схватила его за руку:

— Постойте, Алексей Степанович, сейчас не до Леночки. Зачем вы привезли сюда Нору?

— Вот тебе раз! Наша железная леди ревнует. Но ты же сама с Ильей крутишь.

— У вас одни шашни на уме. Я совсем не об этом. Нора ведь может позвонить кому не надо, если уже не позвонила.

— Да? И кому же?

— Не знаю, может быть, Михаилу Ефремовичу.

— Ого! С чего это ты выдумала? — Он повернулся к СБ: — Слышишь, Анатолий? Ты же у нас военный стратег, тебе и карты в руки. Как будешь реагировать на подобное заявление?

— Не хватало мне еще на бабьи сплетни реагировать. Мало ли кто и кому будет звонить, чушь все это!

Я взмолилась:

— Алексей Степанович! Ваш СБ, он же цельнометаллический, но у вас-то есть мозги. Я ведь серьезно говорю!

— Тебе тоже говорят серьезно, чтобы шла спать, не путалась под ногами и не мешала людям. Как-нибудь без тебя разберемся. Иди, иди! Если через пять минут встречу где-нибудь вне спальни, пеняй на себя! — И довольный собой Пестов отправился дальше, а за ним, окинув меня презрительным взглядом, эта подлая дубина СБ.

Так! Неужели мне суждена роль пророчицы Кассандры? Ее тоже никто не слушал, а Троя пала!


Когда я вошла в спальню, увидела, что Леночка сидит на стуле, сложив ручки на коленях и пригорюнившись. Увидев меня, она испуганно вскочила. Я огляделась, кто-то поставил сюда еще одну кровать, уже застеленную, на ней лежали два полотенца, большое банное и поменьше для лица.

— Ну и чего вдруг ты вздумала меня бояться? Я не кусаюсь. В ванную пойдешь? Вон для тебя полотенца приготовлены, мои в ванной висят на сушилке, сдвинь их, если мешать будут. Что с тобой, почему ты так на меня смотришь?

— Не знаю, но все здесь так странно. Вы будете, наверное, смеяться надо мной, но я боюсь! Сама не знаю чего, но боюсь!

— Я тоже, — буркнула я.

— Да? А чего?

— Не знаю, да и бояться в общем-то нечего. Поэтому команда номер один: перестань бояться, а то на мышь под метлой похожа. Команда номер два: обращайся ко мне на «ты», меня зовут Ася, и я не на сто лет тебя старше, а только на девяносто девять.

Она наконец робко улыбнулась:

— Ася? А я думала, что вы… что ты Марина.

— Ты приняла меня за дочь Пестова? Забавно!

— Ну да, он ведь к тебе как к дочери относится, я заметила.

— Я тоже это заметила, могла бы сказать, что и к тебе он в какой-то мере относится как к дочери, но тогда это уже инцест будет.

— Инцест? Это когда с родственниками спят? Не знаю, хотя что-то есть, может быть, ты и права, она густо покраснела, — то есть я хотела сказать, что похоже на отношение как к дочери, а не про инцест.

Ох, права Маринка, папашка ее точно старый козел! А вслух я сказала:

— Ну что, подружка? Мыться будем или разговаривать?

— Ой, я сейчас!

Она заторопилась, достала сумку и стала перебирать вещички в ней. Я отвернулась, чтобы не смущать ее, села на свою постель. Мне вспомнилась Мила, та не слишком стеснялась, больше делала вид, а сама всех исподтишка разглядывала и тихо ненавидела, а эта всех любить готова. Конечно, все равно Милу жалко, если и с Леночкой что случится, то Пестова четвертовать мало будет. Впрочем, что это я? Типун мне на язык, вернее, на мысли такие. Настал мой черед идти мыться. Когда я вышла из ванной, Леночка уже лежала в своей постели в розовой фланелевой пижаме, волосы на ночь были заплетены в две косицы, в этом виде ей не только двадцать лет, но и шестнадцать с трудом можно было дать.

— Будем спать? Или ты будешь читать на ночь?

— Нет, я не люблю читать, можешь погасить свет, я люблю темноту.

— А что еще ты любишь? — спросила я, погасив свет и забираясь под одеяло, меня не удивило, что читать она не любит.

— Музыку люблю.

— Да? И какую же? — зачем-то спросила я, все равно ведь не разбираюсь в современной музыке, не различу, что мне назвали — популярную рок-группу или марку стирального порошка.

— Шуберта люблю, он такой нежный, то веселый, то печальный.

Я удивилась и от удивления промолчала, впрочем, уже надо было спать. Леночка тоже затихла, заснула наверно. Но я ошиблась, она не спала, повернувшись в мою сторону, она спросила тонким и звенящим от волнения голосом:

— Ася, ты не рассердишься, если я задам тебе вопрос?

— Не рассержусь.

— Очень личный вопрос.

— Все равно задавай. — Я догадывалась, о чем она меня спросит, и не ошиблась.

— Ты… и Алексей Степанович… ну как сказать? В общем, вы любовники?

— Нет, никогда не были и никогда не будем.

— Да? А я подумала… в общем, ты нравишься ему.

— И ты поэтому нервничаешь.

— Что ты, конечно нет.

Я приподнялась на локте и попробовала разглядеть ее лицо, но в комнате было темно.

— Почему же это «конечно»?

— Я же понимаю, кто он и кто я! Ты не думай, я не совсем дурочка.

— Ну и кто же он? «Владелец заводов, газет, пароходов» — это ты имеешь в виду?

Она тихонько засмеялась, совсем неожиданно для меня.

— Ася! Ну какое для меня может иметь значение, чем он там владеет! Важно, какой он человек, я ведь такая эгоистка! — вдруг совсем непонятно заключила она.

— Не поняла, при чем тут твой эгоизм?

— Ну да, я просто плохо выразилась. Я хотела сказать, что мне важно не какой он человек для всех, а именно для меня. Понимаешь?

— Поняла, чего тут не понять. Тебе важно, как он к тебе относится, это ты и называешь эгоизмом. Отца у тебя, скорее всего, вообще не было, может, и с матерью не все ладно, так?

Леночка подскочила на кровати:

— Как ты догадалась? Мама… она, в общем, она сейчас почти не пьет, иногда только. А отца у меня точно не было.

Мы помолчали, и я сказала себе под нос:

— Кто-то подбирает, лечит голодных и тощих котят, а Пестов — нас.

Леночка услышала и встрепенулась:

— А что, ты разве тоже? Ну, я хочу сказать, что и ты тощий котенок?

— Не так, как ты, по-своему, но и я тоже. Как тебе такая компания?

— Очень хорошая компания, мне нравится!

— Ну, спи, спокойной ночи!

Проснулась я от шепота, шептала Леночка. Я сморщилась, что она там, молится, что ли? Нашла время! Но вот кто-то ей ответил тоже шепотом. Я приподняла голову с подушки.

— Алексей Степанович, мне заткнуть уши или как?

— Или как! И вообще спи давай!

Я отвернулась и натянула одеяло себе на ухо, но краем глаза я успела увидеть, что он сидит одетый на ее постели и гладит ее по голове, лунный свет теперь заливал комнату и все отчетливо было видно. Вот это да! Неужели он влюбился? Не просто вожделеет, а любит?! Ведь он пришел только для того, чтобы пошептаться и пообниматься с ней, словно мальчик в пятнадцать лет. Аи да Пестов! Под их еле слышный шепот я уснула, но проспала недолго, наверное несколько минут. Что-то разбудило меня, словно толкнуло изнутри, но не звук, нет, было очень тихо, внутреннее чутье не унималось. Я села на постели. Пестов был здесь, лежал одетый рядом с Леночкой поверх одеяла, дремал или нет, не знаю, но, когда я села, поднял голову.

— Тихо, что тебе не спится? В туалет хочешь? Иди, я не смотрю, только дверью не хлопай, Леночку разбудишь.

Я встала и, как была в футболке, подошла к окну, меня словно вел какой-то импульс, которому я подчинилась. Все вокруг было залито лунным светом, каждое дерево, каждая ветка ясно видны, бетонная стена, огораживающая парк, казалась призрачно-белой. Стоять на холодном полу босыми ногами было неприятно, и я стала переминаться, по-прежнему таращась в пустой парк. Пестов опять не выдержал.

— А ну, марш в постель! — рявкнул он на меня шепотом. — Хватит из себя лунатика изображать!

Леночка сдавленно хихикнула, значит, не спала. Я почувствовала себя полной идиоткой и собралась идти в постель, но, отворачиваясь от окна, боковым зрением заметила какое-то движение и вернулась в исходную позицию. Над бетонной стеной появилась сначала чья-то голова, потом весь человек оседлал ограду, как коня, вот он спрыгнул в парк, а на стену взобрались еще два человека. Услышав, что потерявший терпение Пестов встал, я, не оборачиваясь, махнула ему рукой, чтобы подошел. Увидев, что делается в парке, он сначала онемел, а потом сорвался с места и почти побежал, из комнаты, но у двери обернулся и сказал свистящим шепотом:

— Если выйдете из комнаты, убью!

Хорошо, что от луны было так светло, в темноте труднее одеваться, я стала натягивать на себя колготки.

— Что ты делаешь? Зачем? Он не велел уходить! — зашептала Леночка.

— Ага! Еще бы сказал под кроватью спрятаться! Да нас тут как кур перережут!

Мгновение она смотрела на меня, потом начала быстро одеваться. Собралась надеть юбку, но я подсказала ей:

— Лучше брюки.

Она кивнула, бросилась к сумке и, достав оттуда джинсы, моментально напялила их. Бесшумно, не скрипнув дверью, мы покинули нашу комнату, но тут в коридоре появился какой-то человек, и мы замерли.

— Ася, Лена, это вы?

— Да, Илья, — отозвалась я тихо.

— Пойдемте в детскую, ее легче охранять.

Крадучись, мы двинулись за ним. На пороге комнаты я пропустила вперед Леночку и, привстав на цыпочки, шепнула Илье в ухо:

— Охраняй детей, я сейчас! — и скользнула дальше, не дожидаясь ответа, мне показалось, что он попытался схватить меня, но промахнулся, а в следующую секунду я была уже далеко.

Я кралась вдоль стены коридора, на которую не падал свет. Поворачивать за угол, было очень страшно, но я повернула, с лестницы послышался неясный шорох, деваться было некуда, и я присела там, где была, стараясь вжаться в угол между стеной и перилами лестницы. Мимо меня скользнули две темные тени, но повернули не в сторону детской, а в другую, где были спальни, в том числе и та, откуда мы ушли. Вдруг тишину прорезал чей-то вопль, кричали внизу, потом еще один, и послышались выстрелы. Что же мне делать, спускаться вниз? Идти назад? Я решила спуститься. Внизу где-то горела лампа, так что полной темноты не было, криков больше не было слышно, только что-то трещало и ломалось. Когда я спустилась, на меня пахнуло морозным воздухом. Дверь, ведущая на веранду, была приоткрыта, я выскользнула в нее и пошла вдоль стены дома, заглядывая в окна. Одно из больших французских окон гостиной было разбито. Свет из коридора освещал клубок тел на полу комнаты. Я легко перешагнула низкую раму, чуть не упав на битом стекле, и стала вглядываться, что же здесь происходит? В этот момент от клубка отделилось одно из тел и упало в мою сторону. Нагнувшись, я узнала Бориса, ранен он был или убит, я не поняла. Рывком я оттащила его в сторону и пока оставила лежать, сейчас я для него ничего больше сделать не могла. Двое били одного, и этот один был Пестов. Где же эти чертовы охранники? Я схватила вазу с пианино, но явно не успевала, в воздухе мелькнул нож, я издала пронзительный ведьмин визг, от которого закладывало уши, и на какую-то долю секунды, столь необходимую мне, участники драки замерли. Время словно растянулось, мне казалось, что я не спеша плыву в воздухе, подплываю к одному из напавших на Пестова, аккуратно и как-то несильно опускаю вазу на его голову. Ваза раскалывается, красиво разлетается осколками, голова падающего поворачивается ко мне, и я вижу сквозь прорези черной маски сверкание глаз. Время возвращается ко мне тугой струей вместе с шумом, я вижу, как Пестов обороняется от своего противника одной рукой, вторая висит плетью, он ранен и недолго продержится. Упавший пытается подняться, хватает меня за ногу и дергает. Падая, я успеваю уцепиться за второго нападающего, и мы падаем вместе. Падаю я удачно, меня почти не придавили, и тут же вскакиваю на ноги. Пестов, схватив здоровой рукой валяющийся стул, бьет несколько раз по барахтающимся, один из них затихает, но второй упорно пытается встать. Сил у Пестова уже нет, стул повисает в его руке, я перехватываю его и ножками тыкаю поднимающемуся в лицо, тоже затянутое маской. Он вскрикивает и отшатывается, но при этом пытается выхватить у меня стул, я резко делаю шаг вперед и дважды бью его стулом по голове. В этот момент кто-то влетает в гостиную и бросается к нам. Я поворачиваю стул в его сторону, но вижу, что это пестовский телохранитель. Стул вдруг становится слишком тяжелым, не понимаю, как я держала его с такой легкостью, я роняю его и говорю: