— Доедай и рассказывай, но предупреждаю тебя: если ты опять во что-то влезла, то я не буду дожидаться, пока тебя кто-нибудь прикончит, сам тебе голову оторву! Я-то, признаться, решил сначала, что ты с Бориской поцапалась и от него скрываешься, а у тебя опять что-то новое.

— Во-первых, Бориса я сто лет не видела, во-вторых, это не новые дела, а старые, в-третьих, эти старые дела не мои, а ваши!

— Что за чушь ты несешь?! У меня все чисто.

— Значит, не все. И вполне может быть, что я сильно удивлю вас сейчас. — И я рассказала ему о вчерашнем звонке.

Он слушал молча и довольно спокойно, только когда я произнесла имя Михаила Ефремовича, он заметно дернулся.

— Послушай меня, девочка, а может, это был не он, просто кто-то представился его именем? Ты ведь один раз с ним разговаривала, да и то не по телефону.

Я задумалась, припоминая вчерашний разговор.

— В принципе возможно, и все-таки мне кажется, что это был он. Сначала голос показался мне незнакомым, но потом я уловила его характерные интонации, такие раскатистые барственные нотки, я их запомнила еще с лета.

— Ну, тогда считай, что твоя работа закончилась на какое-то время, Эмму я предупрежу. Сейчас поедем к тебе на квартиру, возьмешь необходимые вещи, и тебя отвезут в надежное место. Нину с Валериком, конечно, тоже.

— Вот они пусть едут, а я не поеду!

— Поедешь!

— Нет! Что хотите делайте, не поеду!

— Неужели ты не понимаешь, насколько все осложнилось? Вчера ты вела себя на удивление осмотрительно и серьезно, а сегодня просто дуришь. Ты же мне руки связываешь, а мне сейчас полная свобода нужна.

— А Илья? Его, того и гляди, опять отравят, вчера к нему бабы какие-то с работы приходили, продуктов натащили, я все повыкидывала, а если я уеду, его враз отравят или еще как-нибудь изведут.

— Я понимаю тебя, но сейчас не до Ильи, свои бы шеи уберечь, игра пошла по-крупному, моих сил хватит только на одно место — то, где будет Валерик, Нина и ты. Придется кем-то жертвовать.

— Я тоже все понимаю, но только не Ильей.

— Да что с тобой, в конце концов! С ума ты, что ли, сошла или влюбилась? Когда ты успела с ним снюхаться-то?

— Я с ним не снюхивалась! Но не для того я рисковала своей жизнью, спасая его, чтобы вот так запросто дать теперь убить его. И если уж на то пошло, то я ваших баб и девок не считаю! Когда я вам сегодня звонила, а вы были так заняты, что и поговорить со мной не могли, то вы не делами были заняты, ручаюсь в этом.

В его глазах мелькнуло удивление, и он покрутил головой.

— Вот язва-то! Уела так уела! Ладно, раз так защищаешь, значит, зачем-то он тебе нужен, я распоряжусь насчет него, но поедешь собираться, как я сказал, доедай.

Я не поняла, что это будут за распоряжения и как они могут сберечь жизнь Ильи, но было ясно, что это максимум, который из Пестова можно по этому поводу выжать. Я допивала свой кофе, как вдруг какая-то неясная мысль начала меня тревожить. Я потрясла головой, встала, потом опять села, наконец не выдержала и сказала Пестову, уже начавшему терять терпение, глядя на мое нелепое поведение:

— А Наташа? Как же Наташа?

— А что Наташа? Что с ней такого? — спросил тот спокойно, но это было спокойствие льва перед прыжком, в его глазах горели красные огоньки, и весь он как-то подобрался. — Ну, что же ты замолчала?

— Наташа ведь тоже в опасности, разве нет? А ведь она носит ребенка!

— Не пойму, с чего ты взяла, что она в опасности? Какое Наташа имеет ко мне отношение? Нет уж, теперь я не тороплюсь, теперь ты, милочка, выкладывай все, что знаешь.

— Ну вот, мы вернулись опять к тому, с чего когда-то начинали: вы опять подозреваете меня черт знает в чем! Вы, как дикий зверь, никому не верите. Да, Наташа не имеет к вам отношения, но зато имеет Сергей, ее муж, я догадываюсь, что у вас с ним какие-то общие дела, какие именно, понятия не имею, да и знать не хочу.

— Откуда у тебя такие сведения?

— Не знаю, в голове вдруг что-то щелкнуло, и я забеспокоилась за Наташу. Считайте это женской интуицией и не смотрите так недоверчиво на меня, индейцы верили в женскую интуицию, особенно тогда, когда собирались предпринять что-то важное.

— Я не индеец, но готов поучиться у них на старости лет, если это поможет. И что же еще говорит твоя интуиция?

— Кое-что еще говорит, но доказательств у меня нет, а вы без них не поверите.

— Помилуй! Если интуиция, какие могут быть доказательства, что-нибудь одно. Ну, говори, говори, я слушаю тебя.

— Хорошо, я скажу. Мне кажется, что вы разделились два на два: на вашей стороне Сергей, а на той Яков, которого я как-то видела у вас на даче, и Михаил. Сергей, может, и предан вам, но союзник слабый. А Яков этот прячется в тени, но та еще змея! Может, даже он и настропалил Михаила против вас, хотя тот и сам хорош. Из них двоих сильнее Михаил, но Яков опаснее, слишком хитер и кусает исподтишка. Правда, здесь есть нюанс, может быть, мне все это только кажется, потому что уж очень мне не понравился этот Яков.

— Ну ты и штучка! Казалось, я хорошо тебя знаю, а ты вот преподнесла мне сюрприз, да еще какой! Даже и не знаю, как к тебе теперь относиться.

— Я могла бы вам посоветовать как, напомнив, что недоверие — это признак слабости, а не силы. Но если вы мне не верите, то какой прок в моих советах?

— Что еще я о тебе не знаю?

— Многое, очень многое, но не из области фактов, а более глубокое, личное, но вряд ли вам это интересно, особенно сейчас. А из фактов только одна мелочь вам еще не известна.

— Вот как! Всего одна? С трудом верится, что так мало! Ну и что же это за мелочь?

— Отдам в квартире, когда приедем туда.

— Так это вещественная мелочь? Тогда вряд ли она уцелела после визита ночных гостей.

— Как знать.

— Едем!

В машине Пестов все рассматривал меня, словно впервые видел, потом отвернулся, задумался. Открыв дверь квартиры, я первым делом приподняла коврик — на муке были видны следы. Пестов после раздумий в машине опять почему-то повеселел, видно, что-то хитрое придумал, прищурился на меня усмешливо и сказал, разводя руками:

— Ну ты прямо гибрид Ванги с Мата Хари!

Я решила поддержать шутку:

— Ага, а еще немножко от Никиты есть!

— Точно!

Мы прошли в комнату. Зря я вырывала вчера у себя волоски и клеила их, не понять, что у меня кто-то был, мог бы только слепой. Мягкая мебель, правда, вспорота не была, и не все вещи выкинуты из шкафов и ящиков, больше похоже на хулиганскую выходку, чем на обыск. Я посмотрела на комоде, потом в шкафу и, повернувшись к Пестову, вздохнула.

— Что, взяли твою мелочь?

— Взяли золото, жемчуг, и Аськин и мой, тот, что вы мне недавно подарили, все меха и деньги, которые я спрятала, а они нашли. А мелочь я еще не смотрела, вы присаживайтесь куда-нибудь, я пойду посмотрю.

— Нет уж, я с тобой, интересно посмотреть твои схоронки.

Я пожала плечами и пошла в ванную, он за мной. В ванной с полочки все скинули, стекло хрустело под ногами и блестело в самой ванне, даже смотреть на это было неприятно. Пестов, оглядевшись, присвистнул. Я присела на корточки и стала искать пакет с прокладками, он оказался закинут под ванну, я достала его, и нашла нужную прокладку, и вытащила из нее листок, который когда-то нашла в журнале из Аськиного пакета. Подала его Пестову и пошла на кухню, которая была в почти приличном состоянии. Я включила горячую воду, намереваясь помыть посуду и поставить потом чайник, но тут нарисовался Пестов с листком в руке, хотел что-то сказать мне, но, увидев у меня в руках грязную посуду, подскочил, вырвал ее из моих рук и поставил обратно на стол, а кран закрутил.

— Ты что делаешь? Я что, тебя посуду привез мыть? Еще скажи, что чаю хотела попить!

— Хотела, — вздохнула я и поплелась в комнату, быстро собрала кое-что, не было сил смотреть на весь этот разгром. — Неужели я все так оставлю и уеду? — не удержалась я от робкого вопроса.

— Нет, все-таки женщины есть женщины! Даже самая лучшая из них все равно остается бабой.

«Неужели это я самая лучшая?» — изумилась я, но спрашивать поостереглась, ведь небось скажет, что вовсе и не я, а так я хоть понадеюсь какое-то время. Закрыли дверь, и Пестов хотел спускаться, но я схватила его за рукав.

— А Валерик, а Нина Федоровна? Он снисходительно хмыкнул:

— Все, включая собаку, в надежном месте. Посадив меня в машину, он о чем-то несколько минут говорил с двумя молодыми мужчинами, которые нас ждали возле машины. Потом сел и велел шоферу трогать.

— А моя машина? — вдруг вспомнила я. — Она же возле агентства осталась, ведь ее украдут или изуродуют!

— Я отогнал ее на платную стоянку недалеко оттуда и заплатил за неделю, — утешил меня охранник.

— Как же, она же закрыта была? Охранник только хмыкнул, а Пестов сказал:

— Неделя хороший срок, уж за неделю что-нибудь да утрясется.

Я посмотрела на него с любопытством, получив от меня бумажку с шифром, он впал в задумчивость. Значит, бумажка серьезная, а я и забыла совсем о ней, только сегодня о ней вспомнила. Машина тем временем вырвалась из города и устремилась дальше. Ехали мы час, несколько раз сворачивали, подъехали к каким-то большим металлическим воротам, охранник вышел из машины и вошел в будку у ворот. Его не было несколько минут, наконец он вернулся, сел в машину, и ворота медленно отъехали в сторону. За воротами был ухоженный парк, в котором там и сям были разбросаны двухэтажные домики, похожие друг на друга, но все-таки разные. Мы медленно проехали мимо нескольких, похоже, что территория парка была очень большой. Наконец остановились возле одного домика, находившегося на отшибе, дорога проходила немного в стороне, вплотную к домикам подъехать было нельзя, к ним вели узкие пешеходные дорожки, и к этому домику тоже. Охранник взял мои вещи, и мы пошли втроем, шофер остался сидеть в машине. Когда подошли поближе, я поняла, что домик не так уж мал, просто спроектирован компактно. Нас никто не встречал. «А где же Валерик и Нина Федоровна?» — недоумевала я. Дверь домика была закрыта и открылась только на условный стук. Нас впустили внутрь, и мы попали в холл. Кроме двух охранников, одного возле двери и другого в глубине холла, никого не было. Пока я осматривалась, ожидая, мужчины говорили между собой, откуда-то бесшумно появился еще один мужчина, постарше, он подхватил мои вещи и понес их. Я оглянулась на Пестова, он сделал мне знак рукой: иди, мол, и я пошла. Мой сопровождающий был похож на крепкого сильного дворецкого, только без ливреи. Он проводил меня в небольшую, довольно уютную комнату на втором этаже, поставил вещи и собрался уходить, но спохватился и сказал: